Велимир Хлебников - Том 6/1. Статьи. Ученые труды. Воззвания

Приносим глубокую благодарность Д. К. Бернштейну, А. Р. Биряльцевой, В. П. Григорьеву, Л. М. Ермаковой, Е. Ю. Литвин, А. А. Мамаеву, М. П. Митуричу-Хлебникову, С. В. Старкиной, Н. С. Шефтелевич, а также всем сотрудникам рукописных и книжных фондов ГЛМ, ИМЛИ, РГАЛИ, РНБ, оказавшим помощь в подготовке настоящего тома ценными материалами и благожелательным содействием.

В. В. Хлебников. Фотография. 1913

Пусть на могильной плите прочтут: он боролся с видом и сорвал с себя его тягу. Он не видел различия между человеческим видом и животными видами и стоял за распространение на благородные животные виды заповеди и ее действия «люби ближнего, как самого себя». Он называл неделимых благородных животных своими ближними и указывал на пользу использования жизненного опыта прошлой жизни наиболее древних видов. Так, он полагал, что благу человеческого рода соответствует введение в людском обиходе чего-то подобного установлению рабочих пчел в пчелином улье, и не раз высказывал, что видит в идее рабочей пчелы идеал свой лично. Он высоко поднял стяг галилейской любви, и тень стяга упала на многие благородные животные виды. Сердце, плоть современного порыва человеческих сообществ вперед, он видел не в князь-человеке, а в князь-ткани – благородном коме человеческой ткани, заключенном в известковую коробку черепа. Он вдохновенно грезил быть пророком и великим толмачем князь-ткани, и только ее. Вдохновенно предугадывая ее волю, он одиноким порывом костей, мяса, крови своих мечтал об уменьшении отношения – ε/ρ, где ε – масса князь-ткани, а ρ – масса смерд-ткани, относительно себя лично. Он грезил об отдаленном будущем, о земляном коме будущего, и мечты его были вдохновенны, когда он сравнивал землю с степным зверком, перебегающим от кустика до кустика.

Он нашел истинную классификацию наук, он связал время с пространством, он создал геометрию чисел.

Он нашел славяний, он основал институт изучения дородовой жизни ребенка. Он нашел микроб прогрессивного паралича, он связал и выяснил основы химии в пространстве.

Довольно, сему да будет посвящена страница, и их несколько.

Он был настолько ребенок, что полагал, что после пяти стоит шесть, а после шести – семь. Он осмеливался даже думать, что вообще там, где мы имеем одно и еще одно, там имеем и три, и пять, и семь, и бесконечность – ∞.

Впрочем, он никому не навязывал своего мнения, и, считая его своим лично, признавал священнейшее право всякого иметь мнение противных свойств.

<1904>

Пять ликов, их пять, но мало. Отчего не: одно оно, но велико?

Узор точек, когда ты заполнишь белеющие пространства, когда населишь пустующие пустыри?

Есть некоторое много, неопределенно протяженное многообразие, непрерывно изменяющееся, которое по отношению к нашим пяти чувствам находится в том же положении, в каком двупротяженное непрерывное пространство находится по отношению к треугольнику, кругу, разрезу яйца, прямоугольнику.

То есть, как треугольник, круг, восьмиугольник суть части плоскости, так и наши слуховые, зрительные, вкусовые, обонятельные ощущения суть части, случайные обмолвки этого одного великого, протяженного многообразия.

Оно подняло львиную голову и смотрит на нас, но уста его сомкнуты.

Далее, точно так, как непрерывным изменением круга можно получить треугольник, а треугольник <соответственно> превратить в восьмиугольник, как из шара в трехпротяженном пространстве можно непрерывным изменением получить яйцо, яблоко, рог, бочонок, точно так же есть некоторые величины, независимые переменные, с изменением которых ощущения разных рядов – например, слуховое и зрительное или обонятельное – переходят одно в другое.

Так, есть величины, с изменением которых синий цвет василька (я беру чистое ощущение), непрерывно изменяясь, проходя через неведомые нам, людям, области разрыва, превратится в звук кукования кукушки или в плач ребенка, станет им.

