Любовь Бурнашева
Ведьмины сказки
Клятва верности
Птицей стала я с черными перьями,
Не смотри на меня, уходя,
Обернуться не вздумай, поверь мне,
Там не я. Там не прежняя я.
Я влюбленной была,
Не мстительной,
Зло и гнев не терзали души,
Ты же был волевой, решительный,
Страстью рвал меня изнутри.
Обвенчала любовь нас вЕтрами,
В чистом поле, смеялась луна,
Отдала душу в клятве верности,
Ты же выпил её до дна.
Полночь нас обвенчала небом,
На коленях в клятве стоял,
Обменял на краюшку хлеба,
Ты меня.
Сам смеясь её птицам отдал.
Я вернулась из плена. Из ада,
Тела нет, даже нет могилы,
Обернись, посмотри проклятый!
Я ещё не совсем остыла.
Что ж ты замер, от ужаса корчась,
Я не нравлюсь тебе невестой?
На лицо смерть оскал наложила,
Укрывая фатой чёрной бездны.
Я не нравлюсь тебе такая?
Сквозь меня просочились тени,
Это черти к тебе руки тянут,
Чтоб поставить тебя на колени.
Темнота станет чёрной как сажа,
Захлебнешься в безмолвие в крике,
И душа застынет от страха,
Что дрожишь ты как лист осины?
Я молилась и милость просила,
Но сказал бог: — «Решать самой,
Вы друг другу клялись — до могилы,
Я могу тебе дать лишь покой.»
Но покой не спасает от гнева,
И не может уменьшить боли,
Ты же был мой любимый, первым,
Почему ты мне сделал больно?
Был весь мир у ног, стал болотом.
И любовь стала вязкой трясиной,
Что мне делать с тобой, любимый?
Я пока еще не решила.
Мне луна на ладонь монеты,
Из серебряных слёз сложила,
Черти тоже дают обеты,
На распятье потащат силой.
Но горька мне победы сладость,
Стань же ты той краюшкой хлеба,
Птицам хлеб, он всегда им в радость,
Пусть клюют тела хлеб. Вечно.
Пересмешник
Ночь-пророчица напророчила,
Камни-звёзды кидала по небу,
Купол-чашу переворачивая,
Предлагала самим выбрать жребий.
Ночь безбрежная носит бережно,
В час неведомой свет любви,
С четырех сторон суеверие,
Четырех стихий сдержат ли.
Верной вестницей, волей-стервою,
Вербой-тальником пролегла,
Простынь-зарослей, на семи ветрах,
Прорастают судьбы слова.
Лес весенний залился пением,
Плетёт солнце в ветвях узор,
В каждой птице своё видение,
В каждой песне своя любовь.
Тенью мечется птица серая,
Голос свой растеряла во мгле,
Приказала Ночь Пересмешнику,
Искупить свой грех на земле.
Даль прозрачная и бездонная,
Птицы трелью встречают зарю,
Пересмешник в себя влюбленный,
Повторяет за всеми «Люблю.»
Черной тенью, как пеплом-сажею,
Над ним небо крылами закрыв,
Села птица на ветви странная,
Громко каркнула — мир затих.
Повторить Пересмешник пытался,
Песню птицы, как смерти слова,
Открыл клюв, задрожал-испугался,
Любовь в сердце огонь зажгла.
Даль безбрежная васильком во ржи,
Небо, солнце, поля, облака,
Но не видят глаза Пересмешника,
По глазам чернота легла.
Волей-ведьмою, болью-стервою,
Прорастали судьбы слова,
Наказала Ночь Пересмешника,
В каждой песне Любовь — своя.
А я пришла со снегом
Ты думал прилечу опять я на метле и с вороньем,
Обрушусь яростно, жестоко ураганом утром ранним,
Закрою темнотой глаза и дом сожгу огнём,
Ты смерти лютой за спиной почувствовал дыханье?
