Александр Чавчавадзе - Грузинские романтики

Если, друг мой, в час свиданья
Ты полна изнеможенья,
Если впрямь твои страданья
Не каприз воображенья, —
О, приди ко мне, светило,
Ляг на грудь мою, рыдая,
Чтоб душа моя изныла.
Скорбь твою перенимая.

Если ж, друг мой, эти слезы —
Только плод мечты чудесной,
Если жемчуг пал на розы,
Чтоб сиять росой небесной, —
О, продли мое блаженство,
Плачь еще! На целом свете
Нет такого совершенства,
Как живые слезы эти.

Не давай мне вина — пьян я, пьян без вина,
Опьянен я твоей красотой!
Если выпью вина, мне изменит язык,
Посмеется судьба надо мной.
Он расскажет тебе, как я молча страдал
Бесконечное множество дней,
Он расскажет тебе о печали моей,
О любви безнадежной моей,
О великом и жалком несчастье моем,
Помутившем рассудок больной.
Не давай мне вина — пьян я, пьян без вина,
Опьянен я твоей красотой!

Если голос рассудка над сердцем моим
Потерял свою власть не вполне,
Даже эту почти безнадежную власть
Уничтожить ты хочешь во мне.
Ты ведь знаешь, как мало мне нужно, чтоб я
Обезумел, любовью объят, —
Только малую долю вниманья ко мне,
Лишь один твой приветливый взгляд.
Все ты знаешь, но чашу, но чашу вина
Ты даешь мне. смеясь надо мной…
Не давай мне вина — пьян я, пьян без вина,
Опьянен я твоей красотой!

Ах, на гибель мою, на погибель мою
На своем ты стоишь, на своем!
Как безумец, я пью эту чашу мою:
Я не знаю, что будет потом.
Ты мне розу даешь — что мне роза твоя,
Если вижу я розу ланит?
О, склони ко мне чистую розу ланит,
Пусть я буду тобою убит.
Ах, зачем мне вино, если сердце полно
Лишь одною, одною тобой!
Не давай мне вина — пьян я, пьян без вина,
Опьянен я твоей красотой!

Если, полный любви, я гляжу на тебя, —
Вся кругом замолкает земля.
Расцветает на дивных ланитах твоих
Благовонный цветок миндаля.
О, позволь мне прижаться к его лепесткам, —
Изнемог я в напрасной борьбе,
Сам себя я на смертные муки предам,
Но откроюсь, откроюсь тебе.
Слушай, всё я скажу. Гаснет сердце мое,
Помутился мой разум больной…
Не давай мне вина — пьян я, пьян без вина,
Опьянен я твоей красотой!

О, как ты, мир, прекрасен и велик!
Ты род людской чаруешь неизменно,
Но человек живет лишь только миг,
И счастье наше — сколь оно мгновенно!

Оно мгновенно, как любви цветок:
Забудь о счастье, если он поблек!

Любовь моя, без помощи твоей
Мне не понять, что сделалось со мною, —
Зачем один в толпе чужих людей
Я пред тобой терзаюсь немотою?
Хочу сказать — слова нейдут на ум,
Хочу уйти — не в силах оторваться…
Не странно ли, что, бледен и угрюм,
Лишь вздохами могу я изъясняться?

О, сколько раз я сердцу говорил,
Что не найти ему дороги к раю!
Зачем же снова, бледен и уныл,
Я сам тебя, глупец, подстерегаю?
Зачем же, власть утратив над собой,
Не в силах больше сердце обуздать я,
Зачем, испепеленный красотой,
Я посылаю ей свои проклятья?

Рассудок прав: он мне твердит свое.
Но что мне голос трезвых размышлений,
Коль пред тобой всё существо мое
Бессильно упадает на колени;
Коль сердце, этот маленький сатрап,
Летит к тебе, всесильная царица,
И сам рассудок, как последний раб,
Вослед ему, безмолвствуя, стремится!

Когда толпою бабочек ночных
Поклонники влекутся за тобою,
Зачем ты хочешь каждого из них
Очаровать мгновенной красотою?
Зачем сквозь гул восторженных речей
Ты слушаешь нескромные признанья,
Зачем стыдливой прелестью очей
Немыслимые сеешь упованья?

Среди толпы холодной и чужой,
Стрелою черной ревности ужален,
Издалека слежу я за тобой —
И взор мой тих, и голос мой печален.
Ни словом, ни вниманием своим
Ты здесь меня, мой друг, не удостоишь,
Не скажешь мне, что я тобой любим,
Волненье чувств моих не успокоишь.

Не знаешь ты, как в пламени любви
Сгорает сердце, как душа живая
Ревниво ловит возгласы твои,
Под бременем тоски изнемогая.
Но я — я знаю, милая, тебя!
Я верю в час, назначенный судьбою.
Вот отчего, ревнуя и любя,
Я так любуюсь издали тобою…

Тебя любовь на свет произвела,
И, в чем она действительно повинна, —
Одной тебе все прелести дала,
И так сказала: «Будь прекрасна, Нина!»
И Купидон, сей маленький стрелок,
Принес стрелу, исполненную яда.
И ранен я, и я у милых ног,
И я в плену, и плен — моя отрада!

