Юнна Мориц - По закону – привет почтальону

* * *Не завидуй, мой внук, не завидуй
Никому, ничему, никогда,
Не трави своё сердце обидой, —
Не за тем ты явился сюда,
Чтоб чужому завидовать раю,
Барахлам, о которых смешно
Вспоминать, когда я обмираю
Над тобой, золотое руно.

Не завидуй, возлюбленный мною,
Ты – король, я дарю тебе клад,
Ты моею люблёвой казною
И моими люблями богат.
Над моими люблями не властно
Поведение прочих валют.
И, когда я истаю, угасну,
Никому не завидуй… Салют!

* * *Хвали судьбу свою, хвали
Её таинственное пламя,
Хвали на гребне, на мели,
Счета оплачивай люблями,

Хвали её за всё подряд,
В пример не ставь ей чемпионов.
Пиши ей письма!.. Нет преград
Для писем тех и почтальонов.

Не бойся, любное дитя,
Смешным прослыть, – пиши ей чаще!
Пусть улыбается, прочтя.
Судьбы улыбка – что же слаще?..

* * *«Когда мы были молодые
И чушь прекрасную несли,
Фонтаны били голубые,
И розы красные росли», —

Я сочинила эту прелесть,
Я вам напела этот бред,
Когда ряды ещё не спелись,
И двадцать семь мне было лет.

Да, в двадцать семь дела крутые
Язык способны развязать, —
Когда мы были молодые
В прошедшем времени сказать!..

Друзья, вам очень пригодится
Отвага сердца в двадцать семь.
Пусть молодится ягодица —
Ей надо выглядеть, как всем,

А мне вот этого не надо
Ни в двадцать семь, ни в триста лет.
Есть возраст рая, возраст ада —
И в этом возрасте поэт.

* * *Всего лишь звук, сквозящий меж листвы
В садах времён.
Всего лишь ритм, качанье головы,
На прялке лён.

Всего лишь нить – как путь, как пить, как петь.
И почтальон,
С утра играющий свою велосипедь,
Пока силён

Читать сосудисто и помнить адреса
Того Улисса,
Который – дрожь, который – чудеса,
Сквозняк, кулиса.

* * *Рождённая пеной морской
Не была современной такой,
Как поезд, пришедший на станцию,
Как мода и стиль…
Она соблюдала дистанцию
И не носила текстиль,
Ходила в божественной дымке,
Таяла тучкой в небе,
Поэтому с нею на снимке
Все остальные – мебель.

* * *Я застала в живых писателей,
Которые были великими,
Никаких не давали им залов
Для авторских вечеров,
Хотя голосами дикими
Другие совсем писатели
Вопили ежевечерне
Со сцены свою бузу.

Я застала в живых писателей,
Которые были великими,
Их зажали меж двух поколений,
Их давили меж двух жерновов,
Хотя голосами дикими
Другие совсем писатели
Праздновали свободу
И славы своей расцвет.

Я застала в живых писателей,
Которые были великими,
Их великое одиночество
Средь великих на них клевет,
Когда голосами дикими
Другие совсем писатели
Дух поднимали публики —
До уровня своего.

Я застала в живых писателей,
Которые были великими,
Они давали мне рукопись
И спрашивали: – Ну как?..
Я говорила: – Прекрасно!
Я говорила: – Божественно!
И в том, что они мне верили,
Был негасимый свет.

* * *Всех беззащитней мёртвые, когда
Живые провожают их нарядно.
Над ними стелется незримая вода,
И тень её работает наглядно.

Лет в семь я увидала, как плывёт
По улицам такое… Словно лодка,
Там гробик плыл, и в нём качался плод
С лицом… И хлопья снега плыли кротко.

Тогда несли такое на руках
До кладбища, и музыку играли,
И люди шли, глазами в облаках
На землю глядя… И глаза мои орали

От ужаса, что этот плод с лицом,
Плывущий мимо за стеклом оконным,
Недавно прыгал с красным леденцом
На палочке и был моим знакомым,

Его таскали дети за собой,
Чтоб одного не оставлять. О Боже,
Лицо в той лодке бело-голубой
Так страшно было на оставленность похоже!..

Дыхание оставило его.
И над толпой, дышавшей безусловно,
Там бездыханно плыло вещество
С чертами, заострёнными бескровно.

