Ознакомительная версия.
«Рыбье счастье» (Сказка-шутка)
В вышине, отпылав, как гигантский мак,
Осыпался закат над речушкой зыбкой.
Дернул удочку резко с подсечкой рыбак
И швырнул на поляну тугую рыбку.
Вынул флягу, отпил, затуманя взгляд,
И вздохнул, огурец посыпая солью:
– Отчего это рыбы всегда молчат?
Ну мычать научились хотя бы, что ли!
И тогда, будто ветер промчал над ним,
Потемнела вода, зашумев тревожно,
И громадный, усатый, как боцман, налим
Появился и басом сказал: – Это можно!
Я тут вроде царя. Да не трусь, чудак!
Влей-ка в пасть мне из фляги. Вот так… Спасибо!
Нынче зябко… А речка – не печка. Итак,
Почему, говоришь, бессловесны рыбы?
Стар я, видно, да ладно, поговорим.
Рыбы тоже могли бы, поверь, судачить.
Только мы от обиды своей молчим,
Не хотим – и шабаш! Бойкотируем, значит!
Мать-природа, когда все вокруг творила,
Не забыла ни львов, ни паршивых стрекоз,
Всех буквально щедротами одарила
И лишь рыбам коленом, пардон, под хвост!
Всем на свете: от неба до рощ тенистых, –
Травы, солнышко… Пользуйтесь! Благодать!
А вот нам ни ветров, ни цветов душистых,
Ни носов, чтоб хоть что-то уж там вдыхать!
Кто зимою в меху, кто еще в чем-либо
Греют спины в берлоге, в дупле – везде!
Только ты, как дурак, в ледяной воде
Под корягу залез – и скажи спасибо!
Мокро, скверно… Короче – одна беда!
Ну а пища? Ведь дрянь же едим сплошную.
Плюс к тому и в ушах и во рту вода.
Клоп и тот не польстится на жизнь такую.
А любовь? Ты взгляни, как делила любовь
Мать-природа на всех и умно, и складно:
Всем буквально – хорошую, теплую кровь.
Нам – холодную. Дескать, не сдохнут, ладно!
В общем, попросту мачеха, а не мать.
Вот под вечер с подругой заплыл в протоку,
Тут бы надо не мямлить и не зевать,
Тут обнять бы, конечно! А чем обнять?
Даже нет языка, чтоб лизнуть хоть в щеку.
А вдобавок скажу тебе, не тая,
Что в красавицу нашу влюбиться сложно –
Ничего, чем эмоции вызвать можно:
Плавники да колючая чешуя…
Скажешь, мелочи… плюньте, да и каюк!
Нет, постой, не спеши хохотать так лихо!
Как бы ты, интересно, смеялся, друг,
Если б, скажем, жена твоя чудом вдруг
Превратилась в холодную судачиху?
А взгляни-ка на жен наших в роли мам.
Вот развесят икру перед носом папы,
И прощай! А икру собирай хоть в шляпу
И выращивай, папочка милый, сам!
Ну а рыбьи мальки, только срок придет –
Сразу ринутся тучей! И смех, и драма:
Все похожи. И черт их не разберет,
Чьи детишки, кто папа и кто там мама.
Так вот мы и живем средь морей и рек.
Впрочем, разве живем? Не живем, а маемся.
Потому-то сидим и молчим весь век
Или с горя на ваши крючки цепляемся!
Э, да что… Поневоле слеза пробьет…
Ну, давай на прощанье глотнем из фляги. –
Он со вздохом поскреб плавником живот,
Выпил, тихо икнул и ушел под коряги…
1969 г.
Человек – это царь природы.
С самых древних еще веков
Покорил он леса, и воды,
И мышей, и могучих львов.
Но, «ракетным» став и «машинным»,
Царь, с великим своим умом,
Оказался, увы, бессильным
Перед крохотным комаром.
Комары ж с бесшабашным риском,
Не задумавшись ни на миг,
С разудалым разбойным писком
Истязают своих владык!
Впрочем, есть и у этой «братии»
Две особенно злых поры:
На рассвете и на закате
Сквозь любые плащи и платья
Людоедствуют комары.
Люди вешают сеток стенки,
Люди жмутся спиной к кострам,
Люди бьют себя по коленкам
И по всем остальным местам.
Нет спасенья от тех налетов
И в ночные, увы, часы:
Воют хищные «самолеты»
И пикируют с разворота
На расчесанные носы.
Людям просто порой хоть вешаться.
И, впустую ведя борьбу,
Люди воют, скребутся, чешутся,
Проклиная свою судьбу.
А полки наглецов крылатых
Налетают за будь здоров
И на темени кандидатов,
И на лысины докторов.
Жрут без всяческих аргументов,
Без почтенья, увы, хоть плачь.
Даже члены-корреспонденты
Удирают порою с дач!
И какие уж там красоты,
Если где-нибудь, горбя стан,
Человек, этот «царь природы»,
Вдруг скребется, как павиан!
