Ярослав Астахов - Cтихотворения

Мне случалось не раз гадать
По страницам Allegro Santo.
Но годами не разгадать
Иероглиф иерофанта.

Можно мчаться на всем скаку,
И тогда разглядишь сиянье;
Можно только прожить строку,
Но составить переживанье —

Кленовый лист пером был очарован.
Его покой зеленый вдруг покинул.
И он шепнул «прости» земной основе,
Трепещущую братию отринул.

И проникаясь золотом Светила,
Любя сильней, безропотно любуясь,
Он обретал
немыслимые силы,
В мирах ветров
ликуя и беснуясь.

А то перо, почти
не замечая,
Парит, небесной птицею влекомо…
Та птица – ангел… демон ли? —
Не знаю.
То вольный странник,
он не помнит дома.

…И падал лист, прощая и сгорая,
И тем прощеньем прав
посланник славы.

Гармония! Ты праведнее
рая,
Но лишь любовью
праведное
право.

Ученый муж, прими меня
В ученики. Тоска жестока:
Узнать бы, как вершит полет
Тот, Чей не ведаю расчет,
Но верю тонко и глубоко.

И мне ответом: Не пеняй,
Тебе и так не одиноко —
Мечтою выстроен твой дом,
Ты ей живешь, а не трудом,
Ты веришь тонко и глубоко.

Святой отец, прими меня
Своим послушником без срока.
Пугаюсь каменных икон,
Мне дик алтарь, смешон канон,
Но верю тонко и глубоко…

И мне ответом: Не пеняй,
Но не тебе
дороги рока —
В снегах любых твоих высот
Цветок сомнения цветет,
Ты веришь тонко и глубоко.

все что болью было
кончилось когда
в этой ванне стыла
теплая вода
проявляя красный
невозвратный цвет
прожитых напрасно
опоздавших лет
остывала ванна
и впервые мне
не было обмана
в белой глубине

Я внимаю громам,
доносящим гармонию горнего мира.
И катренам сирен,
предрекающим скорую гибель земли.

Посетивший блажен,
Но тому, кто останется после последнего пира —
Ничего не понять,
Задыхаясь в отравленной правдой и потом пыли.

…Уходить в самоход
Из крутящейся красно-корявой казармы,
Что с Луны голуба,
А с изнанки сквозна и постыло устало пуста —

Чтоб опять восходить
По ступеням безжалостно медленно длящейся кармы…
Самоход – суета;
Но свято ли святое несенье креста
в никуда?

30.11.92.

Низко кланяюсь вечному страннику,
Не признавшему домом тюрьму.
Я пою грозовому избраннику
От костра во смертельную тьму.

Облачаясь нежнейшими латами,
Во клубящийся ядами бой
Уходили из дома солдатами —
Во крылах восходили Домой!

Далеко от уюта под лампою
До простора крестовых дорог.
Мне рукою горячей, но слабою
Не чеканить сверкающий рок…

Во сражениях с силой неявленной,
Сотворяющей явное зло,
Вы, заступники, нами оставлены —
В безвоздушных пространствах крыло.

Но не это картонное варево,
Не скрежещущий нынешний рай
Вам по чести, а горнее зарево
На пути в неразгаданный край…

Ты оправданье этих мест,
Наследник Тайны,
Тайны долгой…
Смотри: летучий чуткий крест
Соборов над тяжелой Волгой —
Тебе. Речные огоньки
Себя
роняющие
в бездну —
Твои шаги,
Твои шаги —
Ранимый праздник бесполезный.

Ищущие почестей
в трех шагах от вечности,
Вспомните о нежности
голоса струны.
Есть ли счастье большее
воли да беспечности?
Что сверканье яхонта
пред игрой волны?

Полно нам печалиться
тем, что мы не первые —
Не пронумерованы
у кого крыла.
Вечные немногие,
не линейкой мерною —
Радостью могущества
меряем дела!