Но я пришла со снегом. Ты меня не ждал?
В великой мягкой тишине под снежным небом нежно,
Я в слабости своей сильна, ты этого не знал,
Нет от любви лекарства, есть яд, петля на шее.
За тусклой лампой нам танцует вечер вальс теней,
И медленно свеча стекает воском молчаливо,
Так почему твои черты лица все холодней, мертвей,
А призрак фонаря за пеленой скрипит плаксиво?
Боишься ты стоять, бежать, дышать…дышать,
В остатке только тишина, а где же обещанья?
Ты думаешь сбежать вниз в ад. Ты думаешь там ад?
Ты ошибаешься, ад здесь на ложе из воспоминаний!
Зачем искать глазами в снежной пелене черты лица,
Утонем мы в снегу как в теплых простынях, вжимая тело,
Не беспокойся, что я холодней стекла, острей ножа,
Вдохни мой запах, ощути губами. Сегодня ты не смелый?
Мелькают злостью по твоим глазам то страх, то страсть,
А сердце камнем обернулось, с гулом в рёбрах бьётся,
Пытаясь воскресить в себе любовь с безумием борясь,
По телу твоему ползет восторженная дрожь и холод.
Тянулся бесконечный вечер страстным, страшным сном,
Растравленное жаждой ласки тело в неуёмной дрожи,
Предательским от страха и желания сильней горит огнём,
С мольбой летят слова любви на снежном, смертном ложе.
Моя душа теперь светла, легка, нежна как снег, алмаз,
Вплетаю тонкими руками я иней грусти нитями по венам,
Узоры кружевом запястьями плету, огонь гашу в глазах,
В душе истертых букв прощения ищу, а нахожу обманы.
Снежинками часы к рассвету по дороге белой заскользят,
Блуждающие тучи миражами сумрачного дня меня закроют,
Холст белоснежный припорошит снега мягкий, лёгкий аромат,
Пришла со снегом я, и на снегу оставлю многоточье кровью.
На распутье
Очертанье в сумраке тает,
Тихо полночь идет к рассвету,
Луч Луны силуэт обнимает,
На распутье из трёх черных бед.
На губах замирает выдох,
Рвётся птицей в силке сердце,
Тело болью любви залито,
Заклинаньем пришита смерть.
Просит милостыню у кого-то:
— «Ты подай мою душу, любую,
Пусть разорвана, пусть распята.»
Даже тень на коленях в мольбе.
Травы шелком, земля застелена,
Ночь косынку расшила бисером,
Звезд узоры по небу рассеяны,
Лунный крест распят на земле.
Нити влажные ранних туманов,
Закружили обманным светом,
Руки в тьму до плеч погружая:
— «Не отдам тебе тень оберег.
Я просила убрать соперницу,
Ту, которую любит он больше,
И отдать её бабке-смерти,
Не торгуясь платила вдвойне.
Я просила дать лук и стрелы,
Указать в зеркалах направленье,
Уничтожить моих соперниц,
Почему же все стрелы во мне?»
В зеркалах отраженье разорвано,
И тоска росой, травы холодом,
Голос снизу: — «Желанье исполнено,
Как просила, исполнил вполне.»
Облетает печаль забвением,
Шорох леса и тени страшные,
Время тая, мелькает виденьями,
Ночь сегодня длинней чем день.
Жизнь, любовь на весы сложила,
Кто-то скалит зубы сквозь ветви,
Тень губами луну схватила,
Только всё перевесила смерть.
Луч Луны силуэт обнимает,
Ночь в косынку сложила созвездья,
На распутье туман тихо тает,
Только тень на коленях в мольбе.
Не привыкай
Не все мной выпиты дожди,
Стекавшие по крышам вниз,
Чем затушить пожар в груди,
Душевных ран песок залить?
Условность пятничного дня,
Заполнить сворой-мыслей сон,
Опять по рёбрам крыш скользя,
