Поэзия социалистических стран Европы
Содержание этого тома «Библиотеки всемирной литературы» определено его названием. В том включена поэзия восьми стран Европы — Албании, Болгарии, Венгрии, Германской Демократической Республики, Польши, Румынии, Чехословакии и Югославии. Национальных поэзий больше, чем стран. В Чехословакии — два народа, два языка, две поэзии: чешская и словацкая. В Югославии, где федерацию составляют шесть республик, соответственно выделены поэзии Сербии, Хорватии, Черногории и Боснии-Герцеговины, где пишут на сербскохорватском языке, а также поэзии Словении и Македонии.
Таким образом, география тома представляет собой целый мир: четырнадцать поэзий.
Что касается хронологии тома, то ее рамки менее определенны. У всех этих стран — общая историческая судьба. Их народы испытали гнет фашистских режимов, приняли участие во второй мировой войне и подверглись всем ее бедствиям, были освобождены Советской Армией и национальными освободительными движениями, вступили — с середины сороковых годов — на путь социализма.
Исторические события первой половины века подтолкнули, ускорили преобразования, но революция и социализм вызревали в этих странах задолго до войны и до Освобождения. Социалистическая культура, в частности, социалистическая поэзия выдвинули немало больших мастеров, успешно работавших еще до Освобождения. Поэтому в том включены стихи предшественников и зачинателей социалистической поэзии.
Все страны, о которых идет речь, — европейские страны, расположенные в центре и на юге континента. Их культура — часть европейской культуры.
На протяжении тысячелетий их народы жили в непосредственном соседстве.
Они заключали союзы и воевали друг с другом. Подвергались нашествиям кочевников. Входили в Турецкую, Австрийскую, Германскую и Российскую империи. Основывали независимые государства. Они в разное время приняли христианство или мусульманство. Они прошли через рабство, феодализм, капитализм.
И все они вступили на путь социализма. Именно это и есть определяющий факт их новейшего исторического бытия.
Перед нами поэзия социалистических стран Европы.
В стихотворении венгра Дюлы Ийеша писатели его страны приезжают в Болгарию. Они слышат пение какой-то птицы: «… почти небесный щебет, щелк и пересвист. Летело в синеву невидимое «а», и «и», и «у»…» Переводчица пытается объяснить венграм, что это за птица, называет ее болгарским словом «чучулига». Однако оказывается, что это просто жаворонок.
В нашей книге точно так же чрезвычайно отчетливы национальные особенности поэзии. Однако сквозь них мощно пробивается социалистическое общее.
Остановимся подробнее на том, кто же непосредственно создавал и создает поэзию стран социализма.
Героическое время формирует героические характеры. В истории поэзии трудно найти эпоху, когда судьбы поэтов так тесно и так трагически переплетались бы с судьбами народов.
Может быть, трогательнее всего это высказано в маленьком стихотворении болгарина Николы Вапцарова:
Борьба так беспощадна и жестока.
Борьба, как говорят еще, эпична.
Я пал. Другой меня сменил, и… только —
исчезла лишь какая-то там личность.
Расстрел, а вслед расстрелу — черви, —
и все это так просто и логично…
Но знай, народ, с тобой в отрядах первых
пойдем вперед мы в буре необычной!
(Перевод Н. Тихонова)
Вторая и последняя строфа этого стихотворения были написаны 23 июля 1942 года. За несколько часов до казни. Поэт погиб тридцати трех лет от роду, издав одну книгу стихов. По своей допоэтической профессии Вапцаров был рабочим-металлистом. Одно из его стихотворений названо «Кочегароинтеллигентское». И в самом деле, в нем было много и от кочегара и от интеллигента. Работавший в коммунистическом подполье, Вапцаров был схвачен и казнен.
Его биография для многих авторов настоящего тома — типическая. По одному процессу с Вапцаровым судился поэт Младен Исаев. Поэт Веселин Андреев в это же время был комиссаром партизанской бригады «Чавдар». Его первая книга стихов так и называется «Партизанские песни». В рядах болгарской армии, воевавшей в 1944–1945 годах против гитлеровцев, были поэты Ламар и Валерий Петров.
В Югославии с партизанами или с подпольем были связаны едва ли не все писавшие в то время поэты. Даше женщины. Книга стихов Миры Алечкович была издана на гектографе. Пали в бою хорват Иван Горан-Ковачич, словен Карел Дестовник-Каюх, македонец Кочо Рацин. Престарелый Владимир Назор ушел в партизаны и позднее стал одним из основателей новой государственности страны.
Бойцы, командиры, политработники, подпольщики или укрыватели подпольщиков, узники концлагерей создали одну из самых доблестных поэзий мира.
