Юнна Мориц - По закону – привет почтальону

РЕМА

Кто всё успел, тот зря потратил время,
Блаженной праздности угробив Божий дар.
Есть небо с облаками в теореме,
Где над земным летит воздушный шар.

И никаких в том небе доказательств,
Что надо жить, не в облаках паря,
А всё успеть по части ательств-ятельств…
Кто всё успел – потратил время зря.

Уж если тема, так должна быть рема,
Она же – новость, проще говоря.
Кто всё успел – классическая тема,
А рема – что потратил время зря.

Три яруса рабов гребут в триреме
Крушить триеру – копию свою…
Кто всё успел, тот зря потратил время,
А Клеопатра предпочла змею.

* * *Читателю сердце кровавить?
Пытать его душу огнём?
Отличное дело!.. Но я ведь
Такой не осилю подъём.

Куда мне до этой горячки,
До этих глубинных корней, —
Охотничьи будут собачки
Намного меня посильней.

Они, свою дичь сокрушая,
Сведут её страхи под ноль,
И в этом их будет большая,
Большая культурная роль.

Такую большую создатель
Не дал мне, малютке, сыграть.
Прости, не могу, мой читатель,
Живьём с тебя кожу содрать!..

Прости, что не будешь от боли
Орать, изгибаясь дугой.
Прости, что не сыплю я соли
На раны… Прости, дорогой!

* * *Эту девочку я написала пером на папирусе,
Потом поливала её из лейки вином, —
У неё от вина розоватые крылья выросли
С туманной подпалиной на одном.

И улетела она от меня, как птица,
Жить в европейском замке, в стекле и в рамке.
Когда у нас дождь со снегом, она мне снится,
Пахнущая вином и окном шарманки.

ТАКОЕ СУЙЩЕСТВО

Такое Суйщество, оно суётся всюду,
И дышит, и глядит из всех щелей и створок,
Оно изумлено, в нём – ворох оговорок
И каждая свежа, как подобает чуду.

Такое Суйщество, – когда оно пылает,
Засунув с головой себя в горячку гриппа,
Известно мне одной, ромашка где и липа,
И сколько одеял душа его желает.

Такое Суйщество когда плывёт налево
И остаётся там, письмо в бутылку сунув,
Известно мне одной, как выглядит рисунок
С портретом Суйщества на лодочке напева.

ГОРЕЛОЙ СПИЧКОЙ

Хороша приморская таверна,
Невод, бредень зыблются в углах,
Здесь бинокли плавают Жюль Верна,
Странствующий молится феллах.

Я забыла – кто я и откуда,
Как зовут растенье тамариск…
Жарится на кухне барракуда,
Рыба-зверь для тех, кто любит риск.

Я не ем таких произведений,
Пусть они снимаются в кино,
Где круги с глазами привидений
Красят дев и сковородок дно.

Моё дело – лёгкое, как тело
Искры ниоткуда в никуда,
Искры почерк, искренность предела,
Почтальон блаженства и стыда.

Вот горелой спичкою рисую
Поцелуя хитрую лису, —
Между строк похожа на лису я
В том лесу, где ты целуешь всю.

* * *Мои прекрасные морщины,
Седые волосы вот эти, —
Такие любят их мужчины,
Такие женщины и дети!..

Мои мешочки под глазами,
Судьбы неслабые примочки,
Очков чудесное сползанье,
Когда пишу я эти строчки,

Мой нос, мой Сирано и Данте,
В стране лица, в стране столетий, —
Такие любят их таланты,
Красавцы, юноши и дети!..

Мозгами надо повредиться,
Таких любовников бросая, —
А то могла бы вновь родиться,
Поэтка, ласточка босая.

ЧТЕНЬЕ С ВЫРАЖЕНЬЕМ

Рыдая, клокотать слезами и хвататься
За горло и за грудь, как при смерти больной, —
Быть может только так должны стихи читаться,
Но только не стихи, написанные мной.

Моя живая боль, моя сквозная рана
Таятся глубже дна и выше облаков.
Тревога – есть волна космического плана,
Так много до меня проплывшая веков,

Ничто не утолит её магнит и тягу —
Раскачивать, сжимать, захлёстывать и влечь.
Мы ей благодаря изобрели бумагу,
Вино, и колесо, и всё, что входит в речь.

Завывкой чаровать и глазками пытаться
Вылазить из орбит, и брызгаться слюной, —
Быть может, только так должны стихи читаться,
Но только не стихи, написанные мной.

О да, трудней всего мне воздухом питаться,
Со свистом я дышу, и голос мой продрог, —
Со свистом и должны стихи мои читаться,
Как свежая листва, как воздуха поток.

