Семен Надсон - Полное собрание стихотворений

Я чувствую и силы и стремленье
Служить другим, бороться и любить;
На их алтарь несу я вдохновенье,
Чтоб в трудный час их песней ободрить.
Но кто поймет, что не пустые звуки
Звенят в стихе неопытном моем,
Что каждый стих – дитя глубокой муки,
Рожденное в раздумье роковом;
Что каждый миг «святого вдохновенья»
Мне стоил слез, невидных для людей,
Немой тоски, тревожного сомненья
И скорбных дум в безмолвии ночей?!.

Вот наш старый с колоннами серенький дом,
   С красной крышей, с массивным балконом.
Барский сад на просторе разросся кругом,
И поля, утопая во мраке ночном,
   С потемневшим слились небосклоном.

По полям, извиваясь блестящей струей,
   Льется речка студеной волною,
И беседка, одетая сочной листвой,
Наклонясь над лазурной ее глубиной,
   Отражается гладью речною.

Тихо шепчет струя про любовь и покой
   И, во мраке звеня, замирает,
И душистый цветок над кристальной струей,
Наклонившись лукавой своей головой,
   Нежным звукам в раздумье внимает.

Здравствуй, родина-мать! Полный веры святой,
   Полный грез и надежды на счастье,
Я покинул тебя – и вернулся больной,
Закаленный в нужде, изнуренный борьбой,
   Без надежд, без любви и участья.

Здравствуй, родина-мать! Убаюкай, согрей,
   Оживи меня лаской святою,
Лаской глуби лесной, лаской темных ночей,
Лаской синих небес и безбрежных полей,
   Соловьиною песнью живою.

Дай поплакать хоть раз далеко от людей,
   Не боясь их насмешки жестокой,
Отдохнуть на груди на зеленой твоей,
Позабыть о загубленной жизни моей,
   Полной муки и грусти глубокой.

Терпи… Пусть взор горит слезой,
Пусть в сердце жгучие сомненья!..
Не жди людского сожаленья
И, затаив в груди мученья,
Борись один с своей судьбой…

Пусть устаешь ты с каждым днем,
Пусть с каждым днем всё меньше силы…
Что ж, радуйся: таким путем
Дойдешь скорей, чем мы дойдем,
До цели жизни – до могилы!

Я вновь один – и вновь кругом
Всё та же ночь и мрак унылый,
И я в раздумье роковом
Стою над свежею могилой:
Чего мне ждать, к чему мне жить,
К чему бороться и трудиться:
Мне больше некого любить,
Мне больше некому молиться!..

О, если б огненное слово
Я в дар от музы получил,
Как беспощадно б, как сурово
Порок и злобу я клеймил!
Я б поднял всех на бой со тьмою,
Я б знамя света развернул
И в мир бы песнею живою
Стремленье к истине вдохнул!
Каким бы смехом я смеялся,
Какой слезой бы прожигал!..
Опять бы над землей поднялся
Святой, забытый идеал.
Мир испугался б и проснулся,
И, как преступник, задрожал,
И на былое оглянулся,
И робко приговора ждал!..
И в этом гробовом молчаньи
Гремел бы смелый голос мой,
Звуча огнем негодованья,
Звеня правдивою слезой!..

Мне не дано такого слова…
Бессилен слабый голос мой,
Моя душа к борьбе готова,
Но нет в ней силы молодой…
В груди – бесплодное рыданье,
В устах – мучительный упрек,
И давит сердце мне сознанье,
Что я – я раб, а не пророк!

Пусть песнь твоя кипит огнем негодованья
И душу жжет своей правдивою слезой,
Пусть отзыв в ней найдут и честные желанья,
И честная любовь к отчизне дорогой;
Пусть каждый звук ее вперед нас призывает,
Подавленным борьбой надеждою звучит,
Упавших на пути бессмертием венчает
И робких беглецов насмешкою клеймит;
Пусть он ведет нас в бой с неправдою и тьмою,
В суровый, грозный бой за истину и свет, –
И упадем тогда мы ниц перед тобою,
И скажем мы тебе с восторгом: «Ты – поэт!..»
   Пусть песнь твоя звучит, как тихое журчанье
   Ручья, звенящего серебряной струей;

Пусть в ней ключом кипят надежды и желанья,
И сила слышится, и смех звучит живой;
Пусть мы забудемся под молодые звуки
И в мир фантазии умчимся за тобой, –
В тот чудный мир, где нет ни жгучих слез, ни муки,
Где красота, любовь, забвенье и покой;
Пусть насладимся мы без дум и размышленья
И снова проживем мечтами юных лет, –
   И мы благословим тогда твои творенья,
   И скажем мы тебе с восторгом: «Ты – поэт!..»

