Ознакомительная версия.
Потом дядя Володя ушёл на фронт, патефон разбомбили. А я, когда ходил выступать в госпиталь к раненым, всегда пел «Челиту».
Своя это песня!
Мы с капитаном стали подтягивать. Получается!
Я взял выше, мексиканец — тоже.
Я затянул ещё сильней. Получилось.
Капитан хлопнул меня по руке: давай!
Я разошёлся, раззадорился, и голос зазвучал чисто, легко. Словно не я пою — сама песня поётся!
Гляжу, парень притих. Американцы повернулись ко мне и слушают. И не просто слушают, а подхватывают хором, подпевают.
Кончилась песня. Я слышу, кругом аплодируют. Ещё петь просят. Я попробовал, про себя затянул, а потом махнул рукой. Всё. Пропал голос. То ли от волнения, то ли спел я своё — и хватит. Лучше остановиться вовремя.
Успокоился я немного. Смотрю, американцы идут ко мне. Один, другой… Автографы просят. Я отмахиваюсь. А капитан смеётся:
— Пишите, разве жалко! Это ведь не только от себя, а от России!
Стали мы прощаться.
Подошёл ко мне парень-певец, пожал руку и говорит:
— А с русскими хорошо петь.
Я поклонился и говорю:
— И с американцами тоже.
Всю ночь я не мог понять, сплю или нет. Перед глазами у меня всё сверкал Сан-Франциско; то из угла каюты всплывали алые крабы, то фосфорились рыбы… И мчались, пружинили, уносились дороги.
А на рассвете раздался крик: «Подъём!» Мы отшвартовались, выбрали концы и под спящими мостами пошли мимо небоскрёбов. Я посмотрел на окна, помахал напоследок: «Гуд бай! Уходим!» И днём наши штурманы уже отсчитывали мили в океане.
Мы крепили новые контейнеры, опять грохотали цепями. За бортом отфыркивались морские львы, и чайки, покружив над нами, поворачивали к берегу.
— Ну, вот теперь дело! — сказал Федотыч. — Десять суток до Японии, а там домой.
— А вдруг опять пошлют в Америку? — откликнулся Никоныч.
Федотыч ударил ладонью о поручень:
— Ну нет, я — всё, я в тайгу! В отпуск. Не могу больше!
— А я бы ещё полгодика прихватил, — вмешался Яша.
«Мне и вовсе рано скучать, — подумал я. — Можно бы ещё по Америке поездить. И Новая Зеландия впереди!»
Тут ко мне подошёл Витя:
— Тебя к капитану…
Я постучал в рулевую.
Пётр Константиныч повернулся ко мне:
— Ну что, прощай Америка? — и улыбнулся. — Теперь мы домой идём. Мы — домой. А вы… — И он протянул мне радиограмму: «Иокогаме пересядете «Старый большевик» следованием Гонконг, Бангкок, Сингапур, Малайзию, Индию. Судно Новой Зеландии будет осенью».
— Вот те раз! — сказал я.
— Что? — рассмеялся капитан. — Ничего дорожка?
Я перечитал радиограмму снова.
— Ничего! Бродить ещё месяца два.
— Да нет! Пожалуй, все четыре, — сказал Пётр Константинович. — К зиме вернётесь. Ещё надоест.
— Зато Гонконг, Бангкок, Сингапур, Индия, а впереди Новая Зеландия! — поразмыслил я.
— Да, Новая Зеландия — это здорово. — Капитан прошёлся из угла в угол. — В Новую Зеландию я бы тоже хотел попасть. Да вот не получается. Но всё-таки надеюсь! — азартно сказал он. — У каждого впереди должна быть своя Новая Зеландия. Должна, Атлас Вогизыч?
Третий штурман, наклонясь над картой, сверял курс.
Он приподнял циркуль и кивнул: «А как же иначе».
Федотыч как угадал. До Японии мы шли ровно десять суток. Ночами от горизонта до горизонта то тут, то там грохотали ливни, судно пробиралось среди молний и настоящих водяных столбов.
К утру тучи разбегались, выглядывало солнце, и мы раскатывали палубу коричневой краской. Торопились.
А на одиннадцатый день задымила впереди Иокогама. Собрал я вещи, попрощался со всеми и сел на японский катер.
Никоныч выглянул из-за борта, закричал:
— Привет передавай капитану, Ивану Савельичу! Там мой дружок капитанит!
— Ладно, — пообещал я, — передам! — Прижал ногой к борту чемодан, чтоб не вывалился, и махал, пока «Новиков» не остался за горизонтом.
Мы подкатили к трапу нового теплохода. У трапа стояли наши ребята, встречали — тоже свои! Один, вихрастый, сбежал по трапу, протянул мне руку: «Привет», подхватил чемодан и повёл за собой.
Поднялись мы к капитанской каюте, постучали. Из-за двери быстро выглянул седой мужичок в трусах, замигал:
— Добрый день!
Я поздоровался, говорю:
— Капитана можно?
— Ну, я капитан!
— Иван Савельич?
— Иван Савельич. А что?