Тут свищет мой запрет на «чтенье с выраженьем»,
На этот страшный сон в брильянтах мертвеца.
Вот на какой балде читателя мы женим —
На завыванье чар под маскою лица!..

Завывкой чаровать и глазками пытаться
Вылазить из орбит, как призрак заводной, —
Быть может, только так должны стихи читаться,
Но только не стихи, написанные мной.

* * *О боли – ну что вам сказать? – о боли,
О том, как лётчики нас бомбили,
О том, как дети пылали в поле,
Вертясь волчком!..
О том, как ставит тебя на счётчик
Обученный этому делу лётчик —
Посланец какой-нибудь «доброй воли»,
И вот он сбит, и пылает в поле,
Вертясь волчком!..

О счастье – ну что вам сказать? – о счастье,
О том, как белые медсанчасти
Небесных ангелов, крыльев белых,
Берут детей —
Беззвучно, мглисто, в больничку рядом,
За так, задаром, как снег над садом,
Как свет любви в неземных пределах,
А лётчик сбит, и – костёр горелых
Его костей…

О духе – ну что вам сказать? – о духе,
О том, что подвергнуть его разрухе
Технически просто, всё дело – в ухе,
Запустят слух,
Что мелочь Истории – эти дети,
А лётчик зачистил бы джунгли эти,
Он сбросил бы счастье туда в пакете,
Свободу в мешке и еду в горшке,
В своём исключительно высшем духе
Развёл бы расцвет на твоей разрухе,
Технически просто, всё дело – в ухе,
Запустят слух и угробят дух
Посланцы какой-нибудь «доброй воли» —
Их свет зажёгся, а твой потух!..

* * *Когда я слышу, что на той войне
Нам лучше было сдаться той стране,
Чьи граждане богаче нас намного,

Я благодарна, что по воле Бога
Тогда не ваши были времена,
Была не вашей та страна и та война.

Теперь – всё ваше. На своей войне
Свою страну сдавайте той стране,
Чьи граждане богаче вас намного.

Я благодарна, что по воле Бога
Ни глазом, ни на ощупь не видна
Моя страна и в ней моя дорога,

Моя дорога и моя страна,
Чьи граждане в любые времена
Свободней всех, богаче всех – намного.

КРУГОВОРОТ ОРГАНИЗМОВ

Убивает, в тюрьму прибывает,
Из тюрьмы выбывает
И вновь убивает.
Убитые в землю положены,
Защитники им не положены.

Убийца имеет права
На сахар, жиры и крупу.
Убитый имеет права
На кости в гробу.

Убийца – хозяин всех гуманизмов,
Судеб и организмов.
Он пишет законные жалобы,
Что проявить не мешало бы
Гуманность к убийце несчастному,
К страданью его ежечасному.

Убитые в землю положены,
Жалобы им не положены,
Посылки, записки, свиданья…
Прав у них нет на страданья.
Уж если действительность эту любить,
Так лучше – убить,
Чем убитым быть?!.

* * *Тут все больны неизлечимо
Враньём, и лечит их Кощей.
Не думать – главная причина
Тут всех кошмаристых вещей.

У всех одна и та же тайна —
Не думать ни о чём таком…
И не задуматься случайно,
Чтоб не погрязнуть целиком!

И Боже упаси подумать
О том, что видимость – не суть.
Целуй дитя, чтоб мысли сдунуть,
Отягощающие путь,

Сдувай с любимых эти мысли!..
Трагичны лица обезьян
На некой мысли коромысле,
Где от вранья никто не пьян.

* * *Блескучий – украинское словцо.
Волна блескучая, блескучий свет в лицо,
Зигзаг блескучей молнии над чащей,
Звезда блескучая, блескучая луна
В блескучей тьме колодезного дна,
Где места нет материи блестящей.

Дела блестящие, блестящий выход в свет,
Блестящий вкус, блестящий дать ответ,
Совет блестящий, вот блестящий случай,
Успех блестящий и блестящий круг
Блестящих связей и блестящих слуг, —
Блескучая материя созвучий,
Игра блестящая мистерии блескучей.

