Эльвира Бочкова
Женское сердце в груди
Стихи
Нижний Новгород
Издатель Гладкова
2007
ББК 84(2Рос = Рус)6
Б86
Бочкова Э.Л.
Б86 Женское сердце в груди: Стихотворения. – Н.Новгород: Изд. Гладкова О.В., 2007. – 80 с. – ISBN 978-5-93530-188-0.
Член Союза писателей России Эльвира Бочкова – автор девяти поэтических сборников: «Движения души» (Москва: Современник, 1980), «Иду к Тебе…» (Горький: Волго-Вятское кн. изд-во, 1986), «Верна календарю» (Н.Новгород: Волго-Вятское кн. изд-во, 1992), «Спасёшься любовью» (Нижегород. гос. техн. ун-т., Н.Новгород, 1996), «Последние романтики» (Нижегород. гос. техн. ун-т., Н.Новгород, 1997), «Далёкое-близкое» (Н.Новгород: ИП Гладкова О.В., 1999), «Лето осени» (Н.Новгород: Изд. Гладкова О.В., 2001), «Майский снег» (Н.Новгород: Изд. Гладкова О.В., 2003), «Девятая книга» (Н.Новгород: Изд. Гладкова О.В., 2005).
Десятая книга стихов Эльвиры Бочковой «Женское сердце в груди» – это своего рода состоявшийся, хотя, может быть, и с опозданием, разговор лирической героини с ушедшими из жизни, а также потерянными в «переменах» погоды дорогими ей людьми, попытка определить тот внутренний стержень, который столь важен для неё в общие трудные времена. Метафорическое переосмысление действительности – основная черта поэтической манеры автора.
ББК 84(2Рос = Рус)6
ISBN 978-5-93530-188-0
©Бочкова Эльвира Леонидовна, 2007
перемены погоды
НОВОГОДНЕЕ. 2007
У людей не ищу утешенья.
Буду праздновать время потерь
Десять дней, а минут раздраженья
Не учту – как случайных! – теперь.
Не помогут сознанью
пристрастья
Напитаться мечтой дармовой
О твоём, век двадцатый, безвластье
Над седьмой – в двадцать первом – зимой.
Чьи же дети в бесснежье
камнями
Забивают посланье небес,
Чтоб – зиме пребывать за горами,
Чтоб – январь за морями исчез?
Бессердечие детям простится.
Только дети вот этих детей,
Повторивши их грешные лица,
Не поверят, что грех – без когтей.
* * *
Бежать от возраста пытаясь,
Я погрузилась в странный миг,
Когда и яблоки на завязь
Идут, и глáзки ежевик
Из-под куста сухой смороды
Глядят и просят: «Защити
Нас от ветров и непогоды –
Они вот-вот должны прийти».
И я опять к тебе – другому! –
Свой обращаю вдовий взор,
Как будто, вышедши из дому,
Веду с тобою разговор.
ОТЦОВСКОЕ НАСЛЕДСТВО
Этот холод нагрянул, когда не ждала.
Двадцать первого века, июля
Устояла в лугах луговая трава –
Не легла под каток ветродуя.
В эту грозную ночь
Дом отцовский трещал,
И скрипела зубами калитка,
И высокие волны стучали в причал,
И душа заходилась от крика.
И стонала река, что была так близка
От крыльца, от избы самородка.
…И напрасно ждала я, отчаясь, гудка:
Затерялась в ночи самоходка.
ВЕК ДВАДЦАТЬ ПЕРВЫЙ
Не ухожу туда, где ничего
Быть не могло или давно исчезло.
…А если испарилось и… воскресло? –
Идут слова от сердца моего.
Сердечный ритм из тысячи веков
Сюда пришёл – в авральный двадцать первый.
…Как всё-таки сдают, ветшают нервы
За годы с силой порванных оков!
Не дай же Бог себя раскрепостить
До той черты, когда судить закату
О днях твоих!..
Поставит врач заплату,
Коль к сердцу подберёт не ключ, а нить.
Прощайте же, сердечные дела:
И слёзы, и восторги, и смущенье
Пред тайною сосновой шелушенья
Коры…
Прощай, из трещины смола!
ДВА ВДОВЬИХ СТИХОТВОРЕНИЯ
1
Я похвалу не очень жалую –
Стараюсь быть самой собой.
Беру газету залежалую
С той чёрной датой: роковой.
Зачем же в красный час заката
Моим глазам нельзя смотреть
В газету, где зияет дата
Твою означившая смерть?
