Ознакомительная версия.
Слежка
Каждый день что-то происходит. Не только со мной, со всеми. Бывает поудачнее – кто-то позвонил и бах – перемена к лучшему. Бывает похуже – бах, очки или кошелек потеряла. Но в этом привычном караване дней случаются такие, которые остаются в памяти и на линии жизни. И, главное, мало что можно изменить. А если так, то зачем об этом постоянно думать, разводить пыль на полках памяти?
Нет, я, конечно, не говорю, что нужно забыть все и всех – людей, впечатления. Но если все время жить воспоминаниями, то невозможно чувствовать настоящее.
Вот почему продолжительность жизни в Японии такая высокая? Думаете, из-за того, что едят рыбу и водоросли? Неправильно думаете. Просто они умеют забывать. Сколько раз я слышала от японцев: ну чего ты все время тревожишься? Без конца звонишь по телефону! Ведь если что-то должно случиться, это произойдет, как бы ты ни старалась. Только у тебя в душе появляются шрамы и рубцы, которые сокращают жизнь.
И правда, стала я перебирать в памяти свои тревоги и поняла, что японцы правы. Мне, конечно, поздно меняться, перестать волноваться и бурно реагировать на беды и радости, таким образом топая в сторону долголетия. А вот вы попробуйте.
Еще я заметила, что у каждого человека есть свой жизненный график. Не в смысле – во сколько уснуть, во сколько проснуться. Этот график никем составлен быть не может. Он складывается сам по себе. И называется судьбой. Мы не можем сказать себе – сегодня я буду веселой, а в воскресенье, например, все мне будет казаться обидным. Возможно, конечно, и то, и другое. Но бывает так, что ничего не загадываешь, ничего не предчувствуешь, и вдруг – бум, и происходит то, о чем ты и подумать не мог.
Правда, без предварительной подготовки это – бум! – произойти не может.
Сейчас-то я умная, направо и налево советы раздаю. И к ним прислушиваются, и часто они оказываются правильными. Но на этот ум ушла целая жизнь. В молодости-то я была дура дурой. И при этом очень отзывчивой. И уж если подруга чего попросит – пулей выполнять.
Ну вот, однажды, когда я в библиотеке работала, приходит моя напарница Галка грустная-прегрустная. Муж ее, Василий, похоже, загулял. Приходить домой стал поздно, притом неразговорчивый.
Однажды вообще ошалел, цветы ей принес – розу. Вроде бы радоваться надо. Она и радовалась бы, если бы поступок такой джентльменский был не первый раз за восемь лет их совместной жизни. Даже замуж Галку звал без цветов, и, когда регистрироваться пошли, она сама себе букетик купила. Хорошо, что лето было – цветы недорогие. А тут вдруг роза. И, главное, это не в день получки было. Сунул ей эту розу, а сам молчит, в телевизор уставился. Даже есть отказался, не в настроении, видите ли. Ну и что тут можно подумать? Розу эту он небось не ей купил, а кому-то еще. И эта кто-то еще какой-нибудь финт отколола, и роза так и осталась у Васьки. Не выкидывать же. Он ее Галке и сунул, даже шипом уколол, кровь шла. Галка эта моя теперь все время его подозревает, с ума сходит. Доказательства нужны, чтобы Ваське или той его хоть как-то отомстить. Но доказательства – дело непростое. Вот Галка вся в раздумьях и ходит, говорит – узнать бы, с кем он ее предает, она бы этой гадине все волосы на башке вырвала.
Так для меня прозвучал сигнал SOS, и я тут же разработала план по обнаружению гадины для последующей расправы над ее волосами. Как раз у нас в библиотеке был выходной, и пробил час.
Я разузнала втихаря, чтоб Галка не догадалась о моем плане и меня не остановила, где Василий работает. Было принято решение – идти по следу. Васька этот сколько раз к нам в библиотеку заходил и меня в лицо знал. Так что надо было маскироваться. Я надела какую-то немыслимую соломенную шляпу с красивым цветком на полях – дело было в ноябре, снежок как раз совершал свой первый полет и цветочек мой аленький сразу припорошил. Солома, как вы понимаете, не очень-то грела, и поэтому башка моя мерзла. Но для счастья подруги я была готова на все. На носу моем сидели очки с большими очень темными стеклами. Хорошо, что в тот день на улицах Москвы не была объявлена облава на придурков. Иначе меня забрали бы первой и мой коварный план был бы сорван.
Итак, я пошла по следу. Около здания министерства, в котором работал Василий, был памятник одному великому поэту. Я затаилась за памятником и стала ждать.