ОЗДОРОВИТЕЛЬНАЯ КАМПАНИЯ

Чтение книг вызывает наркотическую зависимость.
Книги – причина многих смертельных болезней.
Оградите детей от книжного дыма.
Читайте книги в специальных для этого дела местах.
Читая книги, вы подвергаете опасности окружающих.
Требуйте в самолётах и ресторанах
Посадочные места для нечитающих книги.
Излечиваем от чтения книг за один сеанс.
Отворот от чтения книг. Потомственный маг.
Издание книг – под контроль
пищевых и лекарственных стандартов.
Не читайте книг во время беременности.
От читающих книги рождаются
неполноценные дети.
Чтение книг – причина мутаций и многих
наследственных заболеваний.
Рецидивы чтения книг опасны для общества.
Чтение книг – заразно!
В виде особого исключения, безнадёжно больным
разрешается чтение книг по рецепту врача.
К 2015 году страна избавится окончательно
от болезненной страсти к чтению книг.
Наркотики слабой и средней тяжести
менее опасны, чем пристрастие к чтению.
Только у нас – карамель и пластырь,
помогающие от чтения книг.
Только наш в пакетиках «Сладкий сон»
помогает от чтения книг на ночь.
Никогда не читайте книг
на ночь и натощак.
Вступайте в ДОК —
в Добровольное Общество Книгофобов.
Вам помогут опытные специалисты
Международного класса,
с дипломами самых престижных университетов.
Берегите своё здоровье, избавляйтесь
от вредных привычек.
Если тяга к чтению неодолима,
вам помогут в стационаре, —
круглосуточное дежурство хирургов,
лазерная методика удаления прочитанных книг.
Лечитесь! В России так много читали,
потому что не было колбасы!

* * *Я – не червонец, чтобы все меня любили,
Не мясо, не одежда, не жильё.
Вдыхая свежесть драгоценной книжной пыли,
Со мной поэтствует античное жульё,

Все эти странники, разбойники, герои
И золотого похитители руна,
Циклопы пьяные, лазутчики из Трои,
Сирены, гидры, скотоложцы, вся шпана,

Уже воспетая щипковым инструментом
И всеми связками поэтствующих волн,
Чтоб на углу, с античным встретившись клиентом,
Поймать тот ветер, тот безумный произвол,

Который с новым возвращается уловом
Бессмертных типов невозможной красоты,
Так нагло дышащей поэтствующим словом
Под вечной пылью, чьи пульсируют пласты.

ГЕРОЙ И ВЕСТНИК

Влетает вестник, ужас подан,
А хор, поющий дифирамбы,
Не знает, что с его приходом
В мозгах героя гаснут лампы.

«Давай!» – кричит герою воздух.
«Не смей!» – кричат ему печёнки.
У вестника – шпион на звёздах
И голос будущего с плёнки.

Герой поступки совершает,
Он обречён, судьба такая…
А вестник только возглашает
Судьбу, – никак не поступая.

Герой убит, а вестник хрупок.
И на поклон выходят вместе
Герой, убитый за поступок,
И комментатор этой вести.

Они вдвоём напьются в доску,
Им будет море по колено…
Они вдвоём вольются в сноску,
Чья прелесть жуткая мгновенна.

* * *Здесь были воры, спёрли – да не всё!..
Хоть в колдовскую завернись рогожу,
Нельзя украсть фортуны колесо,
А также прикарманить искру Божью.

Ворованное – нынче самый шик,
Такая в моде доремифасолька,
Что посвящённый раскусить спешит —
Кто у кого украл, чего и сколько.

Покража стала запросто игрой
И повседневной пищей интеллекта.
И, уходя, ты настежь дверь открой,
Чтоб вор ходил, как транспорт вдоль проспекта.

По-всякому приманивай ворьё,
Подбрасывай блестящие вещицы.
Украсть не смогут имя лишь твоё —
Куда им с этим именем тащиться?..

ЧЕГО И СКОЛЬКО

Пора, мой друг, пора, роняет лес,
Редеет туч, душа не помнит тела,
Спи, быль, любить иных – тяжёлый крест,
В саду до пят Земфира охладела,
Идёт безногий в синема, зима,
Крестьянин, торжествуя… Здрасьте, здрасьте,
Фонарь, аптека, горе от ума, —
Пора, мой друг, в порыве сладострастья
Чугунной гирей расшибать тома,
И орден, бриллиантовый весьма,
Назвать – «Звезда пленительного счастья»!..

Пора лишиться чувств и не спеша,
С бесстрастностью подробных наваждений,
Длить удовольствие, круша и потроша
Великолепие – о, да! – произведений
Классических, чья вечность на слуху
И временно сдаётся новосёлам,
Поскольку, превращаясь в требуху,
Вовсю работает наркотиком весёлым —
Там, где Шаляпин подковал блоху
И самовар опохмеляется рассолом.

* * *А в пять утра такая синь,
Такая зелень, столько птиц!..
Колёса спят, и спит бензин,
И спицы спят в колёсах лиц.

И спицы спят в мотках водиц,
Чья пряжа спуталась в пути
Меж бань, базаров, школ, больниц, —
Водой валяйся и блести!

Пока не грянула жара,
Пока не встала пыль столбом
И грубой жизни кожура
Не появилась на любом, —

Тут в пять утра такая синь,
Такая зелень в пять утра,
Что мы, как яблоки, висим
В раю, где съели нас вчера.

