Всё дале, дале… Я в челне — один.
Глубоко подо мной, во мгле сафирной,
Как пурпур — солнце несказанных недр;
А сверху слышу пенье братьи клирной:
Прям на горе, стреми, ливанский кедр,
В лазурь широколиственные сени,
А корни — в ночь; и будь, как Матерь, щедр!
И голос, авва, твой: „Когда колени
Склонит Мария наземь, припади
К земле ты сам и смело на ступени,
Ведущие в чертог ее, сойди!
С ней браком сочетайся и могилой -
И солнце обретешь в ее груди“.
Тогда Мария молвила: „Всё милый
Тебе и за меня сказал. Аминь!“
Наутро сонный облак быстрой силой
Мой дух объял. Струился воздух, синь,-
И вод хрусталь синел. Девичьи руки
Ко мне тянулись. „Скинь же,— слышу,— скинь
Венок из роз,— возьми нарцисс разлуки -
Дай розы нам…“ — Роняла я с венка
За розой розу — усладить их муки.
Всё раздала…И, как свирель, звонка,
Мольба ребенка, мнится,— долетела:
„Дай мне со дна ту розу“… Глубока
Была вода. Но я ступить посмела
В эфир текучий; и по сонму вод
Всё дале, дале я — не шла, летела
За дивной розой. А она растет,
Живое солнце влажных недр. И мнится -
Спешить должна я: милый в лодке ждет.
Но рдяный свет алеет и дробится
В прозрачной влаге, и моя стопа
Невольно к очагу его стремится.
Что было после — как мне знать? Слепа,
Я обмерла у темного порога
Пречистой Розы. Кончилась тропа,
До двери доструилася чертога.
Лежала я на целинах земли,
Где Роза недоступная — у Бога.
Меня позвал ты… Отче, не могли
Мы вознестись к небесному воскрылью:
В союзе тел нам смерть приять вели».
Вновь старец их одел эпитрахилью
И, разрешив грехи, благовестил
Готовиться к блаженному усилью
Бессмертной Вечери; сам причастил
Святых Даров и, бремя сняв печалей,
С благословеньем светлых отпустил.
Вина, веселий и своеначалий
И навиих гостин пришла пора -
Дни майской розы, праздники Розалий.
Несут невеста и жених с утра
На кладбище цветочные корзины;
Погасло солнце — хоровод, игра,
Семейный пир в венках. Уж в домовины
Живые шлют гостей, Приспел конец
Веснянкам, У невесты вечерины:
Идти заутра деве под венец.
Венцами две хмельных лозы согнуты
И белой повиты волной овец -
И в храме на чела легли, Задуты
Светильники; лишь в свадебный покой
Дан факел. Двери за четой примкнуты.
Какая мощь пахучая, какой
Избыток роз в опочивальне душной!
Желаний новых негой и тоской
Они болеют. Тению воздушной
Меж ними та, что накликал монах;
Но все равно душе, всему послушной,
Им кажется, что в дальних, ранних снах
Себя Мариею и Феофилом
Они встречали. В пурпурных волнах
Ведется ныне челн чужим кормилом.
Скупая грудь рассеклась и приют
Неведомым открыла, многим силам,
Друг друга знают, и не узнают;
Но тем жадней друг друга вожделеют,-
Как будто в них из брачной чаши пьют
Мирьяды разлученных душ… Хмелеют
Забвением и, вспоминая вновь
Любимый лик иль имя, веселеют
Разгадкой нежной. Но глухая кровь,
Как вал пучин, покроет их и смоет
С души безумной кроткую любовь,
И вдаль умчит, и на зыбях покоит,
Безликих, слитых с пеною морей;
То разлучит в две силы, то удвоит,
Смесив в одну то в яростных зверей
Их обратит, и гнев вдохнет в их голод,-
А запах роз все гуще, всё острей…
Так два венца ковал, свергаясь, молот.
Мария спит. Встал с ложа Феофил
И вышел в предрассветный, росный холод.
Кто мужеский состав в нем укрепил?
