Шломо Клейман
Рыжий демон
"Не покидай меня на старости лет моих,
не оставляй меня..."
(из еврейской молитвы)
1
Я не знаю, кто он, где он,
как его зовут,
и зачем он, рыжий демон,
выдумщик и плут,
залетел в мой мозг усталый,
будто на постой,
будто двором постоялым
стал мой мозг больной
для шальных, беспутных бесов,
извергов ночных,
но когда без спросу влез он
в омут снов моих,
в мой подвал, исповедальню,
грязных грез музей,
храм разврата персональный,
где на склоне дней
вызрели плоды распада
тела и души,
брызнули гормоным ядом,
и как черт к ночи,
он явился, бес нахальный,
как к себе домой,
будто сайтом виртуальным
стал мой мозг больной
для таких, как он, бесстыжих
филеров ночных...
но как только, демон рыжий,
он увидел их,
пышных, розовых и плотных,
в кружевах туник,
льнущих, ластящихся, потных,
как-то сразу сник,
озираясь ошалело,
онемев совсем,
я к нему -
мол, как вы смели,
кто вы и зачем
в частный сон мой залетели,
будто здесь кино,
вам-то, сударь, что за дело,
вам не все ль равно,
вы же честь мою задели...
- Ну, ты, брат, даешь,
улыбнулся и - несмело
что, не узнаешь?...
2
Я не знаю, кто он, где он,
как его зовут,
и зачем, мой бедный демон,
врун и баламут,
стал тогда мой мозг усталый,
вялый и больной,
диснейландом небывалым,
и меня с собой
утащил ты для начала
в синь морских глубин,
Для начала,
- так сказал он,
в глубь морскую, в синь
ты всмотрись, вглядись сначала
в бездну и лазурь,
и как будто не бывала,
вылетит вся дурь
из мозгов твоих усталых,
и ты вспомнишь вновь,
как с тобою мы, бывало,
разбивали в кровь
здесь, карабкаясь по скалам,
босые ступни,
страх глотая, отрывались,
вскрик,
и всплеск,
и вмиг ...
... оглушенные печалью
тонущих вершин,
гиблой, сумеречной далью
голубых глубин,
многоцветной вакханалью
пляшущих актрис...
- Никогда здесь не бывал я,
мокрота и слизь
мне противны изначально,
как и все вокруг,
случай, кажется, банальный,
вы меня, мой друг,
с кем-то спутали,
- печально,
но, мой дорогой,
вы спросонья,
вы нечаянно
в сон для вас чужой
забрели
в своем отчаяньи,
как к себе домой,
а теперь - пойдемте баиньки,
вы -
в свой сон родной,
ну, а я
в свою подваленку,
в негу и уют,
в будуар, в усладу,
в спаленку,
меня дамы ждут...
...Грудь теснило и ломило,
больно, не вздохнуть,
видно, ребра раздробило,
пробую взглянуть
где я,
солнце уходило,
облако в огне,
сосны надо мной молились,
я лежу на дне
каменистого ущелья
под седой скалой,
среди гордого безделья
гор,
- Где мы с тобой,
он сказал мне,
умирали,
и в последний час
мы друг другу завещали...
- Вы на этот раз
пыткой вырвать попытались
память о тех днях,
о которых не осталось
ничего в мозгах
слабых, вялых и усталых
Видимо, тогда
вы здесь, друг мой, потеряли,
друга,
и себя
все казните,
но едва ли
друг ваш -
это я,
одинок я,
не бывало друга у меня,
слаб я сроду,
мне по горам
не пришлось бродить,
мой совет -
не надо горем
память бередить,
злоключения оставляют
в прошлом навсегда,
радостью напоминают,
болью - никогда...
... Мы взлетели, ввысь и быстро,
будто не во сне,
где парят легко и низко,
будто бы извне
нас швырнуло,
мы повисли
в полой черноте,
среди искр звезд бесчисленных,
где-то на черте
между выдумкой и истиной,
там, на пятачке,
где совместно фальшь и искренность
строят на песке
замки грез смешных, двусмысленных,
там, на волоске,
вместе , значит и повисли мы,
тряпкой на древке,
может, соплями мальчишьими,
а вокруг везде
и безвидно и безжизненно,
в голой пустоте
понад бездною бессмысленной,
- Здесь,
- сказал он мне,
к Богу бесконечно близки мы,
Здесь,
- сказал он мне,
отделится ложь от истины,
Но,
- сказал он мне,
не бывали здесь при жизни мы...