Адам и Ева, говорю,
Вкусили яблок день назад,
Но те же яблоки в раю
На той же яблоне висят.

ВНЕШНИЙ ВИД

Вечерней пыли плаванье и поиск
кого-то в летнем воздухе… Гудит
железная дорога, окна в поезд
садятся, вид их грязен и сердит.

С большим достоинством коза пережидает
препятствие, чтоб рельсы пересечь,
пока дитя шутя её бодает,
свою тем самым развивая речь.

Сиреневая пыль порозовела, —
закат всех ближе к сладости стыда,
всех ближе пыль к сиянию предела,
где внешний вид исчезнет навсегда.

* * *Пока не требует поэта
Большой общественный бульон,
Поэт в себе таскает это,
И сам себе он – почтальон.

Волненья тайные питая,
Он пишет сам себе и шлёт,
Он сам – тире и запятая,
Конверта с маркой переплёт.

Он сам – с ключом почтовый ящик,
Из тьмы которого гребя,
Глаза на письма он таращит,
Читая вести про себя.

Вот так под кустиком зелёным
Тоски, не понятой умом,
Он засыпает почтальоном,
А просыпается письмом.

Потом в общественном бульоне
Он может только утонуть, —
Поэт, который в почтальоне
К себе и к Богу держит путь…

* * *Я попала на лист ожидания,
Это было в аэропорту,
В той особой среде обитания,
Где погода подводит черту.

Но, когда в самолётики первые
Стали граждан по списку вселять,
Надо было железными нервами
В этот список себя просверлять.

Говорю, пропади оно пропадом,
Мой билет не на эту комедь,
Не с моим историческим опытом
На листе ожиданья сидеть,

На листе пожиранья бесстыжего
Моих суток, недель и веков.
И такие я скорости выжала,
Что по списку пошла облаков, —

Мне понравилось!.. Я на свидания
Только так успеваю, о да,
Только так!.. На листе ожидания
Облака не стоят никогда.

* * *А я имею право не хотеть
Того, в чём было мне отказано. И впредь
Вы мне не предлагайте эти блага,
Ни под каким я видом не приму,
Они – отрава сердцу моему,
В котором живы честь, любовь, отвага.

Зато ни в чём не отказал мне Бог,
И Божий дар никто отнять не мог, —
Мои права защищены небесно.
Благодаря такой защите прав,
Имею право не хотеть отрав,
Чья сладость мне предложена любезно.

ТРЕТЬЯ РУКА

Эту замечательную руку
Я давно хочу нарисовать.
Эту нарисованную руку
Кой-кому я буду подавать…

Эту замечательную руку
Мыть не надо мылом и водой.
Подавать я буду эту руку
Тем, кто промышляет клеветой.

Эту замечательную штуку
Негодяям буду подавать.
И, почуяв спрос на эту руку,
Станут с блеском ею торговать!

С этой нарисованной рукою
Станут всюду граждане ходить.
Разве нам изделие такое
Не пора давно производить?

Эту замечательную штуку
Заграница купит!.. Всем к лицу —
Завести такую третью руку
И подать при встрече подлецу.

* * *Поэзии божественная стружка
К себе взяла ребёнка на ночлег.
Он сладко спит, и с ним – его игрушка,
Его старушка, белая как снег.

Июльский зной, горят леса, болота,
Струится дым по улицам ночным.
Игрушка цвета парусного флота
Идёт облиться душем ледяным.

Ей триста лет, и вся она – из тряпки,
У ней на спинке – крылья стрекозы,
И триста лет мозги у ней в порядке,
Где сти-хи-хи живут, расска-зы-зы…

Она ребёнку шелестит на ушко:
– Прекрасен этот нежный человек!
Я сладко сплю, я вся – его игрушка,
Его старушка, белая как снег.

* * *Звёздчатой ночи окрас,
Звёздчатой речи слова
Плавают лодки внутри,
Мориц волнуется – раз,
Мориц волнуется – два,
Мориц волнуется – три…

Лодки мерцающий глаз,
Волны, трава, острова,
Вздрогни, душа, и замри,
Мориц волнуется – раз,
Мориц волнуется – два,
Мориц волнуется – три…

Начисто опыт сотри,
Голые мы существа,
Голые – это про нас,
Мориц волнуется – два,
Мориц волнуется – три,
Мориц волнуется – раз…

* * *Вообразить нельзя, что львиный быт
Украсят человеческие шкурки
И пьяный лев на этих шкурках спит,
Гася об эти головы окурки!

