[2]
Я видел лучшие умы моего поколения разрушенные безумием, умирающие от голода истерически обнажённые,
волочащие свои тела по улицам чёрным кварталов ищущие болезненную дозу на рассвете,
ангелоголовые хиппи сгорающие для древнего божественного совокупления со звёздным динамо в механизмах ночи,
кто беден и одет в лохмотья со впалыми глазами бодрствовал курил в призрачной темноте холодноводных квартир плывущих по небу через городские купола в созерцании живой энергии джаза,
кто распахнул свой разум для Рая под Луной и видел мусульманских ангелов колеблющимися на светящейся крыше обители,
кто прошёл свои университеты с дерзким сиянием в глазах галлюцинируя о трагедии Арканзаса и знаменитости Блейка среди знатоков войны,
кто был изгнан из академий за безумие и начертание грязных од в глазницах черепа,[3]
кто трясся в страхе в неприбранных комнатах в нижнем белье сжигая деньги в корзинах для мусора прислушиваясь к Ужасам за стеной,
кто был схвачен в лобковых джунглях возвращаясь из Ларедо с взрывной эйфорией травки для Нью-Йорка,
кто пожирал огонь в пьяных отелях Парадайз Аллей[4] или пил скипидар в переулках рая, или истязали свои тела ночь за ночью,
с мечтами, с наркотиками, с ночными кошмарами, алкоголем и членом и бесконечными совокуплениями,
несравнимые слепые улицы дрожащих облаков и молний скачущие к полюсам Канады и Патерсона освещая неподвижный мир времени лежащий меж ними,
пейотовая надёжность залов кладбищенские рассветы зелёных деревьев на заднем дворе, винное опьянение над крышами, витрины магазинов Нью-Йорка последний приход джанки мигающий неон габаритных огней, солнце и Луна и дрожь деревьев в ревущие зимние сумерки Бруклина, пепельная напыщенность и податливое восприятие королевского ума,
кто приковал себя к подземке для вечного пути от Бэтери к святому Бронксу на бензендрине пока шум колёс не свалили их дрожащих с разорванными ртами и разбитых в унынии прилежного ученика высушенном блеском в сумрачном сиянии Хаоса,
кто всю ночь тонул в наркотическом сиянии Бикфорда всплывал и просиживал день над выдохшемся пивом в опустошённом Фугази, слушая треск страшного суда из атомного музыкального автомата,
кто семьдесят часов беспрерывно говорил от парка до своей берлоги бара Бельвью музея Бруклинского моста,
потерянные армии платонических болтунов прыгающих в чаши со святой водой с пожарных лестниц подоконников Эмпайр Стейт луны,
треплющихся кричащих блюющих шепчущих факты воспоминания анекдоты удары в глаз и потрясения больниц тюрем войн,
разум изрыгнут в последнем воспоминании в семь дней и ночей с сияющими глазами, мясо для Синагоги как блевотина на тротуаре,
кто исчез в небытии Дзена Нью Джерси оставив след неясных открыток из Атлантик Сити,
страдая от восточной жары и танжерской ломоты в костях китайских мигреней и синдрома острого отнятия в меблированных комнатах Нью Арка,
кто странствовал по вокзальной площади в полночь раздумывая куда пойти, и уходил, не оставляя разбитых сердец,
кто судорожно курил в товарных вагонах товарных вагонах товарных вагонах грохочущих сквозь снега навстречу одиноким фермам нарушая тишину патриархальной ночи,
кто разучивал Плотина[5] По Сан Хуана де Ла Круса телепатию и бит Каббалу потому что мировая гармония инстинктивно билась у их ног в Канзасе,
кто скитался по улицам Айдахо в поисках химерических индейских ангелов обернувшихся химерическими индейскими ангелами,
кто думал что лишь сошёл с ума когда Балтимор мерцал в фантастическом экстазе,
кто прыгал в лимузины с китайцем из Оклахомы в порыве зимнего полуночного уличного света дождя в маленьком городе,
кто голодный и одинокий бездельничал в Хьюстоне в поисках джаза секса нитроглицерина, бежал за прекрасным испанцем чтобы поспорить об Америке и Вечности, безнадёжный разговор, а затем уплывал в Африку,
кто исчезал в вулканах Мексики оставляя лишь тени рабочих брюк лаву пепел поэзии рассеянный в камине Чикаго,
кто появлялся на Западном побережье следил за ФБР бородатый в шортах с огромными пацифистскими глазами сексуальным загаром разбрасывающий странные листовки,
кто сигаретами прожигал дыры в руках протестуя против наркотического дурмана капиталистического табака,
