Тpущева C
Апокpифическое утpо
Светлана Трущева
А п о к р и ф и ч е с к о е у т р о
СОТВОРЕНИЕ ЖЕНЩИНЫ
В многомерном пространстве летая свободно
я похожа была на большую цикаду.
космос плавно дрожал за чертой небосвода,
представляя собой тишину и прохладу.
я легко обнимала седые планеты
светозарно-эфирной, прозрачной рукою.
Ничего в высоте притягательней нету
чем блаженство и радость на лоне покоя.
И планеты мерцали, даря свою нежность.
Между ними витали флюиды мажора.
Но однажды вокруг всколыхнулась безбрежность
и залил яркий свет безмятежность простора.
В тот момент родилась небольшая планета.
Поманила к себе необычным свеченьем
и сожгла мои крылья горячим рассветом
и меня напоила медовым забвеньем.
Я открыла глаза,млея в сладкой истоме,
наготу на ветру прикрывая руками,
а потом - возлегла в человеческом доме
и с тех пор я - любовь в теплой жизненной гамме.
АФРОДИТА
Увядая в сырой коммуналке от скуки и лени
прясть и думать: скорей бы обрезали скудную нить.
Но пришедший извне Человек, вдруг упав на колени,
то ли просит любви, то ли просто водицы испить.
Искропенный восторг простирает, взывая, Венера,
Афродита, Киприда! - и утро не кажется злом.
Превращаюсь в голубку на бледной ладони Гомера
и маню опознавшего трепетным жадным крылом.
Воплощаюсь из пены, дарю поцелуи и негу
и готова к расплате в одной ипостаси из трех:
босиком возвратиться домой по разбитому снегу,
тосковать о пророке, упав за постылый порог.
Безразлично, кто будет со мной в эту ночь.
Я закрою глаза и скажу твое имя.
Растворится в потемках бессмыслица-речь
и дрожащие пальцы взметнутся как пламя,
Волховствуя.
и в миг незнакомая плоть
станет плотью твоей под моими руками.
Я - ночная колдунья. Губами лепить
задыхаясь, продолжу желанные формы.
Ночь - аквариум, полный фальшивой любви,
содрогнется, заплещет живою водою.
Море звезд упадет в море летней листвы
и реальность разделит на две запятая:
Я воскресну из зомби, вдыхая экстаз,
ощущая пульсацию нервов сгоревших,
забывая, что ты - лишь бредовый эскиз
в прошлом - мимо прошедший святой или грешник.
,
Пропоют петухи. Я открою глаза
и поранюсь о нож незнакомой улыбки.
Погибая, заклятье прочитаю с листа,
чтобы вечером выплыть в аквариум липкий.
РЯБИНОВАЯ ВЕТКА
Ночь темна, а творец побледнел у мольберта.
Странный холст будто проклят и краски лишились ума.
Взмах руки - и бесстыжие капельки света
лихо брызжут туда, где по замыслу горькая тьма
Раб кистей! Он хотел расплескать на картине
мою черную падшую душу с червивым лицом.
Но - мазок - и обугленный остов рябины
выпрямляется в колбе, ладони смыкая кольцом.
Обгоревшие почки вне времени года
набухают и пахнут древесной смолой.
И упрямые корни, почуяв свободу,
разрывают стекло и срастаются с теплой землей.
Наливаются светом тяжелые грозди,
распускаются листья, но воздух овеян огнем.
Убоявшись огня, вифлеемские звезды
не летят на поклон, а скрываются за окоем.
* * *
От скуки небо изошло из облака,
земля потрескалась, оврагами зевая,
вошла в твою моя поблекшая рука
под жуткий скрежет сумасшедшего трамвая.
Он нас умчал, смеясь, в скрипучую постель
и застелил ее нервозностью и дрожью.
Морозный рваный сон, сыпучий как метель,
засыпал нас, вихрясь, свинцовостью и ложью.
И было все: ночной, дежурный поцелуй,
сплетенье рук и ног - безжизненных веревок,
и суррогат любви - прислужливый холуй
плясал и пел и жил под ноты недомолвок.
С утра - иссякшие, без тела, без лица,
помножив боль и грусть на долгую усталость
воскресли мы на дне трамвайного кольца,
трамвай разинул рот, меняя смех на жалость.
4
Я
Я хотела быть Светом Истины
Для тебя.
Для тебя одного.
И я стала горящей звездой.
Но ты выбрал электролампу
и вкрутил ее в мозг или в сердце
и заснул над вчерашней газетой.
Я в отчаяньи вышла за дверь,
в черно-синюю кровь ночи,
чтоб отдать свой свет и любовь
человеку, который захочет.
Но прохожие, видя меня,
созерцали хрустальное блюдо
с заливным поросенком румяным,
отрезали кусочки и ели,
каждый - сколько хотел или мог.