Лев просто съест. Но, голод утолив,
Заложников не станет брать зубами.
Он не настолько всё-таки труслив,
Чтоб запасаться пленными рабами

И жрать своих, создав такой колхоз,
Где львы разводят львов… Он – царь в натуре,
И власть над миром – не его психоз,
И он не спит на человечьей шкуре.

* * *Право силы перевесило,
Право силы перемстило,
Чем себя же обалбесило,
И себя же опустило.

Почти без боя – почти взяли.
Почти без боя – почти сдали.
Почти любое…

Цивилизация культуре не равна,
Культуру грохнет бомбами она
И обретёт развалины культуры,
Как приз победы над бессильем этой дуры,
Которой изменили все войска…
Цивилизация культуре так близка,
Что всю растащит – до последнего куска!
Но всех подлей – войска продажные культуры.

Право силы перевесило,
Право силы перемстило,
Чем себя же обалбесило,
И себя же опустило.

Почти без боя – почти взяли.
Почти без боя – почти сдали.
Почти любое…

За это «почти»
Люблями плати, люблями
Жаворонку над полями,
Который висит не в раме.

ДУХОВКА

Да бросьте, господа!.. Засилье масскультуры,
Цинизма торжество, упадок чистых сил?!.
Вы – духовенство той духовной диктатуры,
Которую сам чёрт величьем оросил.

Духовности рецепт – вот адская отрава,
Под видом чистых сил навязывать враньё
Напыщенных пустот!.. Намного чище слава
Оторвы и шпаны, – танцульки и пеньё.

Духовности полны воинственные спеси,
Но песни их скучны, а лица их страшны
Серьёзностью, с какой в помпезном мракобесье
Они духовно зрят, чистюли сатаны,

Чистюли сатаны, глядят они брезгливо,
И моют вам мозги, и пудрят – будь здоров!
Избави боже нас от этого разлива
Духовности для кур съедобных и коров.
Я – несъедобна, нет!.. Не член я коллектива,
Что весь в духовку влез духовных поваров!..

* * *В тысячелетье, нефтяном и газовом,
Обманок потребляя чудеса,
Душа трепещет в теле одноразовом,
Как в банке перевёрнутой оса.

Возможности таятся необъятные
Для тех, кто крутит карусель войны,
Их чувства – исключительно приятные:
Азарт победы, вкус чужой страны,

Трофеи, феи в стойле победителей,
Адреналина полный мемуар, —
Для золотого миллиарда зрителей
Прекрасен очистительный кошмар!..

Слова какие – миллиард, миллениум,
За ними – чувство собственной цены,
Присущее грядущим поколениям,
Чьи предки крутят карусель войны,

Где не лошадки расписные кружатся,
Где абсолютно счастлив идиот.
Душа трепещет, тело ест и тужится,
Поэзия ответов не даёт.

* * *Душа незрима, ей-то что за дело
До ужасов, наглядных, как пособие?..
За ней охотясь, убивают тело, —
И в том его значение особое,

Его способность явно и на ощупь
Живой материей присутствовать в материи,
Где все едят друг друга, дышат, ропщут,
Ликуют, прибыль извлекая из потери.

Душа незрима, ей на худший случай
Дана возможность улетучиться из плоти,
Из вечной жертвы, отдающей свет летучий
Душе – как топливо в космическом полёте.

Полотна вьюги серебрятся в снежной дымке,
Где дышит пламя непроглядной поволоки
И вечной жертвы отпечаток на простынке,
На ткацкой нити, на основе и утоке…

* * *Этот маленький серенький льётся
На железные шляпочки крыш…
Хорошо ли, бутылка, плывётся,
Что губами письмо шевелишь?

Хорошо! – отвечает бутылка,
Проплывая в дожде за окном,
И стеклянная эта кобылка
Вся прозрачна меж пробкой и дном.

В ней записка плывёт дорогая —
Дорогой её шлёт дорогой,
И, глазами в бутылке моргая,
Она свёрнута трубкой тугой.

Бульки блямкают, дождик клюётся,
Многим здесь не живётся – темно!..
Этот маленький серенький льётся
Из небесного в наше кино.

ВОТ ЧТО

У древних римлян предки были итальянцы,
Они ходили часто в баню и в Сенат,
А у гетер они учились делать танцы,
И там росли маслины, овцы и шпинат.

У них сначала были грубые манеры
Мужланов тёмных и похабной солдатни,
Но древнегреки показали им примеры,
Как делать мифы, проводя культурно дни.

И моментально древнеримляне украли
У древнегреков эти мифы, кругозор,
Их эпос, лирику и прочие детали,
Чтоб ликвидировать манер своих позор.

Таким вот образом культурные уроки
Рождают классику в общественных кругах,
Но и классические шашни, и пороки
Идут из классики на собственных ногах.

