С ц и п и о н
Заранее они меня лишили
Всех добрых чувств и варварски жестоким
Убийцею меня вообразили.
Как будто состраданием глубоким
Проникнуться к сраженным я не в силах?..
Мне долгом предначертано высоким
Прощать врагов, когда я победил их! —
Нумансианцам Сципион окажет
Большую милость. Он уже простил их.
Ф а б и й
Вот твой Югурта. Пусть тебе он скажет
(Хоть в гневе он) о том, что знать желаешь…
Он просьбу сципионову уважит.
Югурта возвращается с той же стены.
Ю г у р т а
Ты зря себя заботой угнетаешь:
Отныне применяй в другой стране ты
Те замыслы, в которых ты не знаешь
Соперника. В Нумансии себе ты
Поживы не найдешь. Судьбы постылой
Конца там ждет, нарядно приодетый,
Как перст, один на башне, видом милый
Подросток. Нам он, — думать основанье
Имею, — скрасит наш триумф унылый!
С ц и п и о н
В нем все мое отныне упованье.
О, если б Рим с победой мог поздравить
Меня при всенародном ликованье!
Пойдем к нему, его в живых оставить
Нам важно; мальчика вполне возможно
Нам в виде доказательства представить…
Мальчик Вириат с башни.
В и р и а т
Что, римляне, ко мне так осторожно
Подходите? Боязнь свою умерьте:
Войти в Нумансию не так уж сложно!
Но знайте, слову мальчика поверьте,
Что при себе теперь ключи ношу я,
Ключи от города — от царства смерти.
С ц и п и о н
За ними, юноша, и прихожу я,
Ужель сомненье у тебя явилось,
Что милости тебе не окажу я?
В и р и а т
Не поздно ли ты предлагаешь милость?
Мне нечего с ней делать. И решенье
Суровое во мне уж укрепилось.
Я горькое имею утешенье:
Конец, моих родителей постигший
И родину, встает в воображенье.
Ф а б и й
Цвет юности своей, едва возникшей,
Ужель ты в ослепленье презираешь,
Строптивый отрок, к жизни непривыкший!
С ц и п и о н
Ты честь вождя и Рима попираешь
Своим задором. Как на лицемера,
Ты с недоверьем на меня взираешь?
Словам моим крепка в народе вера.
Не грешен я обманом ни одним.
Ждут не тюрьма тебя и не галера, —
Но сам себе ты будешь господином,
И будет у тебя богатств довольно,
На сколько станет жизни впереди нам…
Сойди ко мне — и сдайся добровольно!
В и р и а т
Вся ярость вам отметившего народа, —
Вот от него ты видишь пепла груду, —
Вся ненависть его и вся свобода,
Что подавляли мы везде и всюду, —
Все это — кровь моя, моя природа,
Всегда в груди моей носить их буду…
Наследник сил Нумансии не сдастся,
И покорить его вам не удастся.
О город мой, любимый и несчастный,
Меня родивший, сам же ставший прахом!
Я на поступок, с честью не согласный,
Не отклонюсь посулами, ни страхом.
Пусть мне земля, пусть небосвод ненастный
И злобный рок грозят бедой и крахом,
Но будет так, что смерть я храбро встречу —
Тебе, народ мой, подвигом отвечу!
Хоть скрыться в башне страх меня заставил,
Страх смерти близкой, смерти неизбежной,
Но дал мне сил и мужества прибавил
Народа моего конец мятежный.
Необходимо, чтобы я исправил
Невинный грех, грех молодости нежной…
Клянусь вам, страх мой низкий, недостойный
Я дерзкой смертью искуплю спокойной.
Нумансианцы! Вот мое вам слово —
Помех решенью вашему не будет
Из-за меня, и Рим у нас иного
Триумфа, кроме пепла, не добудет!
Враг просчитается, поверьте, снова —
На пытки ль злые он меня осудит,
Иль дверь передо мной раскроет шире
Ко всем благам, что существуют в мире.
Сдержитесь, римляне, уймите страсти,
Брать стену приступом и не пытайтесь!..
Я знаю, надо мной не в вашей власти
Победу одержать, как ни старайтесь.
И если я достоин хоть отчасти
Великой родины, не поражайтесь!
С любовью к вам, места мои родные,
Свергаюсь смело с башенной стены я!
Вириат бросается с башни, а Сципион говорит:
С ц и п и о н
Гордиться можешь, юноша, по праву
Героя зрелого достойный делом.
Завоевал Нумансии ты славу, —
Вознес Испанию над миром целым!
Мне доблесть быть не может не по нраву,
Хотя себя своим паденьем смелым
Возвысил ты и спас свои знамена,
Победы честь отняв у Сципиона.
