И общественность потребовала санкции ввести.
Дедушка Ленин тащит бревно,
А я отказался помогать – негодник.
Меня взяли на заметку в гороно,
И, в назидание другим, теперь я точно второгодник.
Талант умело заболтать любую из проблем,
Запутать умным разговором явную причину,
Отодвинуть на потом главную из тем
Должен быть у каждого чиновника по чину.
Он должен очень остро говорить
Языком тостов и сальных анекдотов.
Такого никогда не смогут перебить,
Чтобы вникнуть в смыслы этих фальшотчётов.
Смотреть в глаза и заявлять от фонаря,
И при этом получать аплодисменты,
Уменье страстно говорить, ничего не говоря,
Всегда сулит чины и дивиденды.
Всё это – наследство одного творца,
Ни с кем не спутаешь его скуластый профиль.
Красный плащ, ужимки хитреца:
Это – собиратель душ, демон Мефистофель.
Он – житель ада, презирающий людей,
Умел одной ухмылкой душу осквернить,
А собирателей различных должностей
Учил унизить тех, кому обязаны служить.
Его учение живёт и побеждает,
Оно – как свежесть от кривого вентилятора:
Кто-то кресло депутата выкупает,
А у кого-то полномочья императора.
Он хотел всё видеть и всё знать,
И, как глубокий юбочный разрез,
Мечтал одновременно скрыть и показать,
Что он всегда пойдёт наперерез.
В сюжетах длинных сериалов
Он вживался в героические роли
Благородных и богатых феодалов
С бантами, шпагой и в камзоле.
Но кому нужны «Поющие в терновнике»
И любовь в любой аранжировке,
Когда вся мера в алюминиевом половнике,
Раздающем кашу в заводской столовке?
Он хотел всё видеть и всё знать,
Потому и возомнил себя поэтом.
Ему хотелось понимать и сострадать,
И для кого-то распуститься первоцветом.
Кому-то снятся недоеденные торты,
Кто-то погружается в язычество,
А жизнь направо и налево делает аборты
Нашим притязаньям на владычество.
Он сам себя не мог предугадать,
Уже не веря ни в часы, ни в расстояние,
Что будет думать, и что готов сказать,
Будучи готовым сделать покаяние.
Те, у которых право выбора отняли,
Взялись добиваться уважения:
Они открыто заявились и даже угрожали,
Но всё это – игра воображения.
А в регионе по бюджету тухлые расклады,
И там не было предела возмущения.
Автострады перекрыли баррикады,
Но всё это – игра воображения.
Обманутые дольщики, закормленные враками,
Силой добивались объяснения
В стычках с полицейскими и массовыми драками,
Но всё это – игра воображения.
Когда для медиков закончились подачки,
Не осталось даже малости терпения,
Повсеместно прокатились митинги и стачки,
Но всё это – игра воображения.
А школа стала местом выживания,
И когда стали нестерпимы унижения,
Громом прогремели протестные собрания,
Но всё это – игра воображения.
Не отыскать для переправы брода,
И никуда не денутся страхи и сомнения,
И никогда и никому не будет дарена свобода,
Если всё кругом – игра воображения.
Когда-то щёку подперев огромным кулаком,
Мыслитель погружался в размышленья,
Но его легко объявят дураком,
Если не предскажет лунное затменье.
А сейчас себе под нос бубнит интеллигенция:
Похоже, они ищут объяснений,
Почему где нет мозгов – хорошая потенция
И не бывает никаких сомнений?
Мы давно всех обогнали на научной ниве,
И не надо объясняться с каждым идиотом.
Только тот, кто себя видит в социальной перспективе,
Может называться патриотом.
Пусть кто-то носится с новыми проектами,
И пусть их мучают разные суждения,
Но там всегда найдутся ложные аспекты,
И останется одно, но правильное, мнение.
На каждого всегда найдут причину,
Хотя они и были не совсем чужими.
Этих личностей заблудших расстреляли в спину,
Но патроны оказались холостыми.
Велик масштаб побед и поражений,
Но говорят, что это всё не зря,
Ведь, вопреки набору разных мнений,
Всегда над нами силуэт вождя.
Зайцу хорошо на морковном поле,
А пушистой белочке – в дупле.
Нам тоже было хорошо в начальной школе,
Когда учишь буквы в букваре.
Нас пионеры посвящали в октябрята,
А дальше – комсомольцы в пионеры.
И мы не просто так девчонки и ребята:
Нас воспитали наглядные примеры.
Но однажды появился второгодник,
Он сидел один на последней парте, как чужой.
Говорили шёпотом, что он вообще разбойник,
И кто-то видел, что он носит ножичек складной.
Нам, понятно, запрещали с ним дружить.
Он смеялся как-то не по-детски,
И казалось, что с трудом умеет говорить,
И слегка ведёт себя не по-советски.
Он на шее красный галстук не носил,
Возможно, с пионеров исключили:
Наверно, где-то что-то натворил,
Но нам про это ничего не говорили.
И не пришла к углу гипотенуза,
И реальность оказалась совсем немилосердна:
Его отец – Герой Советского союза,
К званию представленный посмертно.
Не обойдётся без героев в приключенческом кино,
Пусть оно будет про Синдбада или про Кинг-Конга,
Где бы ни было оно сотворено:
На холма́х Голливуда или в студиях