И пусть идут!.. Зато всех меньше врёт античность,
Где воспевается политика богов
И почитается божественною личность,
Успех имеющая даже у врагов.

Во всяком случае, сегодня в моде глянцы,
Петляющее время, конопля…
У древних римлян предки были итальянцы,
Такая времени свивается петля.

И за углом ночная светится аптека,
Рецепт заходит, чтоб латынь свою прочесть, —
А значит, есть ещё симптомы человека,
Симптомы человека – всё, что есть…

* * *Есть ложной памяти насильственный паёк,
набор продуктов психопропаганды:
отец вас трахал?.. разве не прилёг
он вас обнять, когда пылали гланды?..
вас в голом виде не купала мать
и не сажала на горшок с подтиркой?..
вам не хотелось всю её поймать
и трахнуть, а потом поджечь с квартиркой?..

Такая техника, такие психвойска
ведут зачистку наших территорий,
что вскоре не останется куска
живого чувства… Чистый крематорий.
Постлюди – после и взамен людей —
сварганят миф об этом или комикс.
А ты, моя душа, не холодей
и улыбайся, с правнуком знакомясь.

ШТОПАНАЯ КОФТА

В Арктике купила я в то лето
Кофту путешественного цвета
Из хлопчатой нити, плотной вязки,
С запахом станка, челночной смазки.

Кофта – скандинавское словечко:
Платье с укоротом на застёжке,
Краткая одежда человечка…
В этой путешественной обложке,

Обретённой то ли на Ямале,
То ли на Таймыре, где поймали
Пьяный айсберг и морского волка, —
В этой кофте есть для писем щёлка…

Связанная в Африке вещица
В Арктике нашла меня в то лето,
Чтоб над пьяным айсбергом светиться
Птицей путешественного цвета.

Во втором поймав тысячелетье
В Арктике такую африканку,
Я люблю сегодня на рассвете
Штопаную эту хулиганку!..

Там, где щёлка у неё для писем,
Почту шлёт мне дивная надежда,
Что каким-то чудом мы зависим
От того, как носит нас одежда.

* * *В алтайских травах полыхают маки,
Звенит источник дужкой по ведру,
Тюльпаны, как бегущие собаки,
Волной атласной льются на ветру!..

Твои глаза раскосы, вкусы тонки,
Шафраном твой благоухает плов,
Где пальчики и пальцы, как ребёнки —
Тайком от всех, и обо всём – без слов.

Я знаю этих пальчиков коварство
И этих пальцев разговор во тьме,
Им не одно принадлежало царство,
У них на языке – что на уме.

В лепёшку заворачивая листья,
Твои струятся пальцы, как волна.
Сейчас лизну я это мокрой кистью, —
Художник пьян, действительность пьяна!..

ГЛАМУР ЗАБВЕНЬЯ

Боялся без вести пропасть
В столице медленных событий.
Дразнил дряхлеющую власть,
Боясь, что будет всех забытей.

Жил напоказ, держась в тени,
Но в той тени пылало пекло
Амбиций, дамской толкотни,
Где и мужская дружба крепла.

Там было общество, оно
Насчитывало два десятка,
Но всем казалось, что полно
Широкой публики, так сладко

При мысли – навязать когда —
Нибудь грядущим поколеньям
Свой стиль, не знающий стыда,
Свой жуткий страх перед забвеньем!..

Всё получилось, но подмен
Долгоиграющих колода
Сдаёт по кругу прах и тлен,
Гламур забвенья, масть болота,

Где можно без вести пропасть
В столице медленных событий,
И надо красть кумиров масть,
Боясь, что будешь всех забытей.

А памятников ремесло
Удорожает эти страхи,
Держа забвения весло,
Как штуку мебели на взмахе.

* * *Не бойся плохо выглядеть в гробу,
Не бойся проиграться в пух и прах.
Прожить чужую, не свою судьбу, —
Быть может, это – самый страшный страх.

Судьбу чужую износить дотла,
А от своей бежать на всех парах,
Чтобы она тебя не догнала, —
Быть может, это – самый страшный страх.

В своём лице не быть самим собой
И вдруг очнуться в неземных мирах
Наедине с непрожитой судьбой, —
Быть может, это – самый страшный страх.

Но плюс к тому у человека страх —
Что не чужую прожил он судьбу,
Не в той стране и не на тех ветрах,
И будет плохо выглядеть в гробу.

РОЗЫ МАРАЗМА

Анна Довлатова
Сергея Ахматова
И Наймана губчатый Рейн —
Наставники Бродского
И Бутербродского,
Пившего с Бродским портвейн.

В дни юбилея,
Нанюхавшись клея,
Розы впадают в маразм.
Крыловская дедушка —
Взрослая девушка —
Из Роттердама Эразм.