Впрочем, надо признаться, к счастью,
Что разбойничий тот «народ»
Нас не полным составом жрет,
А лишь хищной своею частью.
Сам комар – травоядно-тихий.
От рождения он не зол.
А кусают нас зло и лихо
Только «женщины» – комарихи,
Ну, как водится, – «слабый пол»!
Ах, ученые-энтомологи!
Вам самим же пощады нет.
Вылезайте же из-под пологов,
Из-под сеток на божий свет.
Если хочет сама природа,
Чтоб комар на планете жил,
Дайте ж средство такого рода,
Чтобы «зверь» этот год за годом
Вроде с пользой бы послужил.
Измените вы в нем наследственность,
Озарите лучами мглу
И пустите «кусачью» деятельность
По направленному руслу.
Чтоб не смели они касаться
Всех добрейших людских голов,
А кусали бы лишь мерзавцев,
Негодяев и подлецов.
Вот тогда-то, чего же проще,
Все раскрылись бы, как один:
Раз ты цел, – значит, ты хороший,
Ну а тот, кто искусан в роще,
Сразу ясно, что сукин сын.
И чтоб стали предельно дороги
Людям реки и тишь лесов,
Подзаймитесь же, энтомологи,
Воспитанием комаров!
Пусть с душой комары поют
Для хороших людей все лето.
А мерзавцев пускай сожрут.
Полагаю, друзья, что тут
Никаких возражений нету!
1973 г.
Хозяин погладил рукою
Лохматую рыжую спину:
– Прощай, брат! Хоть жаль мне, не скрою,
Но все же тебя я покину.
Швырнул под скамейку ошейник
И скрылся под гулким навесом,
Где пестрый людской муравейник
Вливался в вагоны экспресса.
Собака не взвыла ни разу,
И лишь за знакомой спиною
Следили два карие глаза
С почти человечьей тоскою.
Старик у вокзального входа
Сказал: – Что? Оставлен, бедняга?
Эх, будь ты хорошей породы…
А то ведь простая дворняга!
Огонь над трубой заметался,
Взревел паровоз что есть мочи,
На месте, как бык, потоптался
И ринулся в непогодь ночи.
В вагонах, забыв передряги,
Курили, смеялись, дремали…
Тут, видно, о рыжей дворняге
Не думали, не вспоминали.
Не ведал хозяин, что где-то
По шпалам, из сил выбиваясь,
За красным мелькающим светом
Собака бежит, задыхаясь!
Споткнувшись, кидается снова,
В кровь лапы о камни разбиты,
Что выпрыгнуть сердце готово
Наружу из пасти раскрытой!
Не ведал хозяин, что силы
Вдруг разом оставили тело
И, стукнувшись лбом о перила,
Собака под мост полетела…
Труп волны снесли под коряги…
Старик! Ты не знаешь природы:
Ведь может быть тело дворняги,
А сердце – чистейшей породы!
1948 г.
Смешная птица пеликан!
Он грузный, неуклюжий,
Громадный клюв, как ятаган,
И зоб – тугой, как барабан,
Набитый впрок на ужин…
Гнездо в кустах на островке,
В гнезде птенцы галдят,
Ныряет мама в озерке,
А он стоит невдалеке,
Как сторож и солдат.
Потом он, голову пригнув,
Распахивает клюв.
И, сунув шейки, как в трубу,
Птенцы в его зобу
Хватают жадно, кто быстрей,
Хрустящих окуней.
А степь с утра и до утра
Все суше и мрачнее.
Стоит безбожная жара,
И даже кончики пера
Черны от суховея.
Трещат сухие камыши…
Жара – хоть не дыши!
Как хищный беркут над землей,
Парит тяжелый зной.
И вот на месте озерка –
Один засохший ил.
Воды ни капли, ни глотка.
Ну хоть бы лужица пока!
Ну хоть бы дождь полил!
Птенцы затихли. Не кричат.
Они как будто тают…
Чуть только лапами дрожат
Да клювы раскрывают.
Сказали ветры: – Ливню быть,
Но позже, не сейчас. –
Птенцы ж глазами просят: – Пить! –
Им не дождаться, не дожить!
Ведь дорог каждый час!
Но стой, беда! Спасенье есть,
Как радость, настоящее.
Оно в груди отца, вот здесь!
Живое и горящее.
Он их спасет любой ценой,
Великою любовью.
Не чудом, не водой живой,
А выше, чем живой водой, –
Своей живою кровью.
Привстал на лапах пеликан,
Глазами мир обвел
И клювом грудь себе вспорол,
А клюв – как ятаган!
Сложились крылья-паруса,
Доплыв до высшей цели.
Светлели детские глаза,
Отцовские – тускнели…
Смешная птица пеликан:
Он грузный, неуклюжий,
Громадный клюв, как ятаган,
И зоб – тугой, как барабан,
Набитый впрок на ужин…
Пусть так. Но я скажу иным
Гогочущим болванам:
– Снимите шапки перед ним,
Перед зобастым и смешным,
Нескладным пеликаном!
1964 г.
Ознакомительная версия.
