Обещание
Агент, убитый в телефонной будке,
Встает с колен в гостинице во Львове.
Луна в окне желтеет в промежутке
Между стеклом и пойманным на слове
Пространством, обещавшим всем, кто в нем
Смотрел с холма на медленную воду
Сквозь зелень сада — там теперь у входа
Дежурит ангел с пламенным мечом
Вращающимся; пламя, ударяясь
О пустоту (сосну давно сожгли),
Рассыпавшись на искры, рикошетом
Уходит на террасу, притворяясь
Лучом, застрявшим в зеркале, букетом
Иван-да-Марьи в солнечной пыли…
1998
Мир просто был. В троллейбусной оправе,
Как в комнате, казавшейся огромной,
Струился свет ни ясный и ни темный.
По проводам и вытянутым склонам,
Сжимаясь в запотевшей полуяви,
Пульсировал продолговатый воздух,
Как ватный гул, плывущий по салонам
Вдоль стекол в ледяных цветах и звездах
Над прячущимися в махровых гнездах.
Неправда в обобщениях. Язык,
Как волк, не поддается дрессировке.
Я вижу папу в бежевом пальто.
Все умерли. За площадью на хмуром
Торце высотки — тени птиц. Никто
Не умер. «К водным процедурам»
Нас приглашает радио; зато
И день с утра похож на решето
Сквозь белый снег под рыжим абажуром.
1998
«Лес порхает, кружи́тся — на синь и сень…»
Лес порхает, кружи́тся — на синь и сень
Рассечен вдоль просек по вертикали
Световыми ширмами; косуля в тень
Отступает солнечными прыжками.
Это как прозрачная дверь — пока
Музыка звучит и даль притерта
К зелени и ряби березняка,
Это место встречи живых и мертвых.
«Мы вас вправду любим», — земле, золе
Шепчут изменившие, боясь проснуться
(Лампа отражается в ночном стекле),
Встретиться и все-таки разминуться.
1998
Ныряя, ломаясь, гудя
В луче под фонарною плошкой,
Булавки-иголки дождя
Блестят, как железные ножки
Стола на попа подшофе
Среди перевернутых лавок
В закрытом открытом кафе
Под градом иголок-булавок.
1999
…Я назвал их отражениями…
…Поэты пишут не для зеркал…
И. Анненский (Книги отражений)
Настоящим можно не пытаться —
Отраженных стрелок не догнать.
На стене одиннадцать пятнадцать,
В зеркале двенадцать сорок пять.
Полдень равен полночи — закон
Тождества, любезный Мандельштаму,
Дважды в сутки помещенный в раму,
В промежутках просто отменен.
Стрелки то спешат, то отстают.
Время тоже зеркало и книга.
В области оптического сдвига
Мы еще не там, уже не тут.
1999
«Остался лес, остался дом, остался сад…»
Остался лес, остался дом, остался сад,
Осталось шествие по выцветшему склону…
Улитка держит путь на звездопад
В луче от фар, скользящем по газону.
Осталась женщина в кафе, в слезах дождя,
В ресницах елок, в зеркале, у моря…
Попасть из лука в шляпку от гвоздя
Равнялось избавлению от горя.
Дракон, разинув огненную пасть,
Носился в небесах, как угорелый;
И было слишком просто не попасть,
Но гвоздь как будто сам магнитил стрелы.
Надев пальто, старик выходит в сад,
Припоминая смех, походку, шею…
Он сам мишень и лучник, и закат,
Горящий, как солома от Матфея.
1992
— Опять идет! Четвертый день подряд!
Какая дрянь! Почти без перерыва,
Несправедливо!.. — так несправедливо
Ругают дождь, никто ему не рад.
А между тем, он абсолютно прав,
Когда, неотменяемый и жуткий,
Кипит на стеклах телефонной будки…
— Сегодня — будка, завтра — батискаф.
1999
«Наткнуться в сумерках на солнечную нить…»
Наткнуться в сумерках на солнечную нить,
Похожую на луч, пробившийся сквозь время,
Где радужная взвесь в полупрозрачной теми
Порхает, тихая, не в силах не светить.
Увидеть, как во сне, что явь и значит свет.
Беззвучный, сказочный, внезапный и нечастый;
Экклезиаст сказал: «Все суета сует»,
Нам нечего сказать Экклезиасту.
И не о чем просить, пока не давит даль
И ужасы не встали на дороге,
И колесо плашмя не рухнуло под ноги,
И не разбит кувшин, и не зацвел миндаль;
И темь не обернулась темнотой,
И на конце луча, как бы в волшебной точке,
Сверкает серебро серебряной цепочки
И золото повязки золотой;
Пока кузнечик не отяжелел,
И стерегущий не окаменел,
И у коня не лопнула подпруга,
И глубина воздушна и упруга,
И высота мерцает, как свеча…
Пока ты сам на острие луча,
Как сеть дождя внутри лесного круга.
1989
Это просто слова, немота перевернутых слов,
Неподвижное зеркало озера в мятом овраге
Негустой темноты, в окруженье чернильных стволов,
Тут — расплывшихся в кляксы, там — вырезанных из бумаги.
За кинотеатром «Зарядье», на пасмурно-белом холме,
С наступлением сумерек в комнатах с видом на горе,
Мы тонули, темнея, в просторной, как небо, зиме
Между светом и снегом на брейгелевском косогоре.
От предчувствия встречи слова начинают летать,
Как жонглерские мячики, мир превращается в птицу
Между снегом и светом, где, чтобы родиться опять,
Недостаточно права, достаточно просто родиться.
1999
«В траве стоят спокойные цветы…»
В траве стоят спокойные цветы.
Заплаканная память смотрит в щелку
И различает комнату и елку,
Соткавшуюся в ней из пустоты.
И снова видит — зренье сносит вбок —
Цветные точки паутинных вспышек,
И свет, как снег, ложится на песок
Под соснами среди корней и шишек.
Шоссе блестит на солнце, как вода,
От радости — сей брат был мертв и ожил,
И муравьи снуют туда-сюда,
Работая не покладая ножек.
От елки на излете декабря
До елки на краю шоссе в июне
Сквозь воздух дней протянута заря
Невыдуманной жизни накануне.
И даже вещи — вестники зари…
Заплаканная память смотрит в щелку,
Где дождь, как свет, качается внутри
И свет, как дождь, стрекочет без умолку.
1993
Что-то было обещано:
Прилетев из-за туч,
Луч, родившийся женщиной,
Превратившейся в луч,
Трепетал и приплясывал,
Расширялся и гас;
Ветер мял и подбрасывал
То ли тюль, то ли газ.
Время было не связано —
Расплеталось назад;
Что-то было предсказано:
То ли снег, то ли град;
Что-то было отмерено:
Сколько лет, сколько мук;
Что-то было потеряно:
То ли свет, то ли звук.
1999
Как тень воспоминания
И слезы по щеке,
Веселая компания
Спускается к реке.
Вибрируя от стрекота,
Пропахшего травой,
Столбы цветного хохота
Висят над головой.
Где елка раскололась,
Там на глазах у всех
Летает папин голос,
Ныряет дядин смех.
Как утром в батискафе —
И некому помочь —
Сквозь глянец фотографии
Проглядывает ночь.
Но только темный воздух
Стоит со всех сторон,
И девочка под звезды
Выходит на балкон.
1999
«Мне хочется срифмовать…»
