Александр Пышненко
Яблоневый цвет
Яблони в цвету — весны творенье.
Яблони в цвету — любви круженье.
Радости свои мы им дарили,
С ними о любви мы говорили.
(Илья Резник. Яблони в цвету)
Александр Пышненко
С яблонь цвет к июню опадет,
И станет тише гавань сада;
Судьбы корабль покой в нем обретет,
А большего, мне, в принципе, не надо.
Душа-скиталица, найдет здесь зрелый плод,
Надеждою, что юношей питают;
Здесь так уютно; снова заживет
С чем, в сущности, как в юности бывает.
Со зрелыми думами, дух найдет
Приют в плодах, что мысли плодоносят;
На вечный зов дорог, стихами прорастет,
С пыли сапог, что со Свету привносят.
…И снова, сад мой, вздыбит паруса,
С весною став: и юн — красив и нежен.
В лазурный цвет покроют небеса
Окрестный океан, что: светел и безбрежен.
Здесь гавань мира. В бухте корабли,
С огнями Эльма, мачты нарядных кленов,
Мной обжитый клочок, неведомой земли,
В неярких украинских полутонах.
И яблонь цвет к июню опадет,
И станет проще гавань сада,
Душа покой, в котором обретет,
Что станет для нее наградой.
1999. 2018.
С Богом, орлы, казаки, гетманы, вертухаи!
Только когда придет и вам помирать, бугаи,
будете вы хрипеть, царапая край матраса,
строчки из Александра, а не брехню Тараса.
(Бродский. На независимость Украины)
Можно уличить, один, такой момент,
В сравнениях коммунизма и нацизма,
Сейчас, как бы, случился прецедент:
Война с российским империализмом.
Стояли «измы» в том столетии эти в ряд,
Отличаясь дьявольскими экспериментами.
Однако, коммунисты истребляли всех подряд,
Увлекшись идеологическими моментами.
Концлагеря и убийства — были в те года.
Немцы специализировались по евреям.
Гитлер считал евреев: ленивыми всегда,
Писавшими, в газетах, всякую ахинею.
Вот, Сталин, ценивший еврейский труд,
О них заботился, как о холеных псинах,
Использовал писательский их этот зуд.
В своем энкавэдэ, а также по «Торгсинах».
Для примера — вспомнить: Мандельштама,
Писал о Сталине, — но это исключенье…
Обычно, славили тирана, величально там,
И говорили о вожде народов с умиленьем.
И в органах старались, — помнит Бог, -
Как по подвалам, лубянским, шуровали,
Перечислять фамилии бы долго смог,
Но, надо признаться: многих развенчали.
При Голодоморе — не один еврей,
Не заступился за украинца — даже близко!
Хоть жили на одной земле, и со своих корней,
питались, — об этом думать, слишком…
Петлюру убил еврей, — а вот: за что?
Не он стоял за еврейскими погромами.
Сталин пытался столкнуть народы, за одно,
Он сделал так, согласно своими законами?
Когда нацисты за евреев взялись,
С остервенением, искореняя этот род.
Среди украинцев много их спасалось;
Отходчив в этом, видно, наш народ.
.. Зачем же этот рыжий, нобелевский идиот,
Которого и самого в московщине щемили,
Писюкает в гнусном стишке про наш народ?
Чтоб его, на России, видно, полюбили?
От этого он самый прославленный еврей?..
Иль я ошибаюсь в чем-то? даже очень?
Пройти бы эти истории, — да поскорей –
Иначе мы погрязнем в них, воочию.
Откуда же в этого бункерного поганца,
К нам украинцам, ненависть взялась?
Иль, в Ленинграде, все одни маланцы,
Терпимость в них к нам не прижилась?
Да хоть бы взять, еврея-пропагандона,
Вещающего с останскинской иглы?
Устроился, живет по гойским законам,
Загадил, тот мирок, запахом войны.
Я написал не для того, чтобы евреи,
Оспаривали в украинцев право жить.
Мне хочется, чтоб намного, поскорее,
Забылось все — и стали мы дружить.
Одесса, — вновь жемчужиной у моря,
Становится, — хоть раз бы в ней пожить.
Чтоб мир у мире, воцарился, вскоре.
И в том, что помогает нам любить.
А, напоследок: О нашем еврее-президенте.
Он лучше стал, чем от него я ожидал…
И, наверное, остановлюсь на том моменте:
Чтоб он так жил, и тоже нам желал.
13. 04. 22.
По узеньким улочкам уютного города,
В комфортных условиях еврозимы,
Бродил я сегодня, без особого повода,
В поисках мифической Музы, — но увы…
Мой внутренний мир, задавлен зимою,
Душа не очищена, от налипшего льда,
Но сердце живо, — в состоянии покоя;
Как будто за весной я явился сюда?..
Но, вместо людей, на парковках — машины,
Как клоны, — у них корпоративные гены, -
Вдоль тротуаров, отражаясь в витринах,
Они, будто люди: Пежо и Ситроены…
Я к ним привыкаю, отношуся спокойно,
Они здесь, как боги, что живут в городах.
С их видом шикарным и самодовольным.
Порода ощущается, в таких господах.
Мне много в жизни пришлось поскитаться,
В некоторых местах, удалось выживать,
Чтоб личного опыта побольше набраться,
Чтоб стихи свои в пышные рифмы убирать.
Уж столько лет не живут, как я — поэты,
Любовь обманув, видно смерть пережил,
Не стоит, наверно, распространяться об этом.
(Действительно долго, как поэт, я прожил).
Стихами я праздную, в чем-то завишу от них,
Словно Пигмалион, обожая свою Галатею.
Брожу по планете, верстаю свой стих…
Привык к этой жизни, ни о чем не жалею.
08 02 2024
Однажды, как поэт, я может закричу,
Вознесшись между небом и землею.
Когда увижу, что — облаком — лечу;
Душою ощутив, что — тела не имею.
Смогу понять ли, что уже не жив?
Ну, а душа, лишь атомов волненье?
И, смерть, как поезд, дверь закрыв,
Несется в яростном, таком, движенье.
И, время-контролер, меня не слышит,
Своими занявшись привычными делами,
Мой крик доставить вдаль спешит,
Пролетая над родными мне местами.
За скорый рейс ему положат за меня,
В ладонь какую-то блестящую монетку,
И ею утром, словно солнцем, прозвеня,
Станет будить свою красивую соседку.
Чтоб рассказать, что выпал ему рейс, -
Поэт представился, — уже как будто судят.
Что никто оттуда, после, не воскрес…
Хотя Одному, чудо! приписывают люди.
Как самурай, искал он в жизни цель,
Но, очарован был одним движением,
А, со стихами получилась канитель,
Хотя и гордился этим достижением!
10. 02. 2024 г
Дорога