И, кроме снега, плывшего тогда,
Незримая вода плыла над этим,
И тень её над маскою плода
Работала… Но кто же верит детям?..

ТЁПЛОЕ ДЕРЕВО

Мой двоюродный брат Иосиф Каганис
Преподавал рисунок, графику, живопись,
Скульптуру, керамику, лирику, эпос,
Комедию, драму, трагедию, музыку
И человеческую порядочность
На грани практического безумия.

Мне от него достались в наследство
Глина и гипс, инструменты для лепки,
Древесные пни, фрагменты стола,
Двух кресел, Венеры… И маска Пушкина,
Смотреть на которую – выше сил
Моих, повторяю, моих, и только,
У многих она украшает стены,
Висит над рабочим столом в кабинете,
Берут её в руки, стирают пыль
Тряпкой, гипсовую изнанку,
Которая ближе всего к лицу,
Протирают влажно, и вновь – на гвоздь,
В пробел, где – посмертная маска Пушкина.

Раздарила я сладостно эти сокровища.
Взяла деревянные две скульптуры.
Голову брата, которую вырезал
Брат моей матери, отец Иосифа.
И голову Лиды, жены Иосифа,
Которую в ранней он вырезал юности
С нежной любовью, – потом расстались.

Он полагал, что она достойна
Мужа, более знаменитого,
Например, такого, который пишет
С блеском картины для иностранцев
Счастливочным маслом и несчастливочным,
Их портреты – счастливочным,
Нашу грязь – несчастливочным,
Мелочи кухни, пищеваренье…

В головке Лиды живёт обида.
Теперь я старше её намного,
Теперь я глажу малютку Лиду
По деревянным её кудряшкам
И говорю ей: «Не обижайся».
А дерево – тёплое, очень тёплое…

* * *Забыла день, и год, и улицу, и город,
Забыла имя слёз, и боли, и любви, —
Там был такой костёр, такой кипящий холод,
Что никаких надежд остаться в нём людьми.

Бывает красота убийственного свойства,
Забыться не даёт ни в море, ни во сне,
По голым проводам гуляет для геройства, —
Такая у неё потребность в новизне!

Ей жизнь не дорога, она бросает вызов
Спряженью тайных сил, грамматике судьбы,
Висит на волоске… И, сердце к ней приблизив,
Ты в бездну вместе с ней срываешься с резьбы.

Но если Ангел вдруг, над бездной пролетая,
Спасёт тебя, – не смей заглядывать туда,
Где чудом проросла из точки запятая,
И не жалей о том, что было, никогда.

* * *О том, что было никогда.
О пламени, где поезда
Горят, а я – внутри, я с ними
Обугливаюсь в чёрном дыме,
Четыре года мне, о да…

О том, что было никогда.
О том, как током провода
Меня любили горячо.
Померкли воздух и вода.
Но, Ангел мой, моя звезда,
Ты спас меня, – а кто ж ещё?!.

О том, что было никогда.
О комнате, где ни следа
Отца и матери с сестрой.
И, если снится мне порой
Любовь их горькая ко мне, —
Я знаю в тайной глубине,
Что спят они, что сплю не я,
Что снится им любовь моя.

О том, что было никогда.
Не смей мозгами лезть туда,
Где сердце хлопает глазами.
Убьёт! Такая там среда.

* * *С чем стихи?.. С капустой, с мясом,
С рыбой, с яблоком, с печёнкой,
С творогом, с грибами, с рисом,
С курагой, с картошкой, с кремом,
С вишней, с кроликом, с черникой,
С ветчиной, с лимоном, с сыром, —

Размороженное тесто
С размороженной начинкой
В печке золотом блестит
И слоится листопадно,
Листопадло вот слоится,
С той корицей, с той ванилью,
С высунутым языком:
Вот мы с чем!.. А с чем хотите?..

Не хотите ли с гвоздями,
С кирпичом, стеклом толчёным,
С динамитом, с мышьяком?..
Можно с музыкой, с балетом.
Вот вам книга предложений,
Звуков, лампочек, дрожаний,
Вкусов грубых, вкусов тонких,
С ручкой, с крышкой, с напыленьем.
Вот мы с чем!.. А с чем хотите?..

