Сказание о Евпатии Коловрате, О хане Батые, Цвете Троеручице, о Черном Идолище и Спасе нашем Иисусе Христе
1
За поёмами Улыбыша*
Кружат облачные вентери*.
Закурилася ковыльница
Подкопытною танагою.
Ой, не зымь лузга*-заманница
Запоршила переточины*,—
Подымались злы татарове
На зарайскую сторонушку.
Задрожали губы Трубежа*,
Встрепенулись очи-голуби,
И укромы* крутоборые
Посолонью зачаведели.
Не ждала Рязань, не чуяла
А и той разбойной допоти*,
Под фатой варяжьей засынькой*
Коротала ночку темную.
Не совиный ух защурился,
И не волчья пасть осклабилась,—
То Батый с холма Чурилкова
Показал орде на зарево.
Как взглянули звезды-ласточки,
Загадали думу-полымя:
Штой-то Русь захолынулася*?
Аль не слышит лязга бранного?
Щебетнули звезды месяцу:
«Ай ты, Божие ягнятище!
Ты не мни траву небесную,
Перестань бодаться с тучами.
Подыми-ка глазы-уголья
На святую Русь крещеную,
Да позарься в кутомарии,
Что там го́рами ерошится?».
Как взглянул тут месяц с привязи,
А ин жвачка зубы вытерпла,
Поперхнулся с перепужины
И на землю кровью кашлянул.
Ой, текут кровя сугорами,
Стонут пасишные пажити*,
Разыгрались злы татарове,
Кровь полониками* черпают.
Впереди ль сам хан на выпячи
На коне сидит улыбисто
И жует, слюнявя бороду,
Кус подохлой кобылятины.
Говорит он псиным голосом:
«Ой ли, титники братанове,
Не пора ль нам с пира-пображни
Настремнить коней в Московию?»
2
От Ольги́ до Швивой Заводи*
Знают песни про Евпатия*.
Их поют от белой вызнати
До холопного сермяжника.
Хоть и много песен сложено,
Да ни слову не уважено,
Не сочесть похвал той удали,
Не ославить смелой доблести.
Вились кудри у Евпатия,
В три ряда на плечи падали.
За гленищем ножик сеченый
Подпирал колено белое.
Как держал он кузню-крыницу,
Лошадей ковал да бражничал,
Да пешнёвые угорины
Двумя пальцами вытягивал.
Много лонешнего смолота*
В закромах его затулено*.
Только нет угожей засыньки,
Чернокосой побеседнушки*.
Не одна краса-зазнобушка
Впотайную по нем плакала,
Не один рукав молодушек
От послезья продырявился.
Да не любы, вишь, удалому
Эти всхлипы серых журушек,
А мила ему зазнобушка,
Што ль рязанская сторонушка.
3
Как гулял ли, хороводничал
Удалой-те добрый молодец
И Ольгу́ ли волноватую
В молоко парное вспенивал.
Собирались злы татарове,
На Москву коней шарахали.
Собегалися боярове
На кулажное устанище.
Наряжали побегушника,
Уручали серой грамотой:
«Ты беги, буди, детинушка,
На усуду свет Евпатия».
Ой, не колоб в поле котится
На позыв колдуньи с Шехмина,—
Проскакал ездок на Пилево
Да назад опять ворочает.
Крутозыбы волны белые,
Далеко их видно по лугу.
Так и мечутся, яруются
Укусить седое облако.
Подскакал ездок ко берегу,
Тянет поводы на быстрицу,
Да не лезет конь в сумятицу,
В две луны подковы вытянув.
Как слезал бегун, задумывал:
«Ай, с чего же речка пенится?
Нет ни чичерного сиверка*,
Ни того ль лесного шолоха*».
4
Да вставал тут добрый молодец,
Свет Евпатий Коловратович,
Выходил с воды на посолонь,
Вытирался лопушиною.
