Владимир Маяковский - Том 10. Стихотворения 1929-1930

Грудой дел,
       суматохой явлений
день отошел,
      постепенно стемнев.
Двое в комнате.
         Я
       и Ленин —
фотографией
     на белой стене.
Рот открыт
    в напряженной речи,
усов
    щетинка
      вздернулась ввысь,
в складках лба
      зажата
         человечья,
в огромный лоб
       огромная мысль.
Должно быть,
      под ним
            проходят тысячи…
Лес флагов…
        рук трава…
Я встал со стула,
       радостью высвечен,
хочется —
    идти,
      приветствовать,
             рапортовать!
«Товарищ Ленин,
       я вам докладываю
не по службе,
      а по душе.
Товарищ Ленин,
          работа адовая
будет
    сделана
        и делается уже.
Освещаем,
    одеваем нищь и о́голь,
ширится
      добыча
          угля и руды…
А рядом с этим,
          конешно,
          много,
много
  разной
     дряни и ерунды.
Устаешь
   отбиваться и отгрызаться.
Многие
   без вас
      отбились от рук.
Очень
  много
     разных мерзавцев
ходят
     по нашей земле
         и вокруг.
Нету
 им
   ни числа,
       ни клички,
целая
     лента типов
       тянется.
Кулаки
   и волокитчики,
подхалимы,
    сектанты
         и пьяницы, —
ходят,
   гордо
     выпятив груди,
в ручках сплошь
       и в значках нагрудных…
Мы их
   всех,
    конешно, скрутим,
но всех
   скрутить
       ужасно трудно.
Товарищ Ленин,
       по фабрикам дымным,
по землям,
    покрытым
         и снегом
             и жнивьём,
вашим,
   товарищ,
      сердцем
          и именем
думаем,
   дышим,
      боремся
          и живем!..»
Грудой дел,
    суматохой явлений
день отошел,
     постепенно стемнев.
Двое в комнате.
      Я
       и Ленин —
фотографией
     на белой стене.

Где вы,
   бодрые задиры?
Крыть бы розгой!
       Взять в слезу бы!
До чего же
    наш сатирик
измельчал
    и обеззубел!
Для подхода
        для такого
мало,
    што ли,
        жизнь дрянна?
Для такого
    Салтыкова —
Салтыкова-Щедрина*?
Заголовком
    жирно-алым
мозжечок
    прикрывши
         тощий,
ходят
    тихо
        по журналам
дореформенные тещи.
Саранчой
    улыбки выев,
ходят
     нэпманам на страх
анекдоты гробовые —
гроб
 о фининспекторах.
Или,
 злобой измусоля
сотню
   строк
        в бумажный крах,
пишут
   про свои мозоли
от зажатья в цензорах.
Дескать,
   в самом лучшем стиле,
будто
     розы на заре,
лепестки
      пораспустили б
мы
 без этих цензорей.
А поди
   сними рогатки —
этаких
   писцов стада
пару
 анекдотов гадких
ткнут —
      и снова пустота.
Цензоров
    обвыли воем.
Я ж
 другою
       мыслью ранен:
жалко бедных,
      каково им
от прочтенья
      столькой дряни?
Обличитель,
       меньше крему,
очень
     темы
    хороши.
О хорошенькую тему
зуб
 не жалко искрошить.
Дураков
   больших
       обдумав,
взяли б
   в лапы
      лупы вы.
Мало, што ли,
      помпадуров?
Мало —
   градов Глуповых?*
Припаси
       на зубе
       яд,
в километр
    жало вызмей
против всех,
        кто зря
        сидят
на труде,
   на коммунизме!
Чтоб не скрылись,
       хвост упрятав,
крупных
   вылови налимов —
кулаков
   и бюрократов,
дураков
   и подхалимов.
Измельчал
    и обеззубел,
обэстетился сатирик.
Крыть бы в розги,
       взять в слезу бы!
Где вы,
   бодрые задиры?

Добьемся урожая мы —
втройне,
      земля,
      рожай!
Пожалте,
       уважаемый
товарищ урожай!
Чтоб даром не потели мы
по одному,
    по два —
колхозами,
    артелями
объединись, братва.
Земля у нас хорошая,
землица неплоха,
да надобно
    под рожь ее
заранее вспахать.
Чем жить, зубами щелкая
в голодные года,
с проклятою
        с трехполкою
покончим навсегда.
Вредителю мы
      начисто
готовим карачун.
Сметем с полей
         кулачество,
сорняк
   и саранчу.
Разроем складов завали.
От всех
   ответа ждем, —
чтоб тракторы
      не ржа́вел и
впустую под дождем.
Поля
    пройдут науку
под ветром-игруном…
Даешь
   на дружбу руку,
товарищ агроном!
Земля
   не хочет более
терпеть
   плохой уход, —
готовься,
       комсомолия,
в передовой поход.
Кончай
   с деревней серенькой,
вставай,
   который сер!
Вперегонки
      с Америкой
иди, СССР!
Добьемся урожая мы —
втройне,
       земля,
       рожай!
Пожалте,
        уважаемый
товарищ урожай!