V. ВСТРЕЧА
Царевной северных стран
Я примчалась на крыльях вьюг.
— Я вышел в ночной буран,
Услыхав зазвеневший лук.
Ты узнал мою шапку — олений мех,
Мой дикий, мой нежный, мой рысий взор?
— Слышу вьюгу в полях, голоса и смех,
Младенцев визг, завыванье свор.
Мы одни с тобой, мы одни с тобой,
Пусты города, лишь трещат костры.
— Меня ласкает мороз голубой
У легких ног царевны-сестры.
Мой бедный друг, ты давно отвык
От вьюжных песен, от звездных игр.
— Дай мне смотреть в твой жемчужный лик,
О мой младенец, мой нежный тигр.
Кружатся сферы и мне пора.
О друг несчастный, прощай, прощай!
— Ужели ты бросишь меня, сестра,
В полнощный скрежет, в звериный лай?
Мой хрустальный взор не забудь
И розовых губ свирель.
— Пронизана ветром грудь,
Прости, отхожу в метель.
Увы! Увы! Небеса мертвы!
А чья в низине краснеет кровь?
— Молись за меня в алтаре синевы:
Одно мне осталось — твоя любовь.
Скажи, зачем так поздно, дочь,
Ты возвратилась в эту ночь.
Возьми шитье. К окошку сядь.
— Мои таза слезятся, мать!
Иголка падает, хоть плачь.
Засохли губы, лоб горяч.
Тоска! Тоска! О, как река
Опять синя и глубока!
Я целый день в жару, в бреду…
— Я нынче, дочка, гостя жду,
Помою пол, обед сварю,
В углу икону озарю.
— Мне говорили, что на днях
Видали всадника в лугах,
С пером на шлеме золотом,
Он, говорят, искал наш дом.
— Шипит котел, пылает печь.
Ни добрый конь, ни верный меч
Не могут пленнику помочь.
Ты им, как псом, владеешь, дочь!
— Ах! правду мне сказали, мать,
Что хочешь ты меня продать.
Зачем? Зачем? Куда? Куда?
Я влюблена! Я молода!
— Мечты безумные забудь!
Печальный рыцарь держит путь,
Затмивши солнце блеском лат,
Через болота, на закат.
Напрасно бьется и храпит
Пугливый конь. Ездок спешит,
Пока синя дневная твердь,
Найти ночлег, тебя и смерть!
— Чу, мост гремит! Чу, звон копыт
Несется ржанье, блещет шлем…
Весна летит! Весна звенит!
О мать! О мать! Зачем, зачем?
О ты — пурпурно-гроздная лоза Эдема!
Над тобой склонились ветки
Сионских пальм. Опущены таза,
И волосы — в воздушной, легкой сетке.
Вокруг тебя бесплотных духов хор,
Святых стихир благоухают строфы…
Но грустен темноизумрудный взор,
Как бы прозрев страдания Голгофы.
Премудрости и муки бремена
Тебя гнетут. Внимая прославленью
Архангелов, ты чертишь письмена
На белом свитке златом и черленью.
Вдали горят пурпурные ладьи
Вечерних туч. Молчание святое.
Ты улыбнулась, чистая. Твои
Персты перо сжимают золотое.
Из вьюги вослед за тобой
Меня метнул василиск
В электрический блеск голубой,
В грохот, скрежет и визг.
О жемчужина сердца! Что с нами? О, где мы?
О, где мы? Надь тобою склонился несытый, алкающий труп…
Где серебряный сад? Затворились, угасли эдемы,
Где снежинки играли с улыбками розовых губ.
Лик печальный! Лик усталый!
Ты устала, ты больна.
Лес воздвигся бледно-алый,
Нас запутала в кораллы,
Поглотила глубина.
Та же нежность! Та же прелесть!
Тот же взор язвит и нежит…
Чу! растет подводный гул,
Визги дьяволов и скрежет;
В дымной мгле грозится челюсть
Проплывающих акул.
Ярый кабан, с многогорбым хребтом и в короне
Зубы ощерил, и раки разъяли клешню…
Сколько их! Сколько! Храпят и вздыбаются кони,
Что-то стремит нас всё ближе и ближе к огню.
В воплях желаний, в неистовой жажде сплетений,
Прыгают гномы, с уродом кружится урод.