Впервые тело — плоть, и остов — кости,
А жилы — жизнь и радость новых сил.
Босой, идет, пути не видя, Гости
Скользят окрест в подземные дома…
И сам озрелся на родном погосте.
Как вырез — чащи кипарисной тьма
По золоту. Рассыпалась уныло
На мрамор ели темной бахрома.
Грудь замерла, и развернула крыла
Душа, о тех возжегшися мольбой,
За кем чертог свой Мать-Земля закрыла.
Пред ним — Мария, в дымке голубой,
И молвит, в белую одета столу
«Все розы разроняла я с тобой,
О Феофил! пусти за розой долу».
И сходит в голубеющий кристалл,
Разверзшийся по тайному глаголу.
Прозрачным взору сад могильный стал,
И просквозила персть — пучиной света
Зыбучего. На дне рубин блистал.
Святая роза Нового Завета -
Как Пасха красная ночных глубин,
Как светоч свадебный Господня лета!
Но меч златой восставший исполин
Меж ним и бездной розы простирает -
И Феофил в златом челне один…
Опомнился… Гробницы спят. Играет
На небе солнце… Сладостной тоской
И вещей болью сердце замирает.
Спешит из царства мертвых в мир людской:
Еще ли нежит мглою благовонной
Дрему любимой свадебный покой?
Еще ль… Напев он слышит похоронный,
Плач и смятенье в доме… Умерла…
Вы, розы, выпили дыханье сонной!
Свершилось. Громким голосом «Хвала
Владыке в вышних» — он воспел и с гимном
Из дома вышел, вышел из села.
Посхимился в скиту гостеприимном
Брат Феофил. Потом в пещерах скал
Уединенным затаился скимном.
Но и под спудом пламенник сверкал
Подвижнической славой. Некий инок
Отшельника сурового взыскал,
Что с князем мира долгий поединок
Вел в дебрях горных. В оную пору
Справлялись дни веселий и поминок,
Розалии весенние, в миру.
И пришлецу помог пустынножитель,
И дал ночлег близ кельи ввечеру.
Проснулся ночью темной посетитель,
Прислушался — мечта ль пленяет слух?
Канон созвучный огласил обитель.
Раздельно внемлет инок пенью двух.
Кто с мужеским глас женский согласует?
Жена ль в пещере — иль певучий дух?
Он знаменьем Христовым знаменует
Себя и мрак окрест. Чу, снова стих
Молитвенный два голоса связует…
И с отзвуком таинственным затих…
Но слышатся из недр глубокой кельи
Шаги, и речь, и тихий плач двоих…
Охвачен ужасом, в ночном ущельи
Тропу скользящим посохом чернец
Нащупать хочет. А за ним, в весельи
Ликующим, как благостный гонец,
Из каменного склепа гимн пасхальный
Доносится… Нисходит с круч беглец,
Сомнением смятенный, как опальный
Святынь изгнанник. Скорбь его томит,
Мятежный гнев и страх первоначальный.
Взыграло солнце. Жаркое, стремит
Свой путь к притину… В ложе саркофага,
Меж древних кипарисов, ключ гремит.
На гробе Агнец держит древко стяга
Среди крылатых гениев и лоз;
В янтарных отсветах дробится влага;
Над ней лик Девы и венок из роз.
Как золотая сеть над всем истома.
Молитвенно склоненный, даром слез
Утешен путник. К чаше водоема
Две горлицы слетелись… И долит
Усталого полуденная дрема.
Эфир безбрежно-голубой пролит
Пред сонными очами. Голос струнный
Ему воззреть и весть приять велит,
Два лика спящий видит. Схимник в юной
Красе — как солнце. Подле — лик жены
Из-под фаты мерцает славой лунной.
Пожаром роз они окружены,
И крест меж них горит лучами злата;
И в якорь их стопы водружены -
Из серебра, и меди, и агата.
И крестный корень — якорь; ствол же — меч;
Их разделяет лезвие булата,
И слышит спящий их двойную речь:
«Нас сочетавший нас и разлучает,
Пока на дно не может якорь лечь.
Но кто укоренился, обручает
