Владимир Сурнин - Ценю предательство иллюзий (сборник)

Ценю предательство иллюзий,
В них есть надежды обретенье.
И если мир до строчки сузить,
Получится стихотворенье.

Какая разница, насколько
С реальностью сомкнутся грёзы?
Допустим, на шлепок осколка, —
И будут, без обмана, слёзы.

В грядущее легко поверить
И жить, о чём-нибудь мечтая…
А без мечты закрыты двери,
Куда лишь избранных пускают.

Когда трещали ребра у Союза,
И Ельцин слал Америке привет,
Нечаянно уснула моя Муза,
Чтобы очнуться через много лет.

Такая запятая – не игрушка,
За нею явь и бесконечность строк.
…Я заждался тебя, моя старушка,
Нам это расставание не впрок!

Пока, на грани выдоха и вдоха,
Мы старились, по мере наших сил,
Прошла, как буря, целая эпоха,
Которую никто не уяснил.

Кто голодал там, а кто ел от пуза,
Кто вопрошал других: как дальше жить?
Но я молчал – молчала моя Муза,
Чтоб лишь сейчас опять заговорить.

И слову, что в пыли еще сокрыто,
И скорби тех, кто жизни видел дно, —
Всему вокруг моя душа открыта:
Ей быть другою, видно, не дано.

Пусть в этой жизни прозы выше крыши,
Пусть говорят: поэзия не в счёт, —
Кто хочет слышать, тот меня услышит,
А кто услышит, тот меня поймёт.

Нам вряд ли заслужить с тобой медали:
Таких, как мы, имущие не чтут.
Но мы с тобой ещё не всё сказали,
Нас если не сегодня, но прочтут.

Тому, кто близок, не бывать обузой,
Пусть грешникам зачтется за грехи.
…А ты живи и будь со мною, Муза!
Нам, может быть, воздастся за стихи.

Осенний сумрак…
Дождь и тлен
Опять пришли, но что погода?
Нас кружит ветер перемен,
Каких не видела природа.

Без пылесосов и крюков
Они, подобно урагану,
Сдувают всюду пыль веков,
Ломая города и страны.

Мир закачался и оглох,
Убитый воплями досуга.
На переломе двух эпох
Не могут люди друг без друга.

Увы, мой друг в земле сырой,
Но это разве что меняет?
Пусть его нет, но я живой,
А жить и память помогает!

Стремится выжить человек
И пережить паденье тронов.
…Но видит, глядя в новый век,
Опять царей и царских клонов.

Пищат пернатые стозвонно,
Плывёт за окнами рассвет…
Встаёт на ноги полусонно
Страна, в которой правды нет.

Отсюда, где мертвели, ссорясь,
И где мирились без труда,
Поодиночке Бог и Совесть
Ушли, краснея от стыда

За тех, кто лжи подставил уши,
Кто фарисействовал умно.
Кто говорил, что он на суше,
А сам тянул страну на дно.

За тех, кто, не боясь расплаты,
Готов был только пить и есть…
А впрочем, нету тех, кто святы,
Греховны равно страх и лесть.

Одной страны простые люди,
Какие есть – в том нет вины,
Мы все – ответчики и судьи —
Перед Историей равны.

Когда года пройдутся плугом,
И бури сила истечёт,
Она одарит по заслугам —
И по заслугам проклянёт!

Писал поэт не без успеха,
Что там, где властвует булат,
Копящим злато не до смеха:
Остаться живу был бы рад.

А там, где злато правит балом?
Ответ для нас предельно прост:
Одним – лафа, и все навалом,
Другим – дорога на погост.

Нам повторяют то и дело,
Как надоевшие стихи:
Не в демократии, мол, дело,
А люди, собственно, плохи.

Что поголовно вымирают,
Так это их самих вина.
Они не тех, мол, выбирают,
Отсюда – бедствует страна.

Всё это правильно отчасти,
Но кем задумана игра?
У тех – тузы краплёной масти,
У нас – пустые номера.

И это – в облике закона…
Одних он грубо потрошит,
К другим не входит без поклона,
А третьих – вообще смешит.