Бледные тени и корни подводных растений
Лик твой целуют, проникнув в коралловый грот.
Ярой угрозой
Ад загорается.
Хаос гремит и стучит, и визжит вдалеке.
Но мне улыбается
Резво и тихо
Девочка — нимфа
С длинною розой
В узкой и тонкой руке.
Лик твой снежный, безмятежный озарил морское дно.
Падай в сердце розе нежной, падай, горькое вино!
Ад я вызвал наудачу, кубок выпил и разбил,
И у ног любимых плачу под визжанье адских пил.
Премудрости небесной ученик,
Когда в церквах идет богослуженье,
Под благовест, над грудой древних книг,
Твоих шагов я чую приближенье.
В старинной книге возле этих строк
Твои персты прохладные скользили,
Где возвестил Премудрости пророк
О таинстве Саронских роз и лилий.
Благословляя строгие труды,
Ты — мыслей хлеб, познанием голодных,
И одиночеств сладкие плоды
Мы вместе рвем с дерев золотоплодных.
Разлуки нет. И снова, как тоща,
Твои уста насмешливы и едки,
Очей горит зеленая звезда,
И волосы упали из-под сетки.
Или опять являешься мечтам,
Как некогда явилась им впервые,
Под небом Франции, меж сосен, там,
Где расцвели нарциссы гробовые.
В вечерний час глубоко верю я,
Что мы поймем когда-нибудь друг друга,
Монахиня лукавая моя,
Мой демон злой и райская подруга.
В вечерний час свободней льется стих,
В вечерний час молитва безотчетней,
И мнится мне, что я у ног твоих
На миг уснул под благовест субботний.
В царстве северных сияний, в царстве холода и льда
Ты в снегах, как 6 океане, затерялась навсегда.
Ни приветливых селений, ни веселых деревень,
Ты сжимаешь рог олений, быстро мчит тебя олень.
На лице твоем жемчужном — и улыбка, и печаль.
Заметает вихрем вьюжным взоров млеющий хрусталь.
В мех завернутая козий, задремала под метель,
Розовеет на морозе уст улыбчивых свирель.
Вдалеке, затмивши мощно лучезарность звонких звезд,
И вседневно, и всенощно пламенеет Красный Крест.
Знают шумно и напевно в полночь вставшие снега,
Как свершает путь царевна, взяв оленя за рога.
Вьюга в небе раздается голосами медных труб,
Ветер вьется, и смеется легкий снег у нежных губ.
XI. «Как робко вглядываюсь я…»
Как робко вглядываюсь я
В твои таза через цветы.
О шляпа легкая твоя
И еле слышные персты!
Над городом ночная муть.
Полуостывший тротуар —
В пыли. Мгновение уснуть
Спешит пустеющий бульвар.
Ах! неужели мы вдвоем,
И нежность после злого дня
Во взоре светится твоем,
И ты не мучаешь меня?
Утихла ревность, смолкла боль…
Надолго ли прошла гроза?
Не уходи! позволь, позволь
Молчать, смотря в твои таза!
Ведь завтра же растопчешь ты,
Вступив в дневное бытие,
И эти бедные цветы,
И сердце бедное мое.
Как черного колодца дно —
Пустынный двор. Одно окно
Мерцает в бледной вышине,
И кто-то, промелькнув в окне,
Кивает. Гулкие шаги
Звучат в тиши. Везде — враги.
Шагая мерно под стеной,
Не дремлет зоркий часовой,
Не дремлет стая чутких псов,
Чугунный недвижим засов.
У входа в башню строгий мрак
И лязг скрещающихся шпаг.
Внезапный, резкий крик: «пароль!»
Под сердцем вспыхнувшая боль,
Невнятный стон, предсмертный хрип…
И неизвестно, кто погиб,
И кровью отчего залит
Под лестницею камень плит.
Когда ж проглянет мутный день,
И побелеет двор, как тень,
Тиха, бесплотна и бледна,
Принцесса взглянет из окна,
И высохшую за ночь кровь
Увидит на камнях, и вновь
Окно закроет. Но когда
Взойдет вечерняя звезда,
Под башнею сгустится мрак,
Проснется тайный шелест шпаг,
И весело блеснет клинок,
И лязгнет сталь…
