Эдуард Вениаминович Лимонов известен как прозаик, социальный философ, политик. Но начинал Лимонов как поэт. Именно так он представлял себя в самом знаменитом своём романе «Это я, Эдичка»: «Я — русский поэт».
О поэзии Лимонова оставили самые высокие отзывы такие специалисты, как Александр Жолковский и Иосиф Бродский. Поэтический голос Лимонова уникален, а вклад в историю национальной и мировой словесности ещё будет осмысливаться.
Вернувшийся к сочинению стихов в последние два десятилетия своей жизни, Лимонов оставил огромное поэтическое наследие. До сих пор даже не предпринимались попытки собрать и классифицировать его. Помимо прижизненных книг здесь собраны неподцензурные самиздатовские сборники, стихотворения из отдельных рукописей и машинописей, прочие плоды архивных разысканий, начатых ещё при жизни Лимонова и законченных только сейчас.
Более двухсот образцов малой и крупной поэтической формы будет опубликовано в составе данного собрания впервые.
Читателю предстоит уникальная возможность уже после ухода автора ознакомиться с неизвестными сочинениями безусловного классика.
Собрание сопровождено полновесными культурологическими комментариями.
Публикуется с сохранением авторской орфографии и пунктуации.
В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.
был неплохим…
Я однажды — вскрывавший вен
И задавленный прошлым моим
Всё же в мире не так уже много
Силуэтов, слитых в одно…
Я любил тебя за тревогу
Всю истраханную, трогательно —
Я любил тебя за вино…
И за то что была без ответа
Приникала ногами и телом
За ненужное жалкое лето
И за то, чего я не сделал…
Жалейте меня жалейте…
Во тьме коридоров слепых…
Белые буквы ближе
И тащат по плиткам голым
И тащат по мокрым доскам
Унылого страшного зверя
И в дверь толкают меня…
Раньше был обычай
Прошлый обычай
Старинный обычай
Пусть возьмёт меня девушка
И назовёт своим…
Но тонкой девушки нет…
В коридорах длинных и скучных
Где стоит канцелярский запах
Обыденный строгий запах
Раздаётся тихий звонок
Скажут идти в баню
Разденьтесь — идите в баню
Снимаю одежду, складываю
Руки и ноги не мои
Тело моё жёлтое вытянутое упругое
Нетвёрдо неясно качается
В сумраке тихой тюрьмы…
И чувствуешь всё затопила
Неживая нездешняя грусть
И думаешь всё ведь было
Усталое «ну и пусть»…
Потом когда тихим и робким
Руки твои вспоминая
Вечерний отчаянный дождь…
Ты где-то не в этом мире
Отчаянная живёшь…
Остриженный и лимонный
В войлочных мягкий туфлях
Я буду в баню идти
А потом когда пойму…
$$$$$$брошусь
$$$$$$$$$$$назад…
И застряну застряну
Руки не оттащить…
Изломанные мои руки
Жёлтое моё тело
Дайте ему маячить
Во мгле полутёмных залов
Во тьме неживых вечеров
Дайте ему цепляться
За женские тонкие плечи
Не надо меня не надо
В эту странную дверь…
Я тёмный, я полузабытый
Людьми и тревогой и плачем
Я у которого тусклые
$$$$$$спокойные глаза
А жизнь была и осталась
Смешные слепые попытки
Смятенье и отклик найти
В чужих спокойных душах
В чужой жизни спокойной
«Ночами чёрт-те что приснится…»
Ночами чёрт-те что приснится
Большая ложь
Что над тобою наклонится
Мне пришлось…
И ты устало теплишь пламя
В ночных зрачках…
Потом мы заняты делами
Земными скучными делами…
Быть может мне с тобою вечно
В июньские ночи быть
Твои одинокие плечи
Послушно и глупо любить
И мир пройдёт незаметным
У самой кожи лица…
Я напишу как пьяный
Какую-то большую поэму
В этой поэме будут
Плечи и ноги твои…
В этой поэме будет
Церковь стоящая косо
Мы живущие глупо
У подножья церквей
Белые длинные своды…
Вытянутые вверх…
Много большой свободы
В выборе рук и плеч
Я могу тихо биться…
В тихой белой горячке
И никто не узнает
И не узнаешь ты
Над воспоминаньями о тебе
наклониться
И проклинать мечты…
Что эта чудовищная полночь
Раздвоилась и разбилась
Что разве мы отдельно —
я и ты
Но есть вопросы смерти
Банальной, будничной смерти
Минутная радость
$$$$$$Минутная слабость
Минутное горе —
$$$$$$Всё пройдёт
Останется вечное, святое,
То что выберет время
Бестрепетными бескровными
Безжизненными руками
Высшей жизни…
Жизни земли без нас…
Или с нами, со всеми, мало
Едва-едва… вспухнут лица
В огне открытых дверей…
И унесут их владельцы
В ночь…
Где не видно…
Даже идёт человек или уже ушёл…
«Манекеном парижской витрины…»
Манекеном парижской витрины
Жить туго и жить паршиво
Когда зажигают камины
И лампочки греют лживо…
Послушайте девушка стройная
Вы многое видели много
Когда выплывает над дорогой
Луна… строгая…
Вы верно видели, видели
Ночью Жерар Филипа
Ведь наверное он задумчиво
Смотрел за стеклянный мир
В волнах дождя и тумана
Руки скрестив стояла
Бледная тонкая панна…
Вы — а напротив — он
Он размышлял что завтра
Вечером умрёт
На сцене
А скоро в ненастный вечер
И в жизни умрёт
«Если я спрошу зачем ты живёшь…»
Если я спрошу зачем ты живёшь
И пахнешь животным запахом
И находишься именно в моих руках
Ты ответишь что я с Есениным схож
Такая же странность во мне…
Мне льстит конечно сравненье с великими
Я сделаю загадочно неизвестно что…
Сумею дать людям ночь эту с бликами
И твоё пальто…
Сумею сказать про своё окружение
Женщину пустую…
Про изнеможение, отражение,
Смотрение в мостовую…
Конфеты поздно открыты
В конфетах зеркальные стены
И можно видеть как смутны
Мои и твои черты
Можно видеть как мнутся
При виде твоём — мужчины
И женщины что-то предчувствуя
На профиль мой глядят…
Это — кривлянье людское
Мы ничего не стоим…
Слова наши пылью будут
Завтра же…
И волосы будут пылью
И стёкла и конфеты
Где много мужчин и женщин
Вечером в темноте…
«Им тоже надоело бремя смерти…»
Им тоже надоело бремя смерти
Как нам с тобой такую жизнь нести
И всем ещё случайно не потухшим
Потухшими глазницами цвести…
Когда-то вы
