Шелков Юрий
Автобиография
Так потихоньку, день за днём
Раскрутим нить воспоминаний.
Р.-М. Рильке
Содержание
Самый счастливый день
22-е июня
Либидо
На мне безбожия печать ...
Микромир мой
Устал от мира
Я от поэзии далёк
Скорость всё выше
Продразвёрстка-1988
ДТП
Взгляд из палаты 406
Отброшен на обочину
Не дал Господь таланта
Пишу, что диктует мне жизнь
Я счастье творчества постиг
Мещанин во дворянстве
Жизнь бесконечною казалась
Школьные годы
Июнь
Твой срок истёк
Бывший садовод
О фото с тоской
Вьётся жизнь ...
Я - дачник
Бытие моё
На дачу рвался ...
Свободой упиваюсь!
Месяц торчу
На полянке лесной волейбол
Скучно в этом раю
Самый счастливый день
Счастливых и ненастных дней
не счесть на жизненной дороге.
Какой из них других "самей"
и, значит, памятней в итоге?
Какой из них оставил след,
счастливый след из "самых-самых"?
Такой, как, скажем, солнца свет
в кромешной тьме бездонной ямы.
Задачка эта не проста,
счастливых в жизни дней не мало.
Кому же честь сию воздам?
Пожалуй, "самый" день — начало.
Родился, получил шлепок,
и наконец-то полной грудью
вздохнуть и завопить я смог:
"Я к вам пришёл! Привет вам, люди!"
Односторонен жизни путь
назад дороги нет, понятно.
И маму зря просить вернуть
тот час: "Роди меня обратно".
А жаль, что не вернуть тот час,
тот день божественного счастья!
Даётся он один лишь раз:
"Я к вам пришёл, родные, здрасте!".
22-е июня
Сорок первый. Июнь.
Слепит солнце глаза
самоварной латунью.
Приближаясь, рокочет гроза.
Твой любимый июнь.
День рождения скоро — четвертый!
Ты счастливый, Егорка! Тьфу, сплюнь
через левое, в черта.
«Завтра двадцать второе, ура!
Воскресенье! Приедут родители.
Значит, будет рыбалка с утра —
мы с отцом ведь большие любители.
А сейчас погулять! Вот и кстати
за окном ребятни голоса».
Солнце в тучи зашло на закате.
Приближаясь, рокочет гроза.
Память утро хранит.
Помню, бабушка Богу молилась.
Небо чистое, солнце слепит,
но другая гроза разразилась …
Память детства: рубцы
на года остановленных стрелок,
в пропыленных колоннах бойцы
и вещание черных «тарелок».
Либидо
С детства влюбчивость натуры
Не давала мне покоя.
Для кого девчонки — дуры,
Для меня — совсем другое.
Для меня они как будто
Инопланетяне.
Любопытство и либидо
Просто душу тянет.
На гулянки не ходили
И поврозь науку грызли,
Не дружили, не любили,
У меня ж о них все мысли.
Со двора не интересны
Пресные соседки.
Вот на улице соседней
Девочки-конфетки!
Днём и ночью головёнка
Только феями забита.
За девчонкою девчонку
Предлагает мне либидо.
До сих пор живу под игом
Этой сладкой страсти.
Не избавиться до смерти
От всесильной власти.
На мне безбожия печать ...
На мне безбожия печать
молитвами не стёрта.
Мне жизнь бы новую начать,
а эту — к чёрту!
Бреду по липовой аллее,
сквозь сгусток аромата.
Быть может, от него хмелею,
а может виновата
бессмысленность затеи.
Когда бы заново зажить
счастливым и здоровым,
любовную умерить прыть
в пылу греховном.
Увы, не выдрать жизни чипа —
он в душу мне вживлённый.
Любовь гвоздём в судьбу забита.
Бреду я обречённо.
Во всём виновна липа.
Микромир мой
Мой полуденный вояж,
ежедневный моцион,
по аллеям променаж
под защитой пышных крон.
Нет ни планов, ни запарки,
ни отчётов, ни долгов.
Мне дороже всех миров
микромир мой в лесопарке.
Отработал всё сполна,
микромир свой заслужил.
Не в претензии страна,
и Господь был добр и мил.
Не пугаются синицы,
найден с белками язык,
и ко мне давно привык
пёс бездомный, не бранится.
По аллеям променаж
под защитой пышных крон.
Не оставил меня раж,
в жизнь по прежнему влюблён.
Место планов и отчётов
занял лес мой и инет.
Не сошёлся клином свет —
и о прошлом память — к чёрту!
Устал от мира
Влачится жизнь.
Всегда в дороге.
Летом
стучит тележными колёсами,
зимой скрипит саней полозьями.
И седоку конечный пункт неведом.
Проходят дни
мельканьем серых буден,
однообразных,
как состав товарняка.
И поневоле сам становишься зануден
и зол на всё и вся по пустякам.
Устал от мира суматошно-злобного.
Отвратна мне его жестокость
И между нами пропасть.
На суетню внизу
гляжу я с места лобного.
Погода, видно, расшатала нервы
И бытовухи злобой пышущий оскал.
Боюсь,
не совладать с напрягом жизни-стервы.
Я свой роман до корки долистал.
Я от поэзии далёк
Мелькнули, как мгновенье ока,
Ахматова, Твардовский, Фет,
мелькнуло многотомье Блока,
но резонанса в сердце нет.
С трудом читаю Пастернака,
Дементьевым по горло сыт,
мелькнул психической атакой
Влад. Маяковский … и забыт.
И в ком я не пытался только
найти свой, жизненный сюжет,
признаться должен, как ни горько:
нет отзвука в моей душе.
В стихах не мыслю ни бельмеса,
читать их — нежеланный труд.
Не нахожу в них интереса.
Они, короче, не влекут.
Да, кое-что ласкает ухо,
не оставляя долгий след,
не сохраняя эхо звука.
Так кто ж любимый мой поэт?
Тогда, прошу вас, разъясните,
кого любимым называть?
С чьим томом под подушкой спите,
чьи строки в памяти храните,
как драгоценейшую кладь?
Увы, читатель, не казните —
не мне такая благодать.
Скорость всё выше
Живу пассажиром я