Ровно в шесть часов Василий вышел из здания, и я начала действовать. Я кралась за предателем короткими перебежками, искусно заметая след. Я вспомнила все прочитанные детективы и была предельно осторожна. Очки болтались на носу, и я боялась, что они слетят и Васька меня узнает.
Сначала мы ехали две остановки на троллейбусе, потом вошли в метро. Василий был спокоен, шел не оглядываясь. А я шла и негодовала – это надо же, так хладнокровно совершать предательство. Из метро Васька двинулся к пригородной электричке, я за ним. Вагон был почти пустой. Я села неподалеку, отвернулась к окну, прикрылась книжкой и в отражение в стекле стала присматривать за Василием. Минут через двадцать он встал и пошел к выходу, я, конечно, следом. Хорошо, что на платформе был народ, и я кралась незамеченной.
Васька зашел в привокзальный магазинчик, вышел с каким-то тортом в руках и быстрым шагом направился к дому, где, по-видимому, жила гадина. Мы друг за другом поднялись на третий этаж. Я притаилась бесшумной мышью и услышала, что он дверь открывает своим ключом. Мои мысли запрыгали, как шарики пинг-понга над сеткой. Бедная, бедная моя Галка! Вот они какие! Мужики! Никому никогда верить не буду! Я даже заплакала от жгучей обиды за подругу.
Ну, думаю, что ж! Вот ты, гад, и попался! Надо немедленно наказать подлеца.
Я подошла к двери. Голоса были чуть слышны. Целуются сейчас, небось, подумала я. Сейчас вам будет не до поцелуйчиков! Я резко нажала на звонок. Дверь открылась почти сразу. Передо мной стояла ошарашенная Галка и пялилась на мою мокрую соломенную шляпу.
– Ой, Лариска! Откуда ты взялась? И как мой адрес узнала? Ты же у нас никогда не была. Я не приглашала. Думала, далековато к нам добираться. Заходи давай! Вася сегодня как раз пораньше пришел, тортик принес. Чайку попьем, поболтаем...
Вот так я и поняла тогда простую истину – не соваться в чужие дела. Нет, помогать людям надо, но в личную жизнь не вмешиваться.
Кстати, я тогда простудилась и бюллетенила две недели.
А вывод простой. Он же совет: мужчинам верить можно. Но очень осторожно...
Я учусь на учительницу. Впереди практика и диплом. А пока лето и пионерский лагерь. Я – вожатая. Вырабатываю педагогические навыки. Когда мой отряд идет купаться, я по дороге рассказываю детям придуманные мной страшные истории и, оборвав рассказ на самом интересном, запускаю своих обалдуев в воду. Это очень хитрый прием врожденного Макаренко – ведь вытащить двенадцатилетних оболтусов из воды, подув в металлический свисток, невозможно. Свистка просто не слышно за их визгом. А я, хитрая, что делаю? Я отлавливаю кого-нибудь одного минут через двадцать и тихим голосом начинаю рассказывать продолжение своего детектива, оборванного на самом интересном. И через десять секунд вся мокрая компания лежит вокруг меня на травке и внимательно слушает.
Однажды навестить одного из моих мальчишек приехал отец. Он отпросил сына на прогулку и привел его к тихому часу. Но, поцеловав сыночка на прощание, папаша не уехал, а остался поболтать со мной. Весь разговор состоял из намеков и предложений. От перегрузки эмоциями мое сердце ухнуло в какую-то бездну, и я поняла, что начинается роман.
Павел Венедиктович – так красиво звали папашу – был не очень молод, не очень красив, но почему-то притягивал меня, как сто магнитов одновременно. Павел рассказал, что он музыкант – дудит уже лет двадцать в каком-то известном оркестре. Он назвал себя – духовик. Вместе с оркестром Павел исколесил весь земной шар, а сейчас притормозил в Испании, подписав там контракт на несколько лет. Сейчас там его ждет жена с маленьким сыном, а старший сын – как раз мой подопечный – живет в Москве с бабушкой и ходит в московскую школу. А на лето бабуля отправила мальчика в лагерь, чтобы немного от него отдохнуть.
Я заметила, что Павел время от времени рассматривает свои ногти, сгибая и разгибая пальцы. Это о чем-то должно было говорить, но тогда я еще не имела жизненного опыта и, что это означает, не знала.
Прощаясь со мной, Павел, конечно, задержал мою руку в своей и, отпуская, попросил не лишать его надежды увидеть меня в Москве, когда закончится лагерная смена. А я и сама уже хотела этого, наверное, в тысячу раз больше, чем он.
В лагерь я поехала работать не только как будущий педагог. Была причина поважнее. Мне просто нужно было срочно вырваться из плена моей труднообъяснимой жизни. Я была замужем, и мое замужество можно было четко определить словами одной известной песенки:
Ознакомительная версия.