... Тело вдруг оцепенело
нет ни рук ни ног,
надо же,
исчезло тело,
двинуть бы не смог
даже пальцем,
вмиг - пропал я,
сердце - не стучит,
ясность мысли
небывалая,
все во мне молчит,
страха вроде нет,
не больно,
и нигде не жмет,
кажется, парю безвольно,
кажется, влечет
как бревно меня,
- в просторный,
сводчатый проход,
где при входе поднадзорном
пропуск мне дает
рыжий черт
в ермолке черной,
а по стенам влет,
на экранах иллюзорных,
все наперечет,
в перелетах коридорных,
задом наперед,
четко, буднично, проворно,
будто бы отчет,
фильм о жизни моей вздорной,
крутит рыжий черт,
чудный черт
в ермолке черной,
Вот он где, расчет
чтобы вспоминал покорно,
чтоб поставить в счет,
окончательный, бесспорный,
только тут просчет,
Не согласен, не готов я,
пусть немало лет
прожил я,
еще здоров я,
труд, диета, бег,
по утрам -
бассейн, зарядка,
за собой слежу,
сердце, печень, стул -
в порядке,
справку покажу,
я работаю,
зарплата
так нужна -
долги,
внуки -
чудные ребята...
слушай, погоди,
не тащи меня в бездонный,
сумеречный мрак,
в жалкий путь односторонний...
... знаю, что дурак,
что так лучше, чем в палате,
с воплями в ночи,
что с инфузией, в халате,
смоченным в мочи,
проклинать себя я буду
с рвотою взахлеб,
что подарком твоим чудным,
друг мой, пренебрег...
знаю, лучше так, - нежданно,
знаю, жизнь я
прожил тускло, бесталанно,
изменить нельзя
ничего,
и неприлично
плакаться - прошу
честно,
пусть и нелогично,
брат,
я -
быть хочу...
3
Я не знаю, кто он, где он,
как его зовут,
и зачем он, вредный демон,
выскочка и шут,
сделал так , что мозг усталый,
вялый и больной
вдруг предстал концертным залом,
и наперебой
струны страстно простонали,
строясь под настрой,
трубы грубо забурчали,
брызгая слюной,
и замолкли,
все застряло,
но веселый, злой,
дерзкий дирижер бывалый
с рыжей бородой
вскинул крылья пятипалые
и проткнул иглой
тишину,
загрохотало,
как перед грозою,
громом барабанных палиц,
скрипки со слезою
раздраженно задрожали,
а кларнеты, ноя,
заклинания клокотали,
но тарелок злое
горе молнией сверкало,
трубы и гобои
хрипло, матерно взывали,
будто с перепою,
к справедливости,
и звали,
всех на бой, на бой -
со мною
Вал взбесившихся аккордов,
свежих, как весна,
трепетно звенящих, гордых,
окатил меня,
изодрал личины, маски
и сорвал с лица,
смыл с души белила, краски
грима,
до конца
развалил ограды, стены,
раскрошил броню,
и затих...,
но пьяно пены
рыскало по дну
с обыском
- Провал, измена,
брызнули смычки
в скерцо нервном и надменном,
сволочь, сжег-таки
все, что было,
не успели,
если б хоть клочки
тех звучаний уцелели,
если б хоть клочки...
Слезы мандалинных трелей
каплями текли
в пепел, где бесстыдно тлели
в искрах угольки
стыдных вожделений тела
Ну и чудаки,
мрачно промычало чело,
я же вас учил,
я ж вам пел (а может -- пело?),
стонами в ночи,
человечество сумело
подобрать ключи
к долголетию лишь тела,
нету ни души
в этом теле прогорелом,
лучше не ищи...
Бродят по Земле умелые,
крепкие в кости,
толпы бодрых,
пустотелых
тел,
ты их прости...
Спором вздорным изможденный
вымотан, без сил,
разоренный, осужденный,
я не уследил
за флейтистом беспардонным,
вдруг заголосил,
как козел на стадионе,
всплакал и взгрустил
блеющим хасидским стоном,
но притормозил,
и пошел,
вначале сонно,
будто позабыл
он мелодию спросонья...
а потом сложил
мне в подарок танец скромный,
я -
примерз, застыл
и пустился в пляс, бездомный,
в сторону могил,
где в толпе глухой и темной
кадиш говорил
по отцу я,
видно, помер,
я и позабыл,
как же так...
отец? -
вот номер...
кто-то попросил
подойти к окну в том доме,
где еще коптил
огонек свечи,
в проеме
