Джордж Байрон - Сарданапал

Сестра, смелей! Высокой крови нашей
Не унижай волненьем, вспомни — кто мы.
Мой государь, царица здесь!

Оставь нас.

Как хочешь.

С ним — одна! Как много лет,
Хоть молоды мы, провела я в скорбном
Вдовстве души. Он не любил меня…
Он изменился мало; изменился
Ко мне одной… Зачем же я все та же?
Молчит он; чуть взглянул он, и — ни слова,
Ни взора. А ведь был и взор, и голос
Столь мягок! Равнодушен, но не жесток…
Мой государь!

Зарина!

Нет Зарины;
Не говори «Зарина»; это слово
Стирает долгие года и то,
Что удлиняло их!

Теперь уж поздно
Былые сны припоминать. Не надо
Упреков — хоть в последний раз.

И в первый —
Ты никогда не слышал их!

Да, правда;
И этот мне укор больнее, чем…
Но человек не властен ведь над сердцем.

И над рукой. Ты ж руку взял и сердце.

Твой брат сказал, что ты искала встречи
Со мною, прежде чем уедешь вместе…

С детьми; да так. Благодарить хотела,
Что ты не отнял от души моей
Последнее, что ей любить осталось:
Их, наших, на тебя похожих, так же
Глядящих на меня, как ты глядел
Когда-то… Но они не изменились.

И не должны! Я буду рад в них видеть
Сознанье долга.

Не слепой любовью
Я их люблю, как истинная мать,
Но также, как твоя жена: они —
Единственная наша связь.

Не думай,
Что я к тебе несправедлив. Примером
Сама им стань — не я. Вверяю их
Тебе одной. Их воспитай для трона,
А если ускользнет он… Ты слыхала
О мятеже ночном?

Почти забыла;
Что мне любое горе (не твое),
Коль я опять смогла тебя увидеть?

Мой дрогнул трон (я говорю без страха)
И для детей, быть может, и утрачен;
Но им нельзя терять его из виду.
Я всем рискну, чтоб им его оставить,
А коль паду — пусть отобьют его
Бестрепетно и пусть владеют мудро,
Не так, как я, растративший всю власть.

Они услышат от меня лишь то,
Что возвышает образ твой.

Пусть правду
Услышат от тебя, а не от мира
Свирепого. В беде они узнают
Всю злобу толп к развенчанным владыкам,
Пойдут платить за все мои грехи.
О дети!.. Все бы снес я, будь бездетным!

Не говори так, нет! Не отравляй
Последнего покоя сожаленьем,
Что ты — отец! Коль победишь ты, будут
Они царить — и прославлять тебя,
Кто спас им трон, ценя его столь мало;
А если…

Трон падет — весь мир им крикнет!
«Вина отца!» — и с эхом их проклятье
Сольется.

Никогда! Почтут они
Того, кто пал, как царь, и, погибая,
Был выше многих, царствовавших только,
За годы не свершая ничего
Для летописей.

Летописи наши
Кончаются, боюсь. Но их конец,
Какая ни была бы середина,
Запомнится не меньше, чем начало.

Все ж не рискуй и жизнь побереги;
Живи для тех, кому ты дорог.

Дорог?
Кому? Рабыне, любящей по страсти
(Не из тщеславья: дрогнул трон, любовь же
Не дрогнула); друзьям, со мною пившим,
Так что в семью слились мы и они
С моею гибелью погибнут; брату,
Кого я оскорбил; забытым детям;
Жене…

Кто любит.

И простит?

Об этом
Не думала. Как, не виня, прощать?

Жена моя!

О, будь благословен
За это слово! Не ждала я вновь
Его услышать — от тебя!

Услышишь
От подданных! О! Те рабы, кого я
Кормил, поил, кто ожирели миром,
Разбухли счастьем, кто в своих поместьях
Царями стали, вышли на мятеж,
Ища убить виновника их жизни
Ликующей! А те, кого я презрел,
Мне верны! Вот чудовищная правда!

Естественно; для грязных душ отравой
Становится добро.

А в чистых душах
И зло — добром. Они счастливей пчел,
Берущих мед с целебных лишь цветов.

Сбирай же мед, не спрашивая — чей он,
И радуйся: не всеми брошен ты.

Да, так, поскольку жив я. А подумай:
Будь я не царь, как долго б мог я смертным
Быть, смертным здесь, конечно, а не там?

Не знаю; но живи для наших… то есть
Твоих детей.

