Владимир Кальницкий - Русифицированный King Crimson

Серебряным ножом из иглы дикобраза
Она вырезала отравленное перо,
Написала жене своего любовника:
«Семя вашего мужа вскормило мою плоть».

Как от вида прокаженного,
От этого заразного письма
С окаменевшим горлом, задыхаясь, та
Встретила день, ослепленная слезами.

Исцарапанная ледяными когтями
И опаленная изумрудным огнем,
Жена с душой из снега
Начала писать твердой рукой:

«Я спокойна, мне не нужна жизнь,
Чтобы служить юношам и мужчинам.
То мое, что было Вашим, — мертво.
Я прощаюсь с бренной плотью».

With quill and silver knife
She carved a poison pen
Wrote to her lover’s wife:
«Your husband’s seed has fed my flesh».

As if a leper’s face
That tainted letter graced
The wife with choke-stone throat
Ran to the day with tear blind eyes.

Impaled on nails of ice
And racked with emerald fire
The wife with soul of snow
With steady hands begins to write.

«I’m still, I need no life
To serve on boys and men
What’s mine was yours is dead
I take my leave of mortal flesh».

Дочь цветочницы,
Свежая, как святая вода,
Сказала: «Я из школьной газеты,
Пожалуйста, научи меня», ну я и научил.

Девчушка в джинсах «Levi’s», подняв два пальца,
Сказала: «Мир», я остановился и поцеловал ее.
Она сказала: «Долой мужское владычество».
Я улыбнулся и просто расстегнул ей молнию.

Рисковая китайская красотка —
Черные волосы и черная подвязка —
Сказала: «Не щади меня,
Мне нравится чувствовать твой Фендер[29]».

Все вы знаете, что девушки при дороге,
Как яблоки, что ты воровал в детстве.
Все вы знаете, что девушки при дороге
Были рядом, но они ведают истину.

Удолбанная наркоманка из Фриско
Съела все мясо, что я ей дал.
Спросила, не хочу ли я попробовать ее мясо,
И даже умоляла понюхать.

«Ну, просто глазированные рыбьи кости.
О, девушка, мотай отсюда!»

Все вы знаете, что девушки при дороге,
Как яблоки, что ты воровал в детстве.
Все вы знаете, что девушки при дороге
Были рядом, но они ведают истину.

A flower lady’s daughter
As sweet as holy water
Said: «I’m the school reporter
Please teach me», well I taught her.

Two fingered levi’d sister
Said, «Peace», I stopped I kissed her.
Said, «I’m a male resister»,
I smiled and just unzipped her.

High diving Chinese trender
Black hair and black suspender
Said, «Please me no surrender
Just love to feel your Fender».

All of you know that the girls of the road
Are like apples you stole in your youth.
All of you know that the girls of the road
Been around but are versed in the truth.

Stone-headed Frisco spacer
Ate all the meat I gave her
Said would I like to taste hers
And even craved the flavour.

«Like marron-glaced fish bones
Oh lady hit the road!»

All of you know that the girls of the road
Are like apples you stole in your youth.
All of you know that the girls of the road
Been around but are versed in the truth.

Земля, ручей и дерево, окруженные морем.
Волны смывают песок с моего острова.
Мои закаты увядают.
Поле и луг жаждут лишь дождя.
Песчинка за песчинкой, любовь разрушает мои
Высокие выветрившиеся стены, которые отражают прилив,
Убаюкивают ветер на моем острове.

Суровый гранит вздымается туда, где кружат и планируют чайки,
Скорбно планируют над моим островом.
Фата невесты моего рассвета, сырая и бледная,
Рассыпается на солнце.
Любовная сеть сплетена — крадутся кошки, пробегают мыши.
Там, где совы знают меня в лицо, плету венки из колючего
шиповника.
Фиолетовые небеса касаются моего острова, касаются меня.

Под гонимой ветром волной —
Бесконечный покой.
Острова берутся за руки
Под небесным морем.