Даже внешне партизанские поэтические книги, изданные где-нибудь в захваченном на несколько недель городке, в типографии, вроде той, которую создал поэт Кочо Рацин, выглядят удивительно. Грубая бумага, стертые литеры, наспех вырезанные гравюры. В «Песне о порабощенном хлебе» Десанка Максимович пишет: «Стучит украдкой жернов, шуршит мука по ситам. Зерно тихонько мелют во тьме, во мраке черном по деревням несытым. Тот хлеб посеян в рабстве, в безвыходной печали, и убран тоже в рабстве — глубокими ночами. Хоть печи жаром пышут, но хлеб тоскою дышит… Большущими кусками тот рабский хлеб кусают — покуда не забрали, пока никто не знает, что под полночным небом сидит крестьянин с хлебом».
Таким же хлебом была для народов оккупированных стран поэзия.
Поэты Польши прошли через самую длительную из оккупаций, затянувшуюся на пять с лишним лет, через долгую эмиграцию, как Тувим или Броневский, через концлагери, как Галчинский или погибший в Освенциме Шиманский, через борьбу в подполье, как Ружевич или павший с оружием в руках в дни Варшавского восстания Бачинский. Они получали аттестаты зрелости в подпольных школах, как Тадеуш Боровский, они публиковались в подпольных издательствах, как Юлиан Пшибось, несколько лет работавший как сельскохозяйственный рабочий. Бачинского, который погиб двадцати трех лет, не опубликовав ни единой строки, называли «легендой поколения». То же самое может быть сказано обо всей польской поэзии.
Однако и в тех странах, откуда вышли оккупанты, были поэты, защищавшие правое дело.
Два крупнейших мастера новой немецкой поэзии — Брехт и Бехер (каждому из них посвящен особый том «Библиотеки всемирной литературы») отвергли фашизм, встали на путь борьбы с ним.
В середине тридцатых годов в Германии распространялся «Практический справочник для оказания первой помощи». Под маскировочной обложкой скрывалась статья Брехта «Пять трудностей пишущего правду». В ней, между прочим, было сказано: «Пишущий правду отвергает любую ложь. Он не склоняет голову перед сильными и не обманывает слабых… Для этого нужно обладать мужеством. Во времена жесточайшего гнета больше всего говорят о высоких материях. Нужно обладать мужеством, чтобы в такие времена под неумолчные крикливые призывы к самопожертвованию… говорить о таких мелочах, как хлеб насущный и жилище труженика».
И сам Бертольт Брехт, и другие немецкие поэты-антифашисты этим мужеством обладали. Они создали агитационную поэзию, сравнимую с агитками Демьяна Бедного и «Окнами РОСТа» Маяковского. Московское радио и подпольные гектографы в самой Германии популяризировали эти стихи.
Эрих Вайнерт сражался под Сталинградом в рядах Советских войск. Через фашистские концлагери прошли Хермлин, Винс, Фюрнберг, оставшийся глухим после пыток. Мюзам был замучен в тюрьме. Существуют два небольших стихотворения о воробье, видимом из окна тюремной камеры. Оба они помечены тюрьмой Моабит и написаны примерно в одно и то же время. Одно — немецким поэтом-антифашистом. Другое — нашим Мусой Джалилем. Эти стихи потрясают родством душ своих авторов.
К поэзии социализма приходили и совсем другими путями.
Франц Фюман и Иоганнес Бобровский служили в немецкой армии, Гюнтер Дейке даже командовал немецкой подводной лодкой. Они прошли через плен. К социалистической поэзии они пришли убежденные социалистической действительностью.
Рассмотрим подробнее путь поляка Владислава Броневского. Выходец из шляхетской семьи с традициями национально-освободительной борьбы с царизмом, он гимназистом-недоучкой вступает в легионы Пилсудского, участвует в походе на Украину. Присутствие на допросе пленного красноармейца, молодого рабочего, державшегося стойко и убежденно, а также чтение найденных среди трофейной литературы книг Ленина вытолкнули офицера белопольской армии из шовинистической идеологии. Броневский рвет со своим классом, сближается с пролетарским подпольем, становится его любимым поэтом. В тюремной камере, узнав о пуске домны в Магнитогорске, он пишет об этом незабываемое стихотворение. Одновременно с политической Броневский проходит и литературную школу. Шестьдесят томов русской прозы и стихов, от Гоголя до Есенина, образцово переведенных Броневским, делают его верным другом нашей культуры. Когда Броневский уже встал в ряды борцов, Маяковский, встречавший его в Варшаве, с уважением обыгрывая фамилию польского мастера, говорил о ней: «Надежная фамилия».
