Идёт он усталый, и цепи звенят,
Закованы руки и ноги.
Спокойный, но грустный он взгляд устремил
Вперёд по пустынной дороге.
Полдневное солнце нещадно палит,
И дышится трудно от пыли.
И вспомнил он живо о тех, что пред ним
Дорогою той проходили.
Тоскою смертельною сжалася грудь,
Слезой затуманились очи…
А жар всё сильнее, и думает он:
«Скорее бы холода ночи!»
Нагрелися цепи от жгучих лучей
И в тело впилися змеями;
И льётся по капле горячая кровь
Из ран, растравленных цепями.
Но он терпеливо оковы несёт:
За дело любви он страдает.
За то, что не мог равнодушно смотреть,
Как брат в нищете погибает.
И долго ему приведётся нести
Тяжёлое бремя страданья!..
Не вырвётся стон из разбитой груди
Исчадиям тьмы в посмеянье!..
В груди его вера святая царит,
Что правда сильнее булата,
Что время наступит, оценят ту кровь,
Которую льёт он за брата!..
1878
Что мне она! — не жена, не любовница,
И не родная мне дочь!
Так отчего ж её доля проклятая
Спать не даёт мне всю ночь!
Спать не дает, оттого что мне грезится
Молодость в душной тюрьме,
Вижу я — своды… окно за решёткою,
Койку в сырой полутьме…
С койки глядят лихорадочно-знойные
Очи без мысли и слёз,
С койки висят чуть не до полу тёмные
Космы тяжёлых волос.
Не шевелятся ни губы, ни бледные
Руки на бледной груди,
Слабо прижатые к сердцу без трепета
И без надежд впереди…
Что мне она! — не жена, не любовница,
И не родная мне дочь!
Так отчего ж ее образ страдальческий
Спать не даёт мне всю ночь!
1878
Много песен слыхал я в родной стороне,
Про радость и горе в них пели;
Из всех песен одна в память врезалась мне —
Это песня рабочей артели:
Ой, дубинушка, ухнем!
Ой, зелёная сама пойдет! (2)
Подёрнем! (2) Ух!
И от дедов к отцам, от отцов к сыновьям
Эта песня идёт по наследству,
И лишь только как станет работать невмочь,
Мы — к дубине, как к верному средству.
Ой, дубинушка, ухнем!.. и т. д.
Говорят, что мужик наш работать ленив,
Пока не взбороздят ему спину,
Ну, так как же забыть наш родимый напев
И не петь про родную дубину.
Ой, дубинушка, ухнем!.. и т. д.
Англичанин-хитрец, чтоб работе помочь,
Изобрёл за машиной машину,
А наш русский мужик, коль работа невмочь,
Так затянет родную дубину.
Ой, дубинушка, ухнем!.. и т. д.
Тянем с лесом судно, иль железо куём,
Иль в Сибири руду добываем —
С мукой, болью в груди одну песню поём,
Про дубину в ней всё вспоминаем.
Ой, дубинушка, ухнем!.. и т. д.
И на Волге-реке, утопая в песке,
Мы ломаем и ноги, и спину,
Надрываем там грудь, и, чтоб легче тянуть,
Мы поём про родную дубину.
Ой, дубинушка, ухнем!.. и т. д.
Пускай мучат и бьют, пускай в цепи куют,
Пусть терзают избитую спину —
Будем ждать и терпеть и. в нужде будем петь
Всё про ту же родную дубину.
Ой, дубинушка, ухнем!.. и т. д.
Мы пируем при блеске огней на балах
И шутя мы поём про дубину,
А забыли о тех, кто сидит в кандалах
Всё за ту же родную дубину.
Ой, дубинушка, ухнем!.. и т. д.
Но ведь время придёт, и проснётся народ,
Разогнёт он избитую спину
И в родимых лесах на врагов подберёт
Здоровее и крепче дубину.
Ой, дубинушка, ухнем!
Ой, зелёная, сама пойдет! (2)
Подёрнем! (2) Ух!
Конец 1870-х годов
Вы жертвою пали в борьбе роковой
Любви беззаветной к народу,
Вы отдали всё, что могли, за него,
За честь его, жизнь и свободу!
Порой изнывали по тюрьмам сырым,
Свой суд беспощадный над вами
Враги-палачи уж давно изрекли,
И шли вы, гремя кандалами.
Идете, усталые, цепью гремя,
Закованы руки и ноги,
Спокойно и гордо свой взор устремя
Вперёд по пустынной дороге.
Нагрелися цепи от знойных лучей
И в тело впилися змеями,
И каплет на землю горячая кровь
Из ран, растравленных цепями.
А деспот пирует в роскошном дворце,
Тревогу вином заливая,
Но грозные буквы давно на стене
Уж чертит рука роковая!
Настанет пора — и проснётся народ,
Великий, могучий, свободный!
Прощайте же, братья, вы честно прошли
Ваш доблестный путь, благородный!
(1870-е годы), (1890-е годы)