Темные причалы гавани, как каменные пальцы,
Жадно тянутся от моего острова,
Хватают слова моряков — жемчуг и тыквы
Рассыпаны по моему берегу.
Равные в любви, заключенные в замкнутые круги,
Земля, ручей и дерево возвращаются в море.
Волны смывают песок с моего острова, с меня.

Earth, stream and tree encircled by sea
Waves sweep the sand from my island.
My sunsets fade.
Field and glade wait only for rain
Grain after grain love erodes my
High weathered walls which fend off the tide
Cradle the wind to my island.

Gaunt granite climbs where gulls wheel and glide
Mournfully glide o’er my island.
My dawn bride’s veil, damp and pale,
Dissolves in the sun.
Love’s web is spun — cats prowl, mice run
Wreathe snatch-hand briars where owls know my eyes
Violet skies touch my island, touch me.

Beneath the wind turned wave
Infinite peace
Islands join hands
’Neath heaven’s sea.

Dark harbour quays like fingers of stone
Hungrily reach from my island.
Clutch sailor’s words — pearls and gourds
Are strewn on my shore.
Equal in love, bound in circles
Earth, stream and tree return to the sea
Waves sweep sand from my island, from me.

Если бы я мог обмануть тебя,
Забыв игру.
Каждый раз, как я пытаюсь покинуть тебя,
Ты все так же смеёшься.

Потому, что мои колеса никогда не касаются дороги
И куча лжи, которую мы наговорили,
Наваливается на меня, чтобы придавить…

Мы кладем на стол карты,
Ладони наших рук.
И я уверяю, что мне нравится твоя компания —
Ребята из ансамбля.
Заблудившиеся воспоминания
Возвращаются, чтобы насладиться дракой
Среди путаницы ночных и дневных звуков…

Утром, вся завершенность
Спит на твоей стороне.
Я буду будить членов команды
Гонок на банановых лодках[30].

Она ведет себя, как лимузин,
Вытащенный живьем на безмолвный экран
К сбивчивому дыханию вчерашнего дня…

Есть утешение в убогих,
Невероятных сценах.
Я поверю тебе позже,
Твоим снам о жизни и смерти.

Будто конница отчаяния
Сделала остановку в женских волосах,
Чтобы воссоздать нежные шестнадцать[31]…

Ты превращаешь мою жизнь и мою судьбу
В книгу грустных суббот.
И я должен выбирать…

If I only could deceive you
Foigetting the game
Every time I try to leave you
You laugh just the same

’Cause my wheels never touch the road
And the jumble of lies we told
Just returns to my back to weight me down…

We lay cards upon the table
The backs of our hands
And I swear I like your people
The boys in the band
Reminiscences gone astray
Coming back to enjoy the fray
In a tangle of night and daylight sounds…

All completeness in the morning
Asleep on your side
I’ll be waking up the crewmen
Banana-boat ride

She responds like a limousine
Brought alive on the silent screen
To the shuddering breath of yesterday…

There’s the succour of the needy
Incredible scenes
I’ll believe you in the future
Your life and death dreams

As the cavalry of despair
Takes a stand in the lady’s hair
For the favour of making sweet sixteen…

You make my life and times
A book of bluesy Saturdays
And I have to chose…

Теперь… в этой далёкой земле…
Странно… что ладони моих рук
Становятся влажными от предчувствия.

Весна… и воздух становится мягким.
Огни города… и беглый взгляд ребенка
Из уличной пехоты.
Друзья… понимают ли они, что я имею в виду.
Дождь… и густеющая зелень
Вечернего пригорода.

Но, Господь, я должен идти.
Мой след тянется за мной слишком медленно,
Чтобы я принял вызов славы
Или признал себя пьяницей.
Однако теперь эта другая жизнь
Принесла новое понимание,
И от этих бесконечных дней
Придет большее снисхождение.
И, хотя я считаю часы,
Одиночество для меня — не мука…

Моим домом… было место рядом с песчанниковыми
Утесами… и военный оркестр
Выдувал атмосферу покоя.