* * *Я узнаю их по улыбкам, взглядам,
По цвету и покрою их одежд.
Они поют, отравленные ядом
Надежд…

Надеждами отравленные люди,
Их бес попутал, дьявол обольстил.
Они всегда – чужих побед орудье,
Сплошной тротил.

Любой харизматический невежда
Заводит их на подвиг неземной.
Последней умирает их надежда,
Как сказано не мной.

* * *Надо, надо, они говорят, обещать постоянно
Что-нибудь светлое, обещательность не прерывая,
Не давая отчаянью хлынуть с рёвом из крана,
Из лопнувших труб надежды… Надо, сойдя с трамвая,

Исполнять эту роль с подносом: «Надежды подано!»
Небо в алмазах и праздник на нашей улице
Обещать вдохновенно, невинно, возвышенно, подло,
Нести золотые яйца, как положено сказочной курице,

Нести, наконец, дежурство в Академии Обещаний,
В Академии безопасности надежд, отравленных ядом,
Потому что опасно шутить с такими вещами,
Как ни во что неверие масс, которые рядом.

Обещать задушевно, волшебно, быть веселящим газом,
Обещательным обезболивающим во времени без границ, —
Производить при этом, стреляя схватчивым глазом,
Строгий контроль одежды и лиц.

ОБЁРТКА

Дали, украшенный рогами,
Дали, усыпанный деньгами,
Дали, увешанный мозгами,
Дали, помешанный на даме
С глазами стервы полковой,
Дали, чей гений безразмерен,
Бесстыж, мертвецки парфюмерен,
Дали, трясущий головой
С усами жизни половой,
Дали, чьи подлости вдали
Особый блеск приобрели
На всё способного подонка…
Несчастны, кто родить могли
Такого мерзкого ребёнка.
Теперь из-под какой земли
Достанут этого Дали,
Что понял славы суть так тонко?!.

ПО УЛИЦЕ ЗЕЛЁНОЙ

Устал подозреваемый
От слежки постоянной,
И стал подозреваемый
Ходить лицом назад.
Он шёл, как деревянный,
И шёл он, как стеклянный,
По улице зелёной,
Где лампочки висят.

За ним следила публика
С улыбкой нескрываемой,
И вдруг пустилась публика
Ходить лицом назад.
Лицом назад – артисты,
Дантисты и туристы
По улице зелёной,
Где лампочки висят.

Сказал подозреваемый:
– Народ идёт, как пьяный!
И стал подозреваемый
Следить лицом назад
За публикою странной
С походкой деревянной,
Стеклянной, оловянной…
И вдруг – проснулся в ванной,
Где лампочки висят.

ДУРАЦКИЕ ВОПРОСЫ

Да как они могли хватать людей за горло
И намертво душить их голыми руками?
За что?!. Да ни за что!.. Глаза убийц – как свёрла,
Дырявят зал суда, набитый дураками.

Вопросы дураков, чьи близкие убиты,
Лишь веселят убийц, которым нет износа.
Подробности страшны, но тем и знамениты,
Что сказочный кошмар – убийственней вопроса.

Да как они могли носить убитых вещи?
А почему бы нет?.. Размер пришёлся к телу.
А трупы по ночам не снились им зловеще?
Не снились. Снятся вам, слезой пришитым к делу.

А как же пить и есть они могли?!. А просто.
А выйдут – что тогда?.. Какой вопрос дурацкий!
И только сироты душевное расстройство
На зону им пошлёт возмездья пламень адский.

* * *Гляжу, как безумный, на чёрную шаль, —
Никто уже так не напишет, а жаль,
Что нет ни безумца, ни шали…
Кому они оба мешали?!.

Писатели текстов
Не пишут стихов,
А пишут, вот именно,
Тексты стихов, —
Химичат стихимию текста
Стихимики общего места.

Не хуже мы греков, что подняли крик
И древний на новый сменили язык,
Поскольку им жутко мешали
Шедевры, что их украшали.

Теперь новогречески пишут, хоть режь,
Как был этот мир древнегречески свеж,
Какие там страсти дышали…
Кому эти страсти мешали?

О чём говорит новостей винегрет?
Что все – новогреки, а ты – древнегрек,
Твои отломились конечности,
Но возраст прекрасен для вечности!..