При этом, непрерывно изменяясь, он образует некоторое однопротяженное многообразие, все точки которого, кроме близких к первой и последней, будут относиться к области неведомых ощущений, они будут как бы из другого мира.

Осветило ли хоть раз ум смертного такое многообразие, сверкнув, как молния соединяет две надувшихся тучи, соединив два ряда переживаний в воспаленном сознании больного мозга?

Может быть, в предсмертный миг, когда все торопится, все в паническом страхе спасается бегством, спешит, прыгает через перегородки, не надеясь спасти целого, совокупность многих личных жизней, но заботясь только о своей, когда в голове человека происходит то же, что происходит в городе, заливаемом голодными волнами жидкого, расплавленного камня, может быть, в этот предсмертный миг в голове всякого с страшной быстротой происходит такое заполнение разрывов и рвов, нарушение форм и установленных границ. А может, в сознании всякого с той же страшной быстротой ощущение порядка А переходит в ощущение порядка В, и только тогда, став В, ощущение теряет свою скорость и становится уловимым, как мы улавливаем спицы колеса лишь тогда, когда скорость его кручения становится менее некоторого предела. Самые же скорости пробегания ощущениями этого неведомого пространства подобраны так, чтобы с наибольшей медлительностью протекали те ощущения, которые наиболее связаны положительно или отрицательно с безопасностью всего существа. И таким образом были бы рассматриваемы с наибольшими подробностями и оттенками. Те же ощущения, которые наименее связаны с вопросами существования, те протекают с быстротой, не позволяющей останавливаться на них сознанию.

24 ноября 1904

Движение восточных видов на запад составляет довольно общее явление. Оно известно, например, относительно Emberiza aureola Pall., Phylloscopus viridanus Blyth и некоторых других.

В настоящее время, кажется, можно говорить о движении на запад еще одного вида, а именно Cuculus intermedius Vahl.

Еще Резцов отметил присутствие в северной ч<асти> Пермской губ. кукушки со смешанными признаками: C<uculus> canorus и С. intermedius Vahl[1]. По-видимому, близкая к пермским, переходная особь (с голосом и некоторыми изменениями в окраске – малой кукушки, остальной частью окраски – большой и средними размерами) была добыта 31 мая 1906 г. в Столбищенской удельной даче Казанск. у<езда>. Кроме того, довольно часто в разных местах Казанск. у<езда> удавалось слышать голос этой кукушки. Допущению, что птица просто не была замечена раньше, противоречит то, что ее нет, например, в достаточно хорошо изученной Московской губ. Из наблюдений Резцова[2] можно заключить о преобладании в северной части Пермск. губ. переходных особей С. intermedius Vahl над чистыми. Если это так, то в распространении переходных особей в Каз. и Пермск. губ. можно видеть доказательства того общего положения, по которому, при распространении вида по области, занятой видом, образующим с первым помеси, появлению во всякой данной местности распространяющегося вида предшествует появление помесей между обоими видами. Эта «волна помесей», движущаяся впереди распространяющегося вида, разделяет области распространения обоих видов полосой преобладания переходных особей и, относительно данного случая, проходит через Каз<анский> у<езд> Каз<анской> губ. Причину недавно возникшего движения на запад С. intermedius Vahl, кажется, следует видеть в уменьшении площади, занятой средой С. interm, (что могло произойти через вытеснение среды С. intermedius V. другими типами среды, например, средой Alauda arvensis L.). Это уменьшение площади, которое необходимо должно было вызвать попытки вида распространиться за пределы занимаемой им области, могло быть вызвано постройкой Великой Сибирской железной дороги и связанным с ней усилением переселенческого движения.

Материал:

Cuculus canorns L.X С. intermedius Vahl. ♂ 31 V. 1906 г. Столбищ. д<ача> Каз. у<езда>.

Отличается следующими признаками от С. canorus L: более темной окраской зоба, шеи, «подклювника»; густой примесью охристого цвета к окраске нижней стороны, особенно сильной в перьях подхвостья; слабым развитием белых пятен на маховых и вытеснением белого цвета желтым в окраске нижних кроющих крыла; голубовато-серой, со слабым синеватым оттенком, окраской нижней половины спины и надхвостья; зеленоватым отблеском плечевых верхних кроющих крыла.