Джордж Байрон - Ирландская аватара

Не зарыта Брауншвейга умершая дочь,[3]
Не свершен еще скорбный обряд похорон,
А Георг уже мчится ирландцам помочь:
Как жену свою, любит Ирландию он.

Правда, канули в вечность былые года,
Тех недолгих, но радужных лет благодать,
Когда в Эрине[4] Вольность жила — и когда
Не умели ирландцы ее предавать;

Нынче Вольности нет: уничтожен сенат,[5]
Хоть осталась сенатского замка стена,
На отрепьях католика цепи звенят,
Голодна и нища островная страна;

Эмигрант, покидая родимый очаг,
Под цепей ниспадающих тягостный звон
Застывает на бреге с тоскою в очах:
Жаль оставить темницу, в которой рожден!

А Георг? Как невиданный Левиафан,
Он всплывает, крутую волну поборов;
Высылайте ж навстречу, почтив его сан,
Легионы рабов и полки поваров!

Вот он, юный монарх на десятке шестом,
Он трилистник[6] на шляпу свою нацепил;
О, когда б этим свежим зеленым листом
Он не шляпу, а душу свою осенил!

Если б сердце сухое могло расцвести,
Если б радости цвет он из сердца исторг,
Я сказал бы: «О Вольность, ирландцам прости
Эту пляску в цепях, этот рабский восторг!»

За ирландцев не в силах печаль побороть,
Я стыжусь, что их дух так смутился и пал!
Будь хоть богом Георг, — а ведь он не господь!
От такого холопства и он бы бежал!

Верноподданный Эрин, беги по пятам
За монархом, и славя его и хваля!
Нет, не так поступал твой суровый Граттан,[7]
Нет, не так бы он встретил теперь короля.

О Граттан! Солнце славы взошло над тобой,
Сердцем прям ты и прост был, делами велик,
Демосфен[8] преклонился бы перед тобой,
Побежденным признал бы себя напрямик!

В Риме некогда мудрый сиял Цицерон,
Но не Туллий[9] один был реформы творцом,
А Граттан твой, восстав из могилы времен,
Был один твоего возрожденья отцом.

Как Орфей, он искусством зверей укрощал,
Прометеев огонь зажигал он в сердцах,
Злобный голос тиранства пред ним умолкал,
Гнусных чудищ порока он втаптывал в прах.

Но вернемся же к деспотам вновь и к рабам.
Вон он, пир средь голодных, безумство средь мук.
Но к чему этот праздничный шум? Или вам
Столь приятен цепей чуть ослабленных звук?

Бедный Эрин! Украсивши стены дворца
Мишурой позлащенной твоей нищеты,
Ты напомнил мне траты банкрота-купца!
Царь грядет! Но дождешься ли милостей ты?

Если ж вырвешь уступку, — какой же в ней толк!
С бою Вольность берут, добывают в бою:
Никогда не бывало, чтоб яростный волк
Отдавал добровольно добычу свою.

Тварь любая живет по природе своей,
Угнетать и царить — королевская роль,
В том друг другу сродни властелины людей
И блистательный Цезарь и жалкий король.

В свой парадный мундир облачайся, Фингал,[10]
Ты ж, О'Коннел,[11] таланты монарха хваля,
Докажи, что напрасно народ презирал
Своего новоявленного короля.

О Фингал, о железе ирландских оков
Не напомнил тебе твоей ленты атлас?
Иль той лентой прочнее, чем толпы рабов,
Прославлявших Георга, ты связан сейчас?

О, давайте хоромы ему возведем!
Всяк пусть лепту несет — даже нищий с сумой…
За усердье Георг вам отплатит потом
Новым домом работным и новой тюрьмой!

Накрывайте ж Вителлию[12] стол для пиров,
Чтобы он обжирался, не лопнет пока!
Чтоб в веках прославлял собутыльников рев
Из Георгов — четвертого дурака!

Стонут крепкие доски под бременем блюд,
А кругом — разливанное море вина.
И столетьями стонет Ирландии люд,
Хлещет кровь, как хлестала и прежде она!

Не один этот деспот страною хвалим!
Одесную воссел его верный Сеян;[13]
Это Кэстелри![14] Идолом станет другим
Проклинаемый всеми подлец и тиран.

Чем гордишься, Ирландия?! Лучше красней:
Это ты породила такое дитя!
Ты ж ликуешь, за гибель своих сыновей
Славословьями гадине этой платя.

Нет в нем мужества, чести, хоть проблеск один
Был бы в темной душе, но и проблеска нет!
Неужели и впрямь он Ирландии сын,
На Ирландской земле появился на свет?

О Ирландия! видно, пословица лжет,
Будто гадов твоя не рождает земля:
Вот гадюка, что кольца холодные вьет,
Пригреваясь на жирной груди короля!

Пей, пируй, подольщайся к имеющим власть,
Много лет твои плечи сгибала беда,
Но теперь еще ниже решилась ты пасть,
Прославляя тиранов своих без стыда.

Я свой голос за Вольность твою поднимал,[15]
Мои руки готовы к суровой борьбе,
Я всем сердцем не раз за тебя трепетал,
Эрин, знай — мое сердце открыто тебе!

Да, тебя я любил, хоть отчизной своей
Край иной называл… Не померкла любовь!
Патриотов твоих, твоих лучших людей,
Я оплакивал прежде — не плачу я вновь.

Пала ты, но покой твоим воинам дан:
Не проснутся, позор искупившие твой,
Шеридан[16] твой, и Кэрран, и славный Граттан,
Вожаки отгремевших ораторских войн!

Им в английской земле, под доской гробовой,
Не слышна свистопляска дневных твоих злоб:
Свежий дерн не раздавит тяжелой стопой
Ни тиран, ни лобзающий цепи холоп!

Я завидовал, Эрин, твоим храбрецам,
Хоть в цепях был их остров и гений гоним;
Я завидовал жарким ирландским сердцам,
А теперь я завидую мертвым твоим!

Я тебя презираю, ирландская чернь!
Трепеща, пресмыкалась ты, множа грехи!
Гнев мой правый способны развеять теперь
Только слава Граттана да Мура[17] стихи!