Не стала жизнь моя обвенчанной
С холмом на всех семи ветрах,
Когда была всесильной женщиной,
Когда меня покинул страх
Перед закатами багровыми,
Что отражалися в реке,
Не став ни старыми, ни новыми:
С кудрявой тучкой налегке.
2
Не бойся, что плачу, тоскую, грущу:
Мой день мне милее и краше,
Как только удачно июнь облачу
В твой серый, отглаженный плащик.
И горы клубники – спелее зари! –
У неба прошу…
Ты не смейся,
А голосом прежним скажи мне: «Сорви!
На нашем проклюнулась месте».
Тебя не молю, чтобы ты за спиной
Стоял…
Жизни скинь половину:
Ты первую прóжил бок ó бок со мной,
Вторую же – тихо покинул.
* * *
О себе говорить не спешу,
Потому что любимые рядом,
Ибо памятью личной грешу –
Не селю их за жизненным спадом.
Не селю даже тех, кто исчез,
Растворился в самом запределье,
Ибо видят мой каждый порез,
Видят скромных стихов рукоделье.
Всё простили мне – чувствую так.
Я за всё неживым благодарна:
И за то, что сжимала кулак,
И за то, что бывала бездарна.
* * *
Ненастный день. И тучи
стаями
Идут на яблони в цвету.
Они стоят, глядят усталыми
Глазами прямо в высоту.
Зачем гроза на них надвинулась,
Отодвигая час, когда
Им засиять плодами дивными
Опять настанет череда?
И всё ж от туч едва ль отбиться:
Они и выше, и сильней.
Не проще ль ниже наклониться
И стать для них ещё видней?
Нет, нет и нет! Готовы к бою:
Свои свернули лепестки,
Чтоб грозы их раскрыли с болью
И пощадили гладь реки.
* * *
Было тихо, но вот – началось!
Ветер грыз, словно хищник, осокорь,
А потом долго вдалбливал гвоздь
Дождь в крыльцо!..
Был свидетелем тополь.
Говорят, что ему повезло.
Но ужимки его городские
Не украсили крону-чело.
…Тополя, может, все вы такие?
Но осокорь, чей мощный вихор
В небеса, словно в космос, стремился,
Застонал, как разлаженный хор,
В дверь избы он,
как воры, ломился.
Я боялась, что в теле ствола
Стонут раны и древние дупла.
…И, как ветром, боязнь мою сдуло,
И с крыльца я в ненастье сошла.
* * *
Этот ветер – холодный, промозглый! –
Пробирает меня до костей.
Неужели он Богу угодный? –
Пребывает в плену скоростей.
Этот ветер меня доконает,
Если с ветром играть в поддавки!
…Шёл бы так, словно в море цунами,
С честью приняли б смерть моряки.
Но живу в полосе среднерусской –
И душой прикипела к беде.
…И сидит на земле трясогузка,
Как яичко, укрыто в гнезде.
оптимисту
Я больше тебе не умею помочь:
Живи, будто день – незакатен, –
И он перетечь – очень медленно! –
в ночь
Не может под солнцем без пятен.
Теперь – ни бессонниц, ни вечного сна.
Где меч от луны в изголовье?!
И сыпет иголки на хвою сосна,
Не веря в своё малокровье.
Не выйдешь ты в полдень
В свой сад из избы –
Послышится гром, то есть ропот
На то, что всего лишь мы века рабы,
Где – войны, погосты и копоть.
И солнечный город создать не пришлось,
И Божий язык непонятен
Тому, кто привил виноградную гроздь
К сосне, но под солнцем без пятен.
* * *
О потерях судить не берусь я,
Потому что, потерянный мной,
Ты горюешь у близкого устья
Летней речки – ещё озорной.
Эта речка петляет лугами,
Подмывает свои берега,
Мель за мелью
скрепляет цепями,
Почитай, из того же песка.
А когда от безумства очнётся,
Ужаснётся свободе своей
От закатного грустного солнца,
Что с неё всё не сводит очей.
Но не в силах она измениться:
Ширя устья пленительный плен,
По лугам продолжает змеиться,
Где цветочной пыльцы – до колен.
вздох
Случайно ли ты встрепенулся,
Когда уходила
в ночной –
Из вёдра, лишённого вкуса, –
В тот дождь, что всю ночь – проливной?
Пойми же: тебе не подруга.
И веки мои тяжелы
От боли сердечной, недуга,
Вернее, от
в сердце иглы.
Пошла наугад в ночь прозренья –
Не в силах зной полдня терпеть.
…Тогда и распалась на звенья