И когда меня съели дотла
я осталась просящей ладонью.
Я просила немного любви,
понимания, света, добра,
получала - холодные деньги
или очень холодные камни...
НАКАЗАНИЕ
Я - магиня. Я - Bella Donna.
Я из гордого мрака пришла.
Близ моей красоты бездонной
повергаются в прах зеркала,
гаснут свечи, бледнеет рассвет,
кровоточит желания бред.
Путь мой вымощен лишь сердцами.
Их пронзает мой острый каблук
и горячая кровь ручьями
заливает магический круг.
А в кругу - вереницы людей
иссыхают от бурных страстей.
Мое имя, попав на губы,
вызывает и похоть и страх,
разбиваются семьи, судьбы,
воздвигая мне храм на костях.
Я легонько взыграю бровью
и владею чужой любовью.
Драгоценности и банкноты
усыпают мой адовый храм
и мужчины как бегемоты
неуклюже ползут к ногам...
Но во мне лишь саднящая боль:
Я устала влачить эту роль!
Я устала быть Белладонной.
Я устала быть вихрем зла.
Разрываюсь в тоске бездонной
без спокойствия, счастья, тепла!
Я мечтаю в могиле истлеть,
но Господь отобрал даже смерть!..
* * *
Прощаюсь навсегда, не оставаясь кошкой,
мурлычащей под звук твоих шагов,
ни пташкой на руках, ни опаленной мошкой
на медленном огне бессвязных слов.
Ни влагой на губах, ни воспаленным снегом
под холодом любимых каблуков,
плеснув тебе в лицо потусторонним смехом,
поднявшимся из адовых кругов.
Я ухожу как явь, как из-под ног - часть суши.
Отпущенное время истекло.
Ты мог бы удержать, но ты не отдал душу.
Лови же смеха битое стекло!
* * *
На озерах, в лесах, в пункте А, в пункте Б,
между веком, секундой и миллисекундой
и на гребне минуты, дыханью попутной,
без судьбы, без борьбы, но в судьбе и в борьбе
херувимоподобный младенец всерьез
устремляет глаза на соперницу света,
утомленно целующую сигарету
в белоснежной машине как в облаке грез.
Мальчик смотрит и ждет. Неспокойна земля
и становится воздух тяжелым и зыбким.
Вот блондинка младенца согрела улыбкой
в точке Y совпали их биополя!
В точке Y совпали их биополя,
истерично на небе взыграли зарницы.
У блондинки со страхом взметнулись ресницы
и ладони легли на окружность руля.
И растаяло белое облако грез,
отпечатавшись в памяти раной дымящей
и младенец застыл в лоне призрачных гроз
меж прошедшим и будущим и настоящим...
* * *
Ты и я. А между нами слово
равное прострации по вкусу
черным днем повисло нездорово,
вспыхивая горечью и грустью.
Слово "НИКОГДА". И буквы-лица
веками захлопали сурово.
Мы - разноименные частицы.
Ты - в конце, а я в начале слова.
Бесконечно малые частицы
на краях бездонного молчанья.
Ни в лучах предутренней зарницы,
ни в желе вечернего сиянья
Мы не в силах раздробить на слоги,
на морфемы или же на звуки.
А оно бестрепетно и строго
держит нас в гербарии разлуки.
ОЖИДАНИЕ
На кончиках беспомощных ножей,
На корке свежей ярославской булки.
На матрицах безликих этажей,
во тьме слепых и узких переулков
Раздался шаг - и воздух просветлел.
И формула "КОГДА" легла в пространство.
Раздался шаг - и круглый миг сгорел
во глубине невидимого царства.
Раздался шаг - и лик твой проступил
сквозь ночь, луну и сквозь морозный воздух.
Раздался шаг - и ты заполонил
снежинки и рябиновые грозди.
Ты воплотился в свете фонарей,
согрел своим присутствием трехмерность.
Застыла я у павших ниц дверей
и сохраняла звуку шага верность.
Да. Время было муторным вчера
и медленно сочилось в полость сердца.
Но мерный шаг на плоскости двора
стал равен воскрешающему скерцо!
* * *
Переступив порог кубического гроба
я попадаю в пасть безумной хищной ночи.
Она меня глотает.
Я лечу,
И попадаю прямо в поднебесье,
Где звезды, задрожав, упали из созвездий
и новое сложили - облик Твой.
Да. Я тебя люблю. Как и до новой эры.
Да. Я тебя люблю как прежде. Как тогда.
Но мы не можем слить дыхания в одно.
Но мы не можем крыльями обняться,
поймать одну и ту же Божью искру,
войти в одну и ту же реку дважды.
И если где-то во вселенной вспыхнет встреча