Пускай бы нам Нумансия грозила,
Но жил бы ты, о мальчик непокорный!
Ты умер, но хранит твоя могила
Прах п о б е д и т е л я в войне упорной.
Достоин ты, чтоб слава вострубила
В веках про подвиг юный и задорный, —
Как, с башни пав, ты торжество приблизил
Над тем, кто, победив, себя унизил.
При звуках трубы выходит в белом одеянии Слава.
С л а в а
О, прозвени, мой голос, меж людьми
И, в душах их рождая отклик встречный,
Узывчиво и нежно возгреми
Сказанием про подвиг вековечный.
Ты, римлянин угрюмый, подними
С земли того, кто в юности беспечной
Деяньем дерзностным своим успел
Отнять у Рима славу громких дел.
Я, Слава, твердую питаю веру:
Доколе в мире, что лежит во зле,
Кристальную вращает небо сферу,
Давая силу бодрую земле,
И всем вещам определяя меру, —
Нумансии, сокрывшейся во мгле,
Провозглашать я доблесть буду в силе
На полюс с полюса, от Бактры к Тиле.[46]
И в подвигах невиданных страны
Залог той славы, что в веках грядущих
Испании отважные сыны
Стяжают в испытаниях, их ждущих.
Ни смерть, ни время Славе не должны
Косой своей и ходом дней бегущих
Пределы ставить. Грозную мою
Нумансию и мощь ее пою.
Прекрасна эта гибель, высока!..
Она героев отвечает нраву,
Она способна удивить века
И служит людям образцом по праву!
Сынов ее победа так ярка,
Что в прозе и стихах споют ей славу, —
И в памяти народов навсегда
Н у м а н с и и засветится звезда!
Конец, акта четвертого и всей трагедии.
Великий Лопе де Руэда. — Лопе де Руэда (род. в начале XVI в. — ум. 1565) представляет собой выдающееся явление в испанской драматургии XVI века. Он смело вводил в свои драматические произведения народную речь, и Сервантес в своих интермедиях шел по его следам. Лопе де Руэда был также блестящим актером.
Безумец Луис Лопес. — Кто был этот Лопес, установить не удалось.
Наварро. — По всей вероятности, имеется в виду выдающийся актер, антрепренер и драматург Педро Наварро.
…я осмелился свести комедию к трем действиям вместо прежних пяти… — Это нововведение приписывали себе и Кристоваль де Вируэс (его пьесы опубликованы в 1609 году) и Андрее Рей де Артьеда (1549—1613). Но еще до них драматург Франсиско де Авенданьо расчленил свою комедию «Флорисея» (1551) на три действия.
…до сих пор чтут доктора Рамона… — До нас дошло пять комедий Алонсо Рамона.
Мигель Санчес (ум. после 1615 г.) — автор дошедших до нас двух комедий: «Бдительный страж» и «Остров диких».
Мира де Мескуа — испанский драматург XVII века. Известна его пьеса «Раб дьявола», главный герой которой — один из ранних прототипов Фауста.
Тáррега — драматург Франсиско Агустин Таррега (1554 или 1556—1602).
Гильен де Кастро — драматург (1569—1631). Первая часть его пьесы «Юные годы Сида» оказала влияние на трагедию Корнеля «Сид».
Гаспар Агилар — поэт и драматург (1561—1623).
Луис Велес де Гевара — драматург и прозаик (1579—1644).
Антоньо де Галарса — один из современных Сервантесу поэтов, о котором имеется очень мало сведений.
Гаспар де Авила — поэт.
Данное название пьесы и отнесение ее к жанру трагедии принадлежит переводчику В.А. Пясту. Подлинное ее название — «Комедия (то есть представление) об осаде Нумансии». Переводчиком в связи с намечавшейся в 1938 году постановкой пьесы в Ленинграде в целях придания большей сценичности были внесены как в состав действующих лиц, так и в самый текст некоторые изменения. Все эти изменения редакцией сняты в согласии с текстом Сервантеса.
Среди действующих лиц пьесы имеется несколько исторических имен:
Публий Корнелий Сципион Африканский (младший) (род. ок. 185 г. до н. э., ум. в 129 г.). — Один из лучших римских военачальников того времени, покоривший и разрушивший в 146 году до н.э. Карфаген. Избранный во второй раз консулом в 134 г., он был направлен в Испанию с поручением окончить тяжелую и неудачную для римлян борьбу с кельтиберийскимн племенами и в первую очередь с Нумансией, центром и основной твердыней конфедерации, в которую входили многие народы полуострова.