Эдуард Вениаминович Лимонов известен как прозаик, социальный философ, политик. Но начинал Лимонов как поэт. Именно так он представлял себя в самом знаменитом своём романе «Это я, Эдичка»: «Я — русский поэт».
О поэзии Лимонова оставили самые высокие отзывы такие специалисты, как Александр Жолковский и Иосиф Бродский. Поэтический голос Лимонова уникален, а вклад в историю национальной и мировой словесности ещё будет осмысливаться.
Вернувшийся к сочинению стихов в последние два десятилетия своей жизни, Лимонов оставил огромное поэтическое наследие. До сих пор даже не предпринимались попытки собрать и классифицировать его. Помимо прижизненных книг здесь собраны неподцензурные самиздатовские сборники, стихотворения из отдельных рукописей и машинописей, прочие плоды архивных разысканий, начатых ещё при жизни Лимонова и законченных только сейчас.
Более двухсот образцов малой и крупной поэтической формы будет опубликовано в составе данного собрания впервые.
Читателю предстоит уникальная возможность уже после ухода автора ознакомиться с неизвестными сочинениями безусловного классика.
Собрание сопровождено полновесными культурологическими комментариями.
Публикуется с сохранением авторской орфографии и пунктуации.
В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.
class="v">чья-то подзорная тень прошла
Некто на голубя очи накинул
и побледнел как китаец в бумаге
Мама глядела на мёртвого сына
Сын был живой но отдельно взятый
мёртвый был мёртвый но мёртвый мрачно
весело мёртвый наедине
вы жили и были одеты
Ах, сколько вас много жило́
от вечера позднего лета
к вам тихое пенье пришло
Кто телом своим нанимался
тогда на земле в рабы
Кто странно чернел и сгибался
и потный, и скользкий был…
Цветочное море над вами
не веют ваши чубы
и выветрились с годами
позвоночные ваши столбы
«от городов которых нет давно…»
от городов которых нет давно
какие неизвестные постройки
под вечер шло земное существо
и прислонившись у стены стояло
В окне их быт тёк небольшим пятном
и мать из тряпок сына вынимала
отец пришедший занимался сном
собака — изменившая — стояла
«Зачем ты предалась жилью людскому
Заботе их объедкам их
В тебе их преданном уроде
шум полевой затих
Ах, целой стаей дикой стаей
Бывало загрызали вы
Того кто пьяный заплутает
в снегу или в кустах травы…»
«Боже мой! Я рисунок Валдая…»
Боже мой! Я рисунок Валдая
Тихо помню и закрыв глаза
вижу местное чёткое диво
разрезной и хороший овраг
Ничего в эту пору святого
я лишь мальчик с свистящим ремнём
в длинном длинном пальтище своём
Как и счас ничего мне святого
Провод помню вверху протянулся
Нудно-серые плачут куски
Но однако назад оглянулся.
Ах, равнина Валдая моя
«Город. Провинция. Доски…»
Город. Провинция. Доски
Бедный больной в окне
Бледный как дедовская бумага
Зелёный хмель на стене…
Праздник: провинция. пыльно
велосипед пробежал.
Бледный больной пугливо
смотрит в сторону шпал.
Взор заслоняет поезд
Бескровный больной огорчён.
Ему предлагают бриться
и соглашается он.
В это время взлетают
два петуха у окна
белого больного пугают
вздрагивает синеватая щека
За забором тёмный сад
сад тёмно-зелёный чёрный
и густой подымается аромат
и перелетает через
Что там что там в том саду
в том саду в большом саду
Частное владенье он
недоступен недоступен
в ночное время смутный шум
слабый свет заметен
кто-то ходит меж цветов
подобный королеве
кто-то ветви раздвигая
одновре́менно поёт
куча яблоков слетая
стук о землю издаёт
Там старинные одежды
различаются из тьмы
Там ковры лежат висят
и глаза у птиц блестят
в нашем городе он славен
и известен тёмной славой
в нашем городе он выше
в нашем городе он тише…
Была большая голова у той, что раздавала
вся пища жирная была и тихо колыхалась
в руках и красных, и тугих, и розовых от жара
на стенах лазали медведи всей своей семьёю
В одном углу сидел как будто турок
и что-то тихо думал, поедая
В другом углу сидели двое русских
и в чём-то давно кля́лись, выпивая…
Красавица давно минувших дней
сидела в чёрной шляпке за кефиром
а старый кавалер следил за ней
неподалёку восхищённым зверем
Картошка сладкая, котлета да уха —
вот всё, что эти люди ели
Клеёнка полосатая… вот потная щека
Вот женщина усатая и солдат полка
и только сидя грустно один я изучал
разнообразнейшие ихи чувства
их лбов строение и челюстей сложение
один лишь я салфеткой утираясь
я сам жилец на этом белом свете
и сам я столоваться прихожу
но чтобы так мне быть как люди эти
с глубоким липким ужасом слежу
Вот руки раздавальщицы мелькнули
мелькнули серые волосы её
Вот те кто получают повернули
к ней почернелое обличие своё
«сегодня уж вишни собрали…»
сегодня уж вишни собрали
и за огурцами по огороду сгинался отец
и сыну студенту забили
и в ящике всё наконец
Сложили на колени руки
сидят в своих синих пиджаках.
улыбаются в своих усах
Пыль по дороге да пыль
Отец ковыль да ковыль
приковылял из сада
из обширного огорода
фотографию сына урода
которого произвела природа
имея в кармане затем в кулаке
Завязали уже тесёмки на мешочках
Уже положили везут на лошадке
Уже и станция вот и приёмщик
Здравствуйте здрасьте возьмите.
Берут. и на колёсах везут
пыль вдоль дороги. пыль.
О виктор, виктор
мне твоя
необходимая подмога
о виктор ты ушёл в небытие.
виктор ты теперь у Бога
Помню как играл ты летом
на аккордеоне
как сидел ты на крылечке
пальцами сверкая
Чёрный волос смуглый вид
Дерево то старое
Вокруг всё стоит лежит.
Дом… крыльцо. заборчик
вишни честным что трудом
по́верху шумят
и пустынный старый дом
и копейки в ряд…