кто раздавал сверхкоммунистические памфлеты в Юнион Сквер стеная и обнажаясь пока сирены Лос-Аламоса[6] заглушали их причитаниями, и плакали у Стены, и паром на Стейтен Айленд тоже ревел от отчаяния,
кто плача падал на колени в белых спортивных залах обнажённые и дрожащие перед механизмами других скелетов,
кто кусал детективов в шею и восторженно вопил в полицейских машинах будучи виновны лишь в сфабрикованной педерастии и пьяном возбуждении,
кто вопил на коленях в подземке и его стаскивали с крыши а он тряс гениталиями и святыми манускриптами,
кто позволял байкерам-святошам оттрахать себя в зад, и стонали от удовольствия,
кто отсасывал и кому отсасывали эти человеческие серафимы, морячки, ласки Атлантики и Карибской любви,
кто дрочил утром вечером в цветниках траве парков и кладбищ одаряя своим семенем каждого кто шёл кто мог,
кто лишь безостановочно икал пытаясь засмеяться и задыхался в рыданьях за перегородкой в турецкой бане когда светловолосый и обнажённый ангел приходил чтобы пронзить его мечом,
кто потерял своих любовников у трёх дряхлых мегер судьбы одноглазая мегера гетеросексуального доллара одноглазая мегера что мерцает во тьме утробы одноглазая мегера что лишь протирает задницу обрезая золотую нить сознания на галлюциногенном ткацком станке,
кто совокуплялся исступленно и жадно с бутылкой пива любовником пачкой сигарет свечой и валился с кровати, продолжал на полу и дальше по комнате ослабев замирал у стены с видением Великой Пизды кончая ускользающим сознанием,
кто наполнял благоуханьем объятья миллионов девушек дрожащих на закате, и просыпался с красными глазами готовый усладить мгновение рассвета, сверкающие ягодицы под амбаром обнажённую в озере,
кто прошёл разврат в Колорадо в мириадах угнанных ночью машин, Н.К.,[7] тайный герой этих стихов, человек-член и денверский Адонис в восхищённых воспоминаниях бесчисленных девчонок ложившихся с ним на пустых стоянках и задних дворах закусочных, шатких рядах кинотеатров, на вершинах гор в пещерах или задранных юбок суровых официанток в знакомых придорожных кафе конечно же солипсизмов туалетов тайных заправок, и аллей родного города,
кто медленно исчезал в бесконечно мерзких фильмах, переносился в мечты, внезапно очнувшись на Манхэттене, выползал из подвала с похмельем от бессердечного Токайского и ужасов непробудных снов Третьей авеню и спотыкался о пороги бирж труда,
кто брёл всю ночь в ботинках полных крови по заснеженным докам ожидая открытия дверей в Ист-Ривер ведущих в комнаты полные жестокой жары и опиума,[8]
кто создавал великие драмы суицида в квартирах в кренящихся небоскрёбах Гудзона в голубом свете военных прожекторов луны и кто будет коронован забвением,
кто ел баранье жаркое воображения и переваривал краба у илистого устья рек в Бауэри,
кто плакал над любовными приключениями улиц с тележками полными слёз и плохой музыки,
кто сидел в гробу под мостом пытаясь дышать в темноте, поднимаясь чтобы поставить клавесин в голубятне,
кто заходился в кашле на шестом этаже в Гарлеме оглушён страстью под чахоточным небом окружён апельсиновыми клетями богословия,
кто всю ночь марал бумагу трясся и вертелся над божественными заговорами которые наутро оказывались стансами безумию, Я
кто варил борщ и тортильи из гниющих зверей лёгких сердец лап хвостов мечтая о царстве чистого вегетарианства,
кто кидался под грузовики с мясом в поисках колёс,
кто бросал часы с крыш отдавая свой голос за Вечность вне времени, и каждый день будильники падали им на головы ещё десять лет,
кто трижды резал вены последовательно безуспешно, сдавались и были вынуждены открыть антикварные магазинчики где думал что стареет и плакал,
кто заживо сгорел в невинных фланелевых пижамах на Мэдисон Авеню среди разрывов свинцовых строк и нестройной дроби каблуков солдат моды и нитроглицериновых воплей рекламных фей и горчичного газа зловещих интеллигентных редакторов, или был раздавлен пьяными таксистами Абсолютной Реальности,
кто прыгнул с Бруклинского моста и это действительно было и ушёл не узнанный и всеми забытый в призрачное оцепенение ресторанных аллей Чайнатауна и пожарные машины, без халявного пива,