«Взгляни, как спокойно уснула она:
   На щечках – румянец играет,
В чертах – не борьба роковая видна,
   Но тихое счастье сияет;
Улыбка на сжатые губы легла,
   Рассыпаны кудри волнами,
Опущены веки, и мрамор чела
   Увит полевыми цветами…
Вокруг погребальное пенье звучит,
   Вокруг раздаются рыданья,
И только она безмятежно лежит:
   Ей чужды тоска и страданья…
Душа ее там, где любовь и покой,
   Где нет ни тревог, ни волнений,
Где нет ни безумной печали людской,
   Ни страстных людских наслаждений…
Она отдыхает! О чем же рыдать?
   Пусть смолкнут на сердце страданья,
И будем трудиться, бороться и ждать,
   Пока не наступит свиданье!..»

«О, если б в свиданье я веровать мог,
   О, если б я знал, что над нами
Царит справедливый, всевидящий бог
   И нашими правит судьбами!
Но вера угасла в усталой груди;
   В ней нет благодатного света –
И призраком грозным встает впереди
   Борьба без любви, без привета!..
Напрасно захочет душа отдохнуть
   И сладким покоем забыться;
Мне некому руку в тоске протянуть,
   Мне некому больше молиться!
Она не проснется… она умерла,
   И в сумрак суровой могилы
Она навсегда, навсегда унесла
   И веру и гордые силы…
Оставь же – и дай мне поплакать над ней,
   Поплакать святыми слезами, –
Я плачу над жизнью разбитой моей,
   Я плачу над прошлыми снами!..»

Прощайте, папочка! Позвольте вас назвать
Так, как в года былые вас мы звали.
Кто знает, свидимся ль когда-нибудь опять
И будет ли свиданье без печали?

Быть может, многих ждет за этою стеной
Отрада лучших грез и жгучий яд страданья
И жизнь наш челн зальет мятежною волной
И гордо осмеет заветные желанья.

Но прочь предчувствия! К чему глядеть вперед?
Простимся же светло, без думы и страданья, –
Авось опять судьба нас на пути сведет,
И будет радостно отрадное свиданье.

И вновь мы проживем мечтами прошлых дней,
И, вспомнив их восход, как солнце лучезарный,
Вас снова окружит любящий круг детей
И прошлое почтит слезою благодарной.

И мрак и тишина… В торжественном молчаньи
Горит немая ночь над сонною Москвой…
Затих обычный шум на улицах столицы,
И ряд огней погас в светлицах теремов.
Промчался шумный день… На площади широкой
Как тень стоит еще высокий эшафот,
Но не вопит вокруг толпа, не слышно стонов
И не видать суровых палачей.
И только в сумраке разбросанные трупы
Лежат вокруг – и бледный лик луны
Глядит на них с безмолвным состраданьем
И снова прячется за облаком седым.
А завтра вновь – и эшафот, и муки,
И новых жертв покорная толпа,
Покуда ночь не остановит казни,
Покуда день не утомит царя.

Дворец его, суровый и безмолвный,
Один не спит во мраке. Вся в огнях
Сияет царская трапеза. За столами
Сидят опричники, бояре и дворяне,
И кравчий, брагою наполнив чаши,
Их подает пирующим гостям.
Задумчивый и грустный за трапезой
Сидит сегодня царь… Его не тешит
Ни шум толпы, ни песни удалые
Двух гусляров, которые поют
Про грозный бой у белых стен Казани
И славят Русь и русского царя…
В его уме встают иные сцены:
То видит он суровый эшафот,
С которого звучат ему проклятья,
То чудятся ему истерзанные трупы
И слышится предсмертное хрипенье…
И вздрогнув, он очнется – и велит
Подать вином наполненную чашу,
Пьет сам – и требует, чтоб гости пили,
И гуслярам дает приказ плясать…
А ночь бежит… Уж кое-где дымятся
Угасшие лампады… Уж в речах
Гостей звучит порою утомленье
И клонит сон их головы хмельные.
И вот вином в последний раз
Наполнены сверкающие чаши, –
И грозный царь, на посох опираясь,
Уходит из трапезы… Вслед за ним
Расходятся и гости – и вокруг
Царит немая мгла и мертвое молчанье…