Памятник едет,
Он голый и бредит,
Курит и пьёт, но здоров.
В розах маразма —
Призма оргазма
Публики, снявшей покров.

Памятник – наг
И является знаковым,
Въедут в его котелок
Булат Пастернак
С Окуджавой Булгаковым,
Бабель, которая – Блок.

Драться им не с кем,
В каждой из келий
Розы впадают в ампир.
Марк Достоевский,
Фёдор Аврелий,
Пушкин, который – Шекспир.

СТРАШНО СКАЗАТЬ

А больше всего мне нравится,
Что я не хочу вам нравиться,
Что я не должна вам нравиться,
Что я вам должна не нравиться,
И это – мой главный долг,
Его отдавать мне нравится
Вовремя, без поблажек,
И этот мне долг не тяжек,
Он – мой натуральный шёлк.

И больше всего мне нравится,
Что больше всего вам нравится
Как тонко я суть ловлю,
Когда не хочу вам нравиться!..
Повтора я сок давлю,
Что я не должна вам нравиться,
И я вам должна не нравиться,
И с этим блестяще справиться
Могу, как никто другой!..
Тут все обожают нравиться,
Кто нравится – тот и славится.
Но больше всего вам нравится,
Что я не хочу вам нравиться —
И нету такой другой.

ИЗ ЦИКЛА «НЕ ДЛЯ ПЕЧАТИ»

1
Когда идёт Россия на уступки,
Ей череп разбивают молотком —
На деньги стран, желающих разрубки
России, не съедобной целиком.

Смолоть зерно судьбы и стать мукою,
Утратить путь божественный зерна?!.
Тогда весь мир оставит нас в покое
И вся правозащитная шпана.

Не дай смолоть им нашу силу воли
И сделать корм из наших отрубей,
Не дай, судьба, очнуться нам в помоле!..
И ты, Поэтка, вкусной быть не смей.

2
С ней не сравнится ни одна страна:
Она швыряла атомные бомбы, —
Точнее, на Земле она одна
Швыряла эти атомные бомбы.

Другие страны смели их иметь,
Но никогда использовать не смели.
Вопрос решая, – сметь или не сметь? —
Всех победили те, кто сметь сумели.

Быть иль не быть? – вопрос, который впредь
Одна страна за весь решает глобус.
Кто не посмел ковбойски озвереть,
Тот жутко опоздал, самоугробясь

Гуманных предрассудков ерундой,
Не смея преступить черту запрета,
Покончить с человеческой средой
В мозгах!.. Земли горячая котлета

Сжираема, и быстрая жратва —
«Фаст фуд» рабов животного устройства.
Я смею знать, что правда такова
И у неё – убийственные свойства.

Где Макьявелли – гениальный змей?!.
Нет Возрожденья без такого змея.
И ты, Поэтка, вкусной быть не смей,
Об этих вкусах знать всю правду смея.

3
Тирана не поймают никогда.
Его страны несчастной города
Угробят бомбы гениев науки, —
Чтоб осчастливить весь его народ,
Гуманитарный рис влагая в рот
Под бомб демократические звуки.

Тирана не поймают никогда.
Он – дух, он – призрак, он – Герой Труда
Мистического!.. В пойманном он виде
Неуловим, как воздух, как вода,
Как, в целом, обитания среда, —
Как бред… Ловите этот бред, ловите!..

Тирана не поймают никогда
И не убьют, убив… Он никуда
Не денется, в его устройстве странном
Такой большой скрывается секрет
Для маленькой компании, чей бред
Его питает и питается тираном.

4
Хорошо сидеть на ветке
И чирикать с высоты,
Когда трудится в разведке
Гений чистой красоты.

Он начистит всем паяльник,
Как великий Мойдодыр,
Умывальников начальник
И мочалок командир.

Террористов он помоет
И побреет их шутя, —
То, как зверь, они завоют,
То заплачут, как дитя:

Надо, надо умываться
По утрам и вечерам,
А нечистым террористам —
Стыд и срам, стыд и срам!

Их научат автоматом
По-английски говорить.
Буря небо кроет матом,
Не даёт себя побрить.

Только птичку, птичку Божью
Не побреют никогда,
Даже если иногда
Есть у птички борода!

5
Какие подлые злодеи,
Какой свиноподобный сброд
Раскочегарили идеи
Своих разбойничьих свобод!..

А мы глотали это чтиво
И поработали с душой
Над воспаленьем коллектива
Мечтой о радости большой,

О справедливости великой, —
И, получив такой наркоз,
В бреду доверчивости дикой
Страну пустили под откос!..

Теперь, глазам своим не веря,
Живём на зоне, где шпана
Приобрела свободу зверя
И святость воровского дна.