Мы начали, но карта бита,
И понимаешь без прикрас:
Там, где господствует элита,
В загоне самый бедный класс.

Когда он там разбогатеет?
Стать богачами всем – смешно.
У нас народ так не умеет,
У нас так не заведено.

У нас не станут брать нахрапом,
И хуже – слабого душить.
Нет, лучше за границу драпать,
Или, без дела, водку пить.

Но есть надежда: в час печали,
Когда себе уже не рад,
Заговорят те, что молчали,
Прозреет наш «электорат».

Откроется всё то, что скрыто,
И, мерседесами пыля,
По миру разбежится свита —
Та, что играет короля.

И мы, которых до упора
Держали в темноте кулис,
Раскинем руки, как актеры,
Которых вызвали на бис.

Двадцатый век, дитя прогесса,
Дал то, что не смущает нас:
Сближенье разных интересов,
Сплетенье рук, слиянье рас.

Всё то, что классики вещали,
У нас случилось без затей.
И хоть мы позже начинали, —
Не позади Европы всей.

И те, кто просто верят чуду,
И те, кто ничего не ждут,
К нам приезжают отовсюду
И даже, пешие, идут

Транзитом, в поисках работы…
Но уж никак не умирать!
Ликуйте, горе-патриоты,
Вам есть теперь, кого карать.

Во всех просчетах, безусловно,
Что были или быть могли,
Не только пришлые виновны, —
Еще жиды и москали.

Вы их готовы гнать – по праву
Первородства и кулака.
Такую надо вам державу?
На время или на века?

Мне жалко вас, предтечи рая,
Где любят чистоту кровей.
У вас от скуки умирают,
Вам не положено детей.

Ведь вы – субстанции, не люди,
Чтоб лишь одну идею чтить.
Где всё сверкает, как на блюде,
Там нечем что-то оттенить.

Всё было хорошо ли, плохо —
Вам быть собой не надоест.
Приходит новая эпоха…
«А Васька слушает, да ест».

Спешат календари, меняя даты,
Листая жизнь, как чистую тетрадь.
Кто скажет наперед, что будет свято,
А что не станут даже вспоминать?

Таят волхвы названия открытий,
Спасает душу Ариадны нить.
Мы не боимся никаких событий,
Поскольку их не в силах отменить.

У них нет ни названья, ни причала,
Что стало плотью, то рекой течет.
Но и в стихии есть свое начало,
И в жизни каждой мера и отсчет.

На прошлое полезно оглянуться,
Хотя бы чтоб не повторять вранья.
В истории немного революций,
А сколько налетает воронья!

Над полем, что не обойти стопами,
Где много отцвело, но вновь цветет,
Оно кружит, кромсая нашу память,
А с нею всё, что за душу берёт.

Подите прочь, гурманы мертвечины,
Искатели имён на черепах!
Копаться в том, что было, есть причины,
Но нет причин для пляски на гробах.

Из дома, где поразъезжались гости,
И где уж сколько лет как не живут,
Вы тащите «неправильные» кости,
Но мёртвые ведь сраму не имут!

Не разделить погибших за отчизну!
Не выживет, лишь прошлое жуя,
Политика, похожая на тризну,
И власть, что хуже стаи воронья.

Когда читать газету между строк,
То понимаешь лучше, без обмана,
Что более, чем запад и восток,
Нас разделяет глубина кармана.

Но это наблюденье не сюрприз,
Хотя я до конца себе не верю:
Ведь это наш, родной капитализм,
Стучится в дом и нагло лезет в двери!

Когда и как успел он повзрослеть?
И почему един во многих лицах?
Смеётся, кто сумел разбогатеть,
И плачут, кто сумели лишь родиться.

Слепому эта правда не видна,
А зрячему туда открыта дверца:
Мы все одна, по имени, страна,
Но тысячи границ лежат на сердце.

Придет беда, как было, и не раз, —
Кто встанет у родимого оконца?
Одни уедут, чтоб не видеть нас,
Другие просто не увидят солнца.

Вопрос не в том, что страшно умирать,
Ведь раньше, если надо, шли на это.
А в том, кого сегодня защищать?
И я не знаю на него ответа.