Утихала зыбь хлябучая,
Развивались клубы пенные,
И надводные коряжины
По-лягвачьему пузырились.
А и крикнет побегушниче:
«Ой ты, лазушновый* баторе*!..
Ты беги, померяй силушку
За Рязанью над татарами».
5
На узёмном погорелище
За Коломной бабы хныкают.
В хомутах и наколодниках
Повели мужей татаровья.
Хлыщут потные погонщики,
Подгоняют полонянников,
По пыжну путю*-дороженьке
Ставят вехами головушки.
У загнетки* неба синего
Облака горят, поленища,
На сухменьи ель*-ухватище
Пламя-полымя ворочает.
Не кухта* в бору замешкалась
И не лышник* чешет бороду,
Ходит Спасе, Спас-угодниче
Со опущенной головушкой.
Отворялась Божья гридница*
Косятым окном* по нудышу,
Выходила Троеручица*
На крылечко с горней стражею.
И шумнула мать пелеганцу*:
«Ой ты, сыне мой возлюбленный,
Помути ты силу вражию,
Соблюди Урусь кондовую».
Не убластилося* Батыю,
Не во сне ему почуялось,
Наяву ему предвиделось —
Дикомыти* рвут татаровье.
Повернул коня поганище
На застепное пристанище,
За пожнёвые утырины,
На укрепы ли козельские.
Ой, бахвалятся провытники*
Без уёму, без попречины*.
За кого же тебя пропили,
Половецкая любовница?
6
У Палаги-шинкачерихи
На меду вино развожено.
Корачевые кумашницы*
Рушниками занавешаны.
Не облыжники* пеняются*,
Не кусомни*-поминушники*,—
Соходилися товарищи
Свет хороброго Евпатия.
Говорит-гудит детинушка:
«Ой ли, други закадышные,
Не пора ль нам тыквы-головы
Попытать над ятаганами?
Не назря мы, чай, за пожнями
Солнце стрелами утыкали,
Не с безделья в стены райские
Два окошка пробуравили».
Не загулины* кувекали*,
Не тетерники скликалися,
А удалые головушки
С просулёнами прощалися.
Плачут засыньки по дружникам*,
По Евпатию ль все Ольговичи.
Улетают молодикочи*
Во погоню на потравников*.
Ой, не суки в тыне щенятся
Под козельскими корягами,
Налетала рать Евпатия,
Сокрушала сыть поганую.
Защемило сердце Батыя,
Хлябушиной закобонилось.
Не рязанцы ль встали мертвые
На угубу кроволитную?
7
А на райских пашнях побрани* —
Спорит идолище с Господом:
«Ты отдай победу выкрому,
Правоверу мусульманину».
Говорит Господь узывчиво:
«Ай ты, идолище черное,
У какой ты злюки-матери
Титьку-вишенье высасывал?»
Бьются соколы-дружинники,
А не знают волю сполову.
Как сидеть их белым душенькам
В терему ли, в саде райскоем.
Стонет идолище черное,
Брови-поросль оторачает.
Как кипеть ли злым татаровьям —
Во смоле, котлах кипучиих.
Скачет хан на бела батыря,
С губ бежит слюна капучая.
И не меч Евпатий вытянул,
А свеча в руках затеплилась.
Не березки-белолипушки
Из-под гоноби* подрублены,
Полегли соколья-дружники
Под татарскими насечками.
Не карачевое гульбище,
Не изюм-кутья поминная —
Разыгрались злы татаровья,
Кровь полониками черпают.
Возгово́рит лютый ханище:
«Ой ли, черти-куралесники,
Отешите череп батыря
Что ль на чашу на сивушную».
Уж он пьет не пьет, курвяжится,
Оглянётся да понюхает:
«А всего ты, сила русская,
На тыновье загодилася».
От Ольги́ до Швивой Заводи
Знают песни про Евпатия.
Их поют от белой вызнати
До холопного сермяжника.
