Виктор Поляков - Стихотворения

Там, над виденьями долины,
Над пеленою облаков,
Угрюмо дремлют исполины
В холодном блеске ледников,

А здесь — неверный свет вечерний
И пляска тысячи теней,
Мольба жрецов и клики черни,
Здесь мир обманов и теней.

Так почему же, Неподкупный,
Ты судишь грешников долин
Неугасимой, недоступной,
Холодной правдою вершин?

Верховный жрец во мгле ночной
Стоит безмолвно у порога:
Блестит вдали, блестит земной
Сосуд губительного бога, —

Он полон девственной росы…
Разбить? Солжет сосуд разбитый:
Заутра в храм сбегутся псы
Лизать отравленные плиты…

Жрец улыбается во мгле —
И ночи мрак трепещет зыбкий
И все живое на земле
Во сне дрожит от той улыбки

Гордо поют победители,
Камни грызут побежденные;
Непримиренные,
Снова сойдутся воители.

Но средь немой бесконечности
Тусклых равнин мы, сраженные,
Спим, примиренные,
Сном упоительным вечности.

Для них все пламенные сны,
Владыки творческая вера;
Они противны и смешны,
Как раб, читающий Гомера;

Но в день войны их льется кровь,
Спасают землю их страданья:
Самоотверженно любовь
Творит бессмертные преданья.

Осталось: пол-Сахалина,
Вождей преступных имена,
Их непонятная гордыня
И, как залог народных сил,
Неоскверненная святыня
Бесславно преданных могил.

Пою героев безымянных!
Равнин Манчжурии туманных,
Ее привычных нам снегов
Они покинуть не хотели —
И безыскусственных крестов
Не заметут ее метели.

Мы — дети ваши. Пред судом
Больных детей отцы неправы —
И мы покинули ваш дом
И ваши скучные забавы.

В веселый час вы рождены,
Герои позабытой чаши…
Не вы одни осуждены:
И нас осудят дети наши!

Пан безликий, скрытый тьмою,
Ночью бродит по горам
И звериною тропою
Пробирается к стадам

И от страха холодеет,
Напрягая чуткий слух,
Но проснуться не посмеет
В шалаше своем пастух.

Она печальными очами
Глядит с томительных страниц,
Поэта созданная снами,
Царица медленных цариц.

Она моим не внемлет пеням,
Ей не дышать, и не цвести,
И в сад по мраморным ступеням
Стопою легкой не сойти.

Точно дверь блестит золоченая,
Догорает заход,
А за дверью ночь упоенная
Притаилась, — ждет, —

В косы тяжкие и усталые
Красный мак вплела;
Брови черные, губы алые,
Вся стройна, бела.

В тихий час неоскверненный,
Я люблю вечерний звон,—
Лаской тени усыпленный,
Над полями, отдаленный,
О себе забывший сон…

Сумрак летний, златотканый…
С угасающей зарей,
Сон безвестный, сон туманный,
Кто-то тихий и желанный
Умирает над землей.

И было все кругом темно.
Был грозен черный вал.
Как птицы пойманной крыло
Мой парус трепетал.

Рыбак молчал, спокоен был,
Так ясно недвижим,
Что я о смерти позабыл:
Я любовался им.

Он любит ночь, немую тьму.
Со светом он в жестокой ссоре.
Он не расскажет никому
Свое задумчивое горе.

И только тайно, по ночам,
Дрожат листы от тайной муки
И ветви тянутся к лучам,
Как умоляющие руки.

He мефистофель он вертлявый,
Не бес ничтожный и лукавый:
Он злобы тяжкой бронзу влил
В слова скудельные, простые,
И формы хрупкие разбил,
И безобразные, немые,
Явились лики темных сил.

Прочел я в книге мудреца:
Природу вещий сон тревожит,
Весь мир страдает без конца,
Проснуться хочет и не может.

Я вышел в сад. Меня он звал,
Полдневным зноем упоенный:
В сияньи золотом дремал
Весь этот мир, в себя влюбленный.

Полуувядшие сады.
Давно умолкшие фонтаны.
На помертвелые пруды
Легли вечерние туманы.

К дверям старинного дворца
Ведут широкие ступени,
Где от высокого крыльца
Ложатся призрачные тени.

Гляжу в унынии немом
В глубь умирающего сада.
Повеет холодом, — кругом
Раздастся шорох листопада —

И как увядшие мечты,
Как отзвук летних песнопений,
В изнеможеньи с высоты
Сухие, желтые листы
Скользнуть на белые ступени…

В часы бессонницы тяжелой
Мой мозг усталый и больной
Рисует мне мираж веселый
В сияньи грезы неземной.

Лазурь небес, рабыни, розы,
Ирана пышные ковры,
Фонтана радужные слезы
И беззаботные пиры…

Мечты плывут, проходят мимо,
И дух полуночных теней
Рисует мне неуловимо
Дни светлой юности моей…

Вот степи, степи, — точно море
Вдали раскинулись оне…
О, сколько мощи в их просторе,
В их необъятной ширине!

Хотел бы слиться я душою
С затишьем светлым и немым,
И с этой степью золотою,
И с этим небом голубым…

Другие сны, другие грезы…
Осенний день. В сырой дали
Стоят задумчиво березы,
Роняя горестные слезы
На грудь кормилицы-земли.

Гудит, шумит над лесом буря.
Кругом все пусто, — ни души.
Иду я, голову понуря,
В необитаемой глуши,

Иду я тихо и без цели,
Иду, неведомо куда:
Мне жизнь и счастье надоели,
Мне опротивела борьба…

Как привидения, березы
Стоят в таинственной дали,
Роняя горестные слезы
На грудь страдалицы-земли…

Желанный сон не приходил
И память жгли дневные муки.
Я скрипку взял. Я разбудил
Былого дремлющие звуки.

На зло судьбе, на зло врагам,
Я пел, что мир — что мир не тесен,
Что верить нужно только снам,
На зло судьбе, на зло врагам,—
Лишь снам, да звукам юных песен;

Что все напрасно: грусть и месть,
Что жизнь и смерть — аккорд певучий,
Что все напрасно: грусть и месть,
Что примиренье в жизни есть,
Как в песнях есть ряды созвучий,

Что жизнь ясна, что смерть ясна…
Я пел те песни, забываясь…
Вдруг порвалась, как нить, струна —
И застонала, обрываясь…