И я попробую себя уравновесить,
Оценив всё от начала до конца.
Это страшно – днём и ночью бредом грезить,
Когда сам себе защитник и судья.
Я был рыцарем без страха и упрёка,
Пытался доблесть и отвагу проявлять,
И был глупцом, не понявшим намёка,
Что её можно было просто покупать.
Ей было тошно от душевных уговоров,
Она умела очень складно врать,
Пряталась, меняла сутенеров,
Чтобы себя за деньги продавать.
А я запил от полной безнадёги,
А потом пришла тяжёлая депрессия,
Когда она сказала в коротком диалоге,
Что это у неё любимая профессия.
Нет у нас запретов на профессию,
И если бы она две строчки написала,
Я бы нашёл дорогу к равновесию,
Надел петлю на шею и всё начал сначала.
Кому какая разница, что выгнала жена —
Она сантехника из ЖЭУ полюбила
За фиксатую улыбку и раскосые глаза,
А если что ещё, то это она скрыла.
Мы целовались с ней ещё с восьмого класса,
И как можно предположить – увлеклись,
И меня женили, как женят папуаса,
И вот тебе – семья, попробуй, придерись.
Меня взяли в грузчики геологи,
Надо было как-то выживать,
А она подалась в косметологи —
Наращивать ресницы и брови рисовать.
А сантехник по тюрьме был баландёром,
И там по коридорам свой срок и отходил.
Но в ЖЭУ оставаясь всё тем же мелким вором,
К моей бабе мимоходом подкатил.
Когда он её хлопал по попке мармеладной,
У неё от удовольствия крыша протекала,
И она, ощерившись улыбкой кровожадной,
Отвечала, что всю жизнь его искала.
Так родилась крепкая семья,
Что у нас зовут ячейкой общества.
Кто-то бросил за борт якоря,
А мне досталось счастье одиночества.
Не выкинет окурок из окна
Тот, кто притворяется культурно.
Анонимку написать поднимется рука,
Но он ни слова не проронит дурно.
Но, вроде, материться – скверная привычка,
А я на матах вырос, возможно,
меня в них и зачинали.
Они – в разговорной паузе затычка,
С ними выражения убедительней звучали.
С матом наступали, с ним и отступали,
С ним от души смеялись и плакали взахлёб.
Мы с этим колоритом одинаково встречали
И уличную проповедь, и партийный трёп.
Говорят, что водка – горькая отрава,
И вроде только глупые бухают,
Но те, кто это говорят, не рассуждают здраво:
Бухают дураки, а умные вкушают.
С ней маски медленно сползают,
Под водку торжествуют, водкой поминают,
И добрыми словами друг друга угощают,
Под неё слабеют, и под неё крепчают.
Мат – не словоблудие, а водка
только в праздники и в горе,
Вот кодировка – это бедствие,
Которое лишит свободы воли
И разума, как следствие.
Он был магом тьмы и света
И умел, как кот учёный, сказки рассказать,
И, в исполненье указаний первого декрета,
Умел на скрутках провода соединять.
Свет научились продавать с торгов,
А дети буквари на ощупь изучали,
И тени на стенах сплетались в ведьмаков,
И казалось, что полмира накрывали.
Светом торговать раньше не пытались,
И подобного товара на базарах не видали.
С рожденья мира свет и тьма сражались,
Но никогда себя не продавали.
Каждый проблеск света и есть его величество.
Свет являет жизнь, а тьма являет смерть.
И совсем не то же самое свет и электричество:
На свету стоит земная твердь.
Солнце бы ещё в его распоряжение,
Он бы эту лампочку немного притушил.
Можно много сотворить от большого рвения,
Он за него, возможно, и отставку получил.
С повязкой полицейского не нужно аусвайса.
И не придумайте, что это гости с Марса.
Но если бы не рыжим был Чубайс,
Ему бы отдали полцарства.
Многие стараются думать наперёд,
А кто-то «за потом» это будет делать.
Надо все дела пускать в расход,
Всё равно их все не переделать.
А что плохо водку пить с утра,
Так это просто ересь несусветная;
А как, скажите, сотворять свои дела,
Если кругом тупость беспросветная?
Она всегда заносчива, когда официальная,
И лезет со штыком наперевес,
И как районная контора ритуальная,
Во всём пытается найти свой интерес.
В приёмной секретарша без трусов
Светит так, что хоть глаза прищуривай,
А в кабинете восседает Ваня Хлестаков,
Только с красной рожей – хоть прикуривай.
Кто не хочет водку пить с утра,
Тот в жизни ничего не понимает.
А коль пытается решить свои дела,
То, значит, на заносы деньги собирает.
Время всё сумеет поломать,
И мы всё-таки пойдём наперекор.
А чтоб самих себя не презирать,
Будем ждать зелёный светофор.
Тучи нависают холодные и мрачные,
Лужи растекаются тенями абстрактными,
Только мысли в голове очень однозначные,
Потому и кажутся бестактными.
Они опять одно и то же вопрошают,
Что все сомнения надо переждать.
Они нудно и настырно убеждают,
Что можно ещё всё
