class="p1">В правом от старости
В левом от удушья
Послушайте
Если дамоклов меч занесён
Значит это кому-нибудь нужно
Пыль печали
Пудра которой можно замаскировать память
Когда начнется массовый
падёж нашего вида
сегодня возможно настоящее
Страна – это не сонный источник
С макаронами организациями и пропиской
Ни белая ни синяя ни красная сторона
Но посыпана пеплом и сера
Вырастает за мною земля
И ни шёпота ни Ура.
Вот если я никто
То что такое кто
И кто стучится в дверь мою
Когда там никого
Вдруг это дверь другая
И если она хлопнет
То где тогда ведь я не я
И нету меня дома
Так видишь дома нет никто
И кто то не откроет
Так уходи куда то кто то
И никого не трогай
родился в Челябинске в 2004 году, ученик 11-го класса ГБОУ «Челябинский областной многопрофильный лицей-интернат для одаренных детей».
В гривы ивовых грифоф фплетены феньки и ю н е б а
в песок – зыпкой
в е
к о с т р а в и н и с т о й ийо оричные пястья и п е н а к е а н а
з а в у:
найди меня
в ночных,
дождливо-(с липнущей к дрожащему телу
отсыревшей н и р в а н ь ю)-
панельных,
подземно-(со стенами в бутылочных осколках
растресканной краски)-
парковочных
прятках
в п у л ь п а с т и китайских кварталов миазную надпись
жыром размазывает манэки-нэко
по изнанке оконных склер
И
на парашуте посткоматозного вдоха
по клишированной джынсе синего неба
В доме с терракотовым цветком
на бельевой верёвке
веки снавитца –
Для ниво
6-метровая кухня,
прорасшая в ванную увядшей геранью окна
сквозняк в зеркалах,
г о р ш ы т ы х белыми нитками соли,
узелками
что свяжэт память, (кроме лоскутных половиков?)
веть опухли жэ веки
В пустой
(что подчёркивает антропоцентризм
лексико-архитектурной конструкции)
комнате душно
(что асфиксирует афоризм).
Немытый стакан
– гадать по кефиру
(что гарантирует смерть в арктических льдах)
– перья, север канады и дельта реки…
На улице
(улицы, собственно, нет
– 18 пресловутых берёз
[имел ли ввиду автор попытки не спиться?],
которые, кажется, тополя
и надежда отечественного сель[Q.E.D.]хоза
под ПВХшными уиджами отдыхающих
{см. ниже – я скажу, где}
– но на улице)
дождь абстинентной слюной
ильных нёб неба
(призраков инфантильного спиритизма
в резиновых сапогах {вот тут})…
Грязные патлы,
рубашка с оторванной пуговицей,
и уже менее гипотетические
попытки не спиться,
лёжа на:
полу/шикарном диване – в холле,
гамаке/песке – в сумерках,
не дотягивающих до звания ночи
– "вернись до 10.20"…
(на фото(?))
весь такой (мелан/вы)хол(ичный/енный)
и оригинальный я
(с пирсингом из комара над левым виском)
держу плеер на манер гавайской сигары
/капельницы…
Здание санатория,
комната в серой и дряблой коже обоев,
наклейка на холодильнике (котёнок в траве),
ты…
и уже несколько лет
меня нет…
Сказка о тумане и лунной пыли
Ветер, воющий в замочной скважине,
одиноким расскажет
новеллу о вечности… Когда оконные рамы
заполнятся снегом, как глина корнями,
сквозь их индевелую смальту
увидишь сон. Полуденных улиц асфальтом
задымился и развеялся город.
Ворон
из тумана и лунной пыли,
окутав коконом крыльев,
унесёт и бросит на площадь,
окружённую каменной крошкой
упавших колонн, травянелыми руинами
древней башни… Синее
небо в распахнутых кронах,
как раскалённые
каменные плиты городской набережной.
Ты видишь собаку…и просыпаешься…
битой мозаики разноцветными камушками…
Ещё одно утро… Помещены
в формалин иссечённые сны…
Всё как обычно, но в ванной
запотевшее зазеркалье слюды
уже не таит
ничего кроме тумана
и лунной пыли… Небо
стряхивает пепел мокрого снега
в жестянку спальных районов…
Больно,
но больно вольно
перекати-полем
по крышам,
спящим стоянкам, неоновым светом
и гудением мух по забегаловкам, речью
прохожих над булыжником
мостовых, осколком мёртвого бога
на пыльных дорогах
лета,
заросшего сорной травой… Вечно…
Неприметный
человек в фетровой шляпе
и, сплетённом из капель
дождя, сером пальто докурил сигарету,
и, отразившись в бутылочном
стекле
города
призрачным
пассажиром
на дымном крыле
ворона,
демиурга трамваев с невидящим глазом,
исчез… Под красным
умирающим солнцем
вернётся
он, чтобы закрыть глаза и этому миру…
Колёса маршрутки, как лезвия бритв
по артериям луж. Окатив
с головой религией
ноября,
они исчезали в парах, на свет фонаря,
выдыхаемых диггерами
из распахнутых люков. Придётся пешком…
Над вечерней аллеей шёл снег…тихо…
Кто-то плакал, там, меж ветвей:
это плакал Сон…
Он
был маленький, из жёлтой клееной ваты,
старых ёлочных игрушек и пустых площадей.
а потом он говорил
и убаюкивающий его крик,
как по канату,
поднимался в небо цвета индиго.
Октябрь. Дом,
разветвлённый до масштабов планеты…
Я жил здесь всегда,
а сейчас сижу за столом
у окна,
что-то пишу.
и пальцы карагача,
как капли дождя,
стучат
по стеклу…
Но голос Сна разгоняет иллюзию,
она сузилась
и пропала –
схлопнулась кисточкой на конце хвоста
зверька,
мелькающего в сухой траве…
Снег, подобно лунной золе,
укутывает меня.
Земля
открывает корни и коридоры,
архаический ужас.
Лисы и барсуки
ведут куда-то по тёплым извилистым норам,
угощают чаем.
Дым керосиновой лампы
мотыльками
в мёрзлый грунт потолка –
вода –
в мягкий мшистый ковёр, деревянную мебель,
старинные сундуки
и карие глаза зверька – в них горящие степи…
И только в ночном,
располосованном венозной сетью ветвей,
небе
белым дымком,
покидающим лёгкие
плавильных печей,
облака,
отдалённо похожие на тебя:
тоже холодные и одинокие…
Полдень. По дороге к реке
я увидел ребёнка в белой панаме.
Жара пахнет травой,
сдавливающей бронхи песчаных троп,
исчезающих в панораме
дрожащего воздуха там, на холме.
Ни то электрический разряд, ни то дробь
проступает перед глазами светлой кирпичной стеной.
Пустынный пляж
ребёнок играет на отмели. Стаи мальков
у его ног. Я дряхлый младенец,
роющий красную сухую гуашь
земли и поедающий корни странных растеньиц.
Тысячи ящериц сливаются в судорогах ритуального танца.
мрачная песня течёт из их зашитых ртов
гулко и монотонно, корчась фалангами множества окровавленных пальцев.
Он спросил:
«Ты не боишься, что они станут твоими новыми друзьями?»
Я ответил, что