В итоге такова цена
За дар духовной похабели —
За яд надежд на пахана
И зажигательные цели.

6
А вы, нехорошие дядьки, ужасно плохие на вид,
Всегда побеждаете в битвах под сильно вонючим ковром,
Где ваши валяются уши, глаза и другой неликвид, —
Умельцы такую харизму потом собирают ведром,
Сливают в портретную яму, вправляют в портретную раму,
Такую вот пишут Историю и делают нам Фукияму!..

7
Заложники – это валюта светлого будущего.
Кроме заложников, прочие деньги – мусор.
Цены на всё исчисляться будут в заложниках.
Пара обуви – триста заложников, например,
За монету в четверть заложника – эскимо.

Годовая зарплата в сорок тысяч заложников
Повысит самооценку граждан среднего класса.
Чеки, счета, долги, чаевые – в заложниках,
Заложники – в банках, в карманах,
В облигациях, в акциях…
Самой крупной монетой будет, примерно,
«Десять заложников».
Самой крупной купюрой будет, примерно,
«Пятьсот заложников».
Прочие деньги в обменных конторах
Будут меняться по курсу заложников.

Фальшивых заложников меньше намного,
Чем фальшивого золота, фальшивых брильянтов,
Фальшивых картин, мировых валют…
Заложники – самые удобные деньги,
Цена их растёт фантастически.
Человечество ко всему привыкает:
– Сколько стоит у вас капуччино?
– У нас? Полтора заложника.

* * *Художница, моя подруга
Купила дом в Европе юга
И вся мимозой заросла.
Ей утром ноги лижет море
В купальне, в спальне, в коридоре
И ножки в комнате стола.

И так сверкально там, зеркально,
Так ярко, так маниакально
Там торжествует вещество
Сияющих небес и плоти!..
А здесь у нас – пожар в болоте
И дым отечества его.

Лети, хоть завтра, к тем мимозам!
Но я живу, как под наркозом, —
Огромный плавает альбом
Такого дыма, где двуокий
Белеет парус одинокий
В тумане Мориц голубом.

ИЗ ЦИКЛА «УХО ВАН ГОГА»

Не занимайся тем, за что не платят,
Труды задаром станут лютым злом,
Ты будешь клянчить хлеб, ночлег и платье,
Тебя отправят в сумасшедший дом.

И в день твоей погибели животной
Брезгливо закопают – до поры,
Когда цена на труд твой безработный
Взовьётся, как воздушные шары,

И станет знаменит невыносимо
Торгующий знаток твоих чудес,
И будет денег у него – что дыма
В той нищете, где ты на стенку лез.

Уймись, талант, не будь столь щедрым, гений,
Не трать на краски свой последний грош!
Твоё безделье будет сокровенней
И праведней, чем сдача на грабёж.

Забей косяк, напейся, будь бездельник
И, на худой конец, в трактире пой,
Где ты получишь и вина, и денег,
И славы, и любви не столь скупой.

НА СЛУЧАЙ ОТРАВЛЕНИЯ НАДЕЖДОЙ

Как только дух бунтарства
Добьётся своего,
Он духом станет барства —
И больше ничего!..

И самый жуткий барин
Выходит из того,
Кто жутко был бунтарен —
И больше ничего!..

И наглым духом барства
Он будет нагло смел, —
Ведь пухом был бунтарства,
Пока не поимел…

О барынях бунтарских
Молчу, молчу, молчу!..
В стране кошмаров барских —
Раздолье психврачу.

ТЁМНЫЙ ЗАЛ

1.
Конечно, я – пристрастное лицо,
мои оценки крайне субъективны
и примитивны думанья о пользе
и о вреде, о доблести и чести,
о поклонении таким головорезам,
как Македонский с дикою ордой,
которые сработали на славу,
развешивая трупы вдоль дорог
на солнцепёках, чтоб гудела вонь
и подавляла дух сопротивленья, —
не хуже кадра номер двадцать пять!..
Опять же – феномен Наполеона,
который взял бы запросто в Европу
и нас, когда бы не мороз, Кутузов,
пожары, партизанщина, глубинка
и русский дух, болтавший по-французски, —
сейчас бы все мы были европейцы.
Сдаваться надо, а не побеждать,
тогда и нас навеки окультурят.
Ну что она с издёвкой тут молотит?!.

2.
– Ах, Боже, до чего же он красив!
Пожалуйста, верните нам Дантеса! —
Механику сказала виконтесса,
В виду имея диапозитив.

Механик возвратил Дантеса профиль,
И тёмный зал, где это шло кино,
Дышал, как будто варится давно
И выкипает на плите картофель.

– Медальное лицо! Порода! Блеск!
Очарованье благородной силы!..
– Такого лю