О кроткая Зарина,
Обиженная мною! Да, я раб
Случайностей, игра любому вздору;
Негодный ни для трона, ни для жизни!
Не знаю, чем я должен быть, но вижу,
Что я — не то; и пусть придет конец.
Но помни вот что: если не по мне
Любовь, такая как твоя, и ум твой,
И даже прелесть, хоть я увлекался
И меньшею, томясь любовью брачной
И ненавидя всякие оковы
И для себя и для других (об этом
Свидетельствует и мятеж), услышь
Мои слова, последние быть может:
Никто, как я, так не ценил твои
Достоинства, хоть не умел и пользу
Извлечь из них. Так рудокоп, напав
На золотую жилу, понимает,
Что нет в ней прока: он ее нашел,
Но ею — высший властвует, велевший
Ему копать, но не делить богатства,
Сверкнувшие у ног; не смеет он
Поднять их, взвесить — должен только ползать,
Ворочая крутую землю…

О!
Что мне просить, когда ты понял цену
Моей любви! Уйдем вдвоем — и я
И мы (позволь сказать) увидим счастье.
Ассирия — не вся земля. Мы новый
Отыщем мир — в себе, и с ним блаженство,
Не встреченное мной, да и тобой
Со всем твоим покорным царством.

Должен
Вас разлучить я. Дорог каждый миг.

Жестокий брат! Столь чудные мгновенья
Ты прерываешь!

Чýдные!

Со мной
Он так был добр, что не могу и думать
Расстаться с ним!

Так! Женское прощанье
Кончается решением остаться…
Я так и думал, уступая — против
Своих предчувствий. Но — тому не быть!

Не быть?

Останься и погибни.

С мужем!

Да — и с детьми.

Увы!

Сестра, послушай,
Как надлежит моей сестре: готово
Все, чтоб тебя спасти с детьми, с последней
Надеждой нашей. Здесь не в чувствах дело,
Хоть важны и они; вопрос — о власти.
Мятеж на все пойдет, чтоб захватить
Детей царя и с ними уничтожить…

Довольно, брат!

Так слушай: если их
Мы вырвем из когтей мидийских, бунт
Утратит цель — уничтоженье рода
Немвродова. Погибнет царь, но дети
Останутся и, победив, отмстят.

А мне одной остаться?

Как? Лишив
Детей отца и матери, покинув
Сиротами — в чужой стране — одних?

Нет! Сердце разорвется!

Все сказал я;
Решай.

Зарина! Прав твой брат, и должно
Принять нам неизбежность хоть на время;
Здесь все утратить можешь ты; уехав,
Ты лучшее спасешь, что нам осталось,
Мне и тебе, и верным тем сердцам,
Что бьются в нашем царстве.

Торопитесь!

Итак, иди! Коль свидимся — возможно,
Тебя достойней стану я; а нет —
Пойми, что я, не искупив ошибок,
Покончил с ними. Я боюсь: ты будешь
Сильней скорбеть об оскорбленной славе
И прахе ассирийского царя,
Всевластного когда-то, чем… Но, полно…
Растрогался!.. А надо твердым быть.
Моим грехам была причиной мягкость.
Скрой слезы; их не лить я не прошу:
Мне легче осушить исток Евфрата,
Чем хоть слезу столь преданной и нежной
Души; но дай не видеть слез. От них
Вновь исчезает мужество мое.
Брат, уведи ее.

О боже! Снова
Лишусь его!

Сестра! Послушна будь!

Уйди! Должна остаться я! Не трогай!
Как? Он умрет один, и жить я буду
Одна?

Умрет он не один, и долго
Одна жила ты.

Ложь! Он жив, я знала
И с образом его жила! Не тронь!

Прости, но должен братское насилье
Я применить.

Нет, никогда! На помощь!
Сарданапал! И ты глядишь, как тащат
Меня?

Погибло все, коль упущу я
Минуту эту.

Голова кружится…
Темно в глазах… Где он?

Оставь ее.
Она мертва — и ты ее убил.

Нет: обморок, последствия волненья;
Поможет воздух ей. Уйди, прошу я.

Воспользуюсь единственной минутой,
Чтоб к детям унести ее, сидящим
Уже на царской барке.

Вот что, вот что
Снести еще я должен, я, вовеки
Не причинявший боли никому
Намеренно. Ах, все не так. Любили
Друг друга мы. О роковая страсть!
Зачем не разом в двух сердцах ты гаснешь,
Воспламенив их разом? О Зарина!
Я дорого плачу за ту беду,
Что на тебя обрушилась. Люби я
Тебя одну, я был бы для народов
Царем бесспорным. Ах, в какую бездну
Один неверный шаг с дороги долга
Ведет всех тех, кто требует почтенья
По праву благородства — и находят,
Пока не утеряют права!..