Верой несоборною,
счастием негаданным
Крест небесный призрачный
путь наш осенит…
За пределом зеркала
рая нет и ада нет,
А дорога к зеркалу —
прямо сквозь зенит.

Род неангельский, небо зимнее,
Скатерть белая в пятнах красного…
Увези меня, увези меня
В детских санках к заре прекрасного!

Увези, королева нежная!
Глуби Зеркала в сердце канули.
Путь-дорога, страница снежная…
Соберусь ли в дорогу, встану ли?

Нет, не встану. Нет сил – не сделаю
До конца, что всего лишь начато.
Мир – запомнит… Но сказка белая
Перепишется
миром
начерно.

Девы средних веков… Им кричали: «грешно!»
Чтобы были покорны, смирны
и тихи.
Но грешили они – все равно, все равно…
И встречал их Господь, отпуская грехи.

Трепетали уста: «Сохрани! Защити!»
Был священен обет, были долу глаза.
Только знали сердца: не уйти, не уйти!
И любое «прощай!» – размывала слеза.

А законный супруг – ждал и грозен, и строг,
И заведомо прав… Так ведется игра!
Но закон защитить рогоносцев не мог,
Ибо сердца огонь – посерьезней костра!

…Дети новых времен, оглушенные днем,
Ваши ночи пусты и задачи просты.
И не пахнут цветы
ни вином, ни огнем,
Ни запретной мечтой, ни позором святым.

Пылает ветер, ветер снежный…
Алмазный холод, ровно встарь!
Державный ветер… ветр мятежный,
Он миру молот,
меч
и царь!…

Но не коснется ветер снежный
Огня, что некогда в крови…
Ни тишины, кромешно-нежной…
Ни гулкой памяти любви.

Как небо, движутся печали…
Прерывист, нервен ток крови.
Мой день, к полуночи, венчали
Короной пасмурной любви.

Царю. Но камни той короны
Тусклы, как мертвые глаза.
Невысоко сомкнулись кроны —
Земные чудо-небеса…

Ты надо мной. В порыве давнем
Катятся волны, зреет жар…
Каким безобразным, бесславным
Отходит, празднуя, угар.

Не бескрылый, не упорный
Не заметен в небе днем.
А к тебе приходит черный,
Что всегда приходит нем.

Он показывает раны,
Манит песней темных ям.
Не хранит меж строчек страны —
Беззащитен… да упрям!

…Так и должно, так и нужно,
Так землею суждено.
Чтоб с удачей грубой дружно —
Мутноватое
вино.

Светлый дом в антрацитовой ночи.
Обещанья раскрытая дверь.
Разыскрились следов многоточья.
Золотится желанное «верь!»

…Но клонятся, нетронуты, травы,
Как подводные травы на дне.
И не то, чтобы это – не вправду.
И не то, чтобы это – во сне.

Ни следа
перед самым порогом.
И не скрипнет крыльцо
никогда.

Но следов приближавшихся – много.
И никто не поставил креста.

Нагая, снилась мне,
рассказывая сказку
Мы шли с тобой, как встарь
дорогою травы.
И близко небеса!
И сброшены повязки,
И капельки росы,
сверкающей,
правы!…

Она соткалась постепенно
Из пены меркнущего зла,
Где жизни ложь была мгновенна,
А правда правдой не была.

Она беспомощно бездонна,
Она не сможет стать другой,
И небо трогает смущенно
Прозрачно-чуткою рукой.

Она ступает осторожно
Над мокрой грязью болтовни,
И жарко, страшно, невозможно
Горят, горят ее огни!

…И ни полшага ей навстречу
Из келий рухнувшей тюрьмы
Они, живущие далече, —
Несуществующие
мы.

Небо, вода и звон…
Где – непокорный город,
Свет грозовых времен?
Каменный старый ворот,
Чья вековая цепь —
Во глубину колодца,
Где почиет в Отце
Сын, что Лозою вьется,
Скрипнет —
и он взойдет
Солнцем в глубины неба.
Серп – не задев падет,
Как
никогда и не был.