Я отдал свои документы и говорю:
— Привет вам от боцмана.
Капитан открыл дверь пошире:
— От какого?
— От Никоныча!
— От Володи?! — улыбнулся капитан. — Так где он?
— Здесь, — говорю, — на «Новикове».
— Ну ладно, спасибо… Устраивайся, — сказал капитан и зевнул. — Потом поговорим. Двое суток с этой погрузкой не спал. — Он улыбнулся и прикрыл дверь.
А я пошёл устраиваться в маленькой лоцманской каюте возле радиорубки.
Несколько дней мы ещё стояли в Японии, в Иокогаме и Кобе. В трюмы теплохода грузили рыбные консервы «Макрель», картонные ящики с сушёными рачками-креветками. И от судна шёл запах, как из огромной банки с крабами.
Потом трюмы закрыли, сверху поставили тридцать чёрных автомобилей «тойот» — на Бангкок. С мостика раздалось: «Палубной команде занять места по швартовому расписанию!»
Сбоку поплыли зелёные острова. Замахали нам вслед ветками кривые японские сосенки. Мы взяли курс на юг.
Я подобрал себе скребок и вышел на корму сбивать с палубы ржавчину. Судно другое, а работа матросская та же: драй палубу, крась, мой. Да на горизонт посматривай!
Вдруг слышу, кто-то бежит, напевает: «Мы с тобой старики, мы с тобой старики…»
Капитан. Тоже выбрал себе скребок, попробовал лезвие большим пальцем, пристроился рядом и спрашивает:
— Ну как там Никоныч?
Я стал рассказывать про Америку, про то, как ходили на мост. А капитан чиркает скребком, подставляет солнцу спину и покряхтывает:
— Вот так мы когда-то матросами с Никонычем драили! Наперегонки! Молодыми были…
Поработал час-другой, говорит:
— Ну ладно, отдохнул, пойду за арифмометр садиться. Тонны, мили, тонно-мили. Подсчитывать надо. Бухгалтерия!
И снова запел про комсомольцев двадцатого года.
Только он закрыл дверь, появился его помощник Фёдор Михайлович. Грузный, похожий на большую букву «Ф», он нёс под мышкой бамбуковые палки.
Помощник подошёл к борту, обрадовался.
— Ну наконец топаем. Удочки, — говорит, — готовить нужно. Где-нибудь около Гонконга или Бангкока рыбку ловить будем.
— Что рыбку! — Из камбузного окошка выглянул раскрасневшийся повар Ваня с камбалой в толстой руке. — Скоро попугаев и мартышек покупать будем!
— Ну уж сразу попугаев и мартышек… — сказал Фёдор Михайлович.
— А что! — сказал Ваня. — Я как-то купил в Индии обезьяну. Выговор чуть из-за неё не схлопотал.
— Как это? — спросил Фёдор Михайлович.
— А так, — рассмеялся Ваня. — Наш старпом любил абрикосы в компоте. И Чика любила. Старпом возьмёт в обед кружку с компотом, возмущается: «Где абрикосы?» А их, что ни день, меньше и меньше. Старпом распалился, решил устроить инспекцию. Как-то забежал на камбуз, а Чика из мешка абрикосы вытаскивает. Он на неё с кулаками, а она в него — абрикосами! Вот так! Ей абрикосы, а мне — чоп, — сказал Ваня.
— Будешь знать, кого покупать! — засмеялся Фёдор Михайлович и пошёл в плотницкую делать бамбуковые удочки.
Ваня стал чистить камбалу, а я снова зашаркал скребком по палубе. У каждого своё дело.
В несколько дней мы обогнули Японию, миновали остров Тайвань и заторопились по Южно-Китайскому морю с солнцем наперегонки. С утра оно гналось за нами, вечером мы бежали за ним. На запад, к Гонконгу.
Я пошёл в рубку посмотреть на карту — скоро ли будем на месте, как вдруг с крыла услышал крик:
— «Перуанец» догоняет!
— Наш!
— Я и говорю — наш «перуанец»!
Спорили три дружка: молодые штурманы — каждый ростом с дядю Степу — Коля и Веня, а между ними щупленький белобрысый Митя, второй радист.
Я тоже вышел на крыло и увидел вдали встречное судно.
— Уже успели в Гонконг сбегать. Машут! — крикнул Коля.
На «перуанце» действительно кто-то махал платком.
— Уз-з-знали! — обрадовался Веня.
— Что, небось монеты вместе меняли? — спросил с порога капитан.
— И эт-то б-было! — заикаясь, сказал Веня.
…Как-то в Иокогаме мы окружили на причале Веню, который выкладывал на ладонь одну за другой монеты:
— Английская, нем-мецкая… Наменял.
И тут за нашими спинами кто-то сказал:
— О, мани!
Мы оглянулись.
Сзади стоял смуглый крепыш с усиками и тоже заглядывал в Венину ладонь. Он запустил руку к себе в карман и вытащил несколько тёмных монет. Но каких!.. На одной монете величественно поднимала вверх голову перуанская лама. На другой возвышались зубцы древней крепости инков…
Ознакомительная версия.