И ты меня предал, мой разум,
И ты покоряешься той,
С которой окончились разом
И счастье мое и покой.
Чей образ, немой и прекрасный,
Смутил мои ранние сны,
Пред кем мои слезы напрасны,
Кому мои стоны смешны!

Когда кистины, персы и османы,
Как звери лютые, терзают край родной,
Когда кровоточат бесчисленные раны,
Враждебной нанесенные рукой,
Когда молчит закон и справедливость дремлет,
Когда никто врагу не в силах дать отпор,
Когда народ зовет, когда никто не внемлет
Его отчаянью, — о, как я с давних пор
Всей силою души мечтаю о возмездье!
Какие замыслы таит мой скорбный ум!
С какою жаждою неутоленной мести
Брожу я по земле, печален и угрюм!

О, как душа моя тоскует по свободе!
Придет ли ночь или настанет день —
Мысль о моем истерзанном народе
Преследует меня, как горестная тень.
Сижу ли я в семье моей любимой,
Молюсь ли в храме, — всюду вслед за мной
Она как спутник следует незримый,
Чтоб возмутить душевный мой покой.
И тайный голос, сумрачный и страстный,
Не устает мое сознанье жечь:
«Пора, пора! Иди на бой опасный!
За родину свою вздыми кровавый меч!»

К чему скрывать: безвременной могилой
Свой смелый подвиг увенчает тот,
Кто в яростной борьбе померяется силой
С безжалостным врагом, терзающим народ.
Но, боже мой, хоть ты открой народу —
Кто до сих пор, когда, в какой стране
Без жертвы и без ран свою купил свободу
И от врагов своих избавился вполне?
И, если я в расцвете юной жизни
Теперь стою на грани бытия, —
Клянусь моей возлюбленной отчизне:
Такую смерть благословляю я!

Что есть любовь? Высокое забвенье!
Кто, полюбив, не умолял творца,
Чтоб ни тоска души, ни сожаленье
Не омрачали милого лица?

Поверьте мне: кто недоступен страсти,
Вся жизнь того — пустой, бесплодный сон
И ни блаженства, ни любви, ни счастья
В печальном мире не познает он.

Внемли, любовь, последнему стенанью:
Добыча исступленного огня,
Я вечно предан страстному желанью,
Я вечно пьян… не отрезвляй меня!

О, если б мне тебя услышать снова!
О, если б я тебя увидеть мог!
Блаженства не изведали такого
Ни царь земной, ни всемогущий Бог!

Ярали, друг мой, когда ж мы с тобою
Сядем опять под чинарой густою,
Светлые чаши наполнив вином,
Старую песню затянем вдвоем:
Яри-арали!
Чтобы шашлык серебристый из лани
Снова вертелся, шипя на огне,
Чтобы дразнил он мое обонянье,
Ноздри опять щекотал бы он мне;
Чтоб кахетинского полную чашу
Подняли мы высоко над землей,
Чтобы украсили трапезу нашу
Рыба, и зелень, и сыр молодой;
Чтобы блестел,
Поднимаясь над нами,
Залитый светом родной небосвод;
Чтобы летел
Над горячими лбами
Сладостный ветер Коджорских высот,
Чтоб, не смыкая до вечера глаз,
Снова я слушал знакомый рассказ,
Как иверийцы с отвагою львиною
В годы старинные бились за нас.

Ты рассказал бы мне, Ярали мой,
Как, поднимаясь на зов боевой,
Дети картвелов, венчанные славою,
В битву кровавую шли чередой.
Горе врагу, если в чаще дремучей
Он не укрылся от сотен мечей, —
Яростный сокол, срываясь из тучи,
Молнией врежется в стан голубей!
О, как завиден мне жребий желанный
Тех, кто за родину пал бездыханный!
Где они — дни, когда сердце картвела
Жаркой любовью к отчизне кипело
И, провожая героев, страна
Радостно славила их имена?

Всё бы я слушал, как в старые праздники
По бесконечным дорогам ристалища
Вихрем летели отважные всадники,
Чтоб обогнать в состязанье товарища.
Вросшие в седла, стройны словно тополи,
Все они знали искусство великое:
На два отряда рассыпавшись по полю,
Вот они мчатся, ликуя и гикая.
Конское ржанье,
Жужжание стрел,
Копий сверканье —
Желаний предел.
Мчатся стрелой —
С седел долой!
Время пришло —
Снова в седло!
Бьются копыта,
Звенят стремена,
Шашка над шапкою
Занесена!
Лук поднимая рукою уверенной,
Эти — стреляют в орла одинокого,
Эти, — прицелившись в кубок серебряный,
Сбить его с камня стремятся высокого.
И, наслаждаясь веселой забавою
В этот поистине радостный час,
Смотрит с улыбкой на них величавою
Тот, кто когда-то был счастьем для нас.
Славные годы, счастливые дни!
О, как давно миновали они.
Здесь, на далекой холодной чужбине,
Вижу я ныне могилы одни.
Стоит ли дальше бороться с судьбою?
Спи, азарпеша, под купами роз!
Вместо вина — только квас предо мною,
Вместо полдневного зноя — мороз.
Север холодный угрюм и тревожен,
Где он — небес ослепительный жар?
Ты — в Петербурге, я — в Новгород брошен,
Холод на улице, дома — угар.
Только припомню утехи былого —
Сердце заплачет, печали полно…
Так, вдалеке от родимого крова,
Ищет в слезах утешенья оно…