27 июня 1990 г. Сирия, Латакия
«Во всех глазах одни и те же слёзы…»
Во всех глазах одни и те же слёзы,
Во всех песках — печаль усохших рек.
Когда цветут, благоухают розы,
Добреет, молодеет человек.
А тут ещё и олеандр возносит,
Животворящую дарит росу,
Небесной умиляет бирюзою
Тихонько просиявшую грозу,
Ушедшую к неведомому морю,
К иной печали, к радости иной…
Не ведаю, что сделалось со мною, —
Рассветной упиваюсь тишиной.
Розовизной ухоженного сада
Досужие дивуются глаза,
Встречаются — тихонько — с Шахразадой,
Пусть ведает, пусть знает Шахназа!
Пусть Бухара простит мои берёзы,
Опущенных не поднимает век, —
Когда цветут, благоухают розы,
Добреет, молодеет человек.
28 июня 1990 г. Кипр, Средиземное море
«У арабов — коровьи глаза…»
У арабов — коровьи глаза,
Мухаммед превозносит корову!
По его благоверному слову
Виноградная зреет лоза.
По правдивому слову пророка
С неба льётся не дождь — молоко.
Лишь идущему скажет дорога,
Что до Мекки дойти нелегко.
Совершится великое чудо,
Коль к Аллаху взывают уста,
Отзовётся его высота
Нестихающим рёвом верблюда.
Тьма кромешная выбрезжит свет,
Воссияет заря-заряница.
Не оставит в беде Мухаммед
Тех, кто к истинной правде стремится.
Устремляет себя на восток,
На востоке рождается утро,
Раскрывается тихо и мудро
Волоокого дня лепесток.
По правдивому слову пророка
С неба льётся не дождь — молоко.
Лишь идущему скажет дорога,
Что до Мекки дойти нелегко.
До Медины дойти нелегко,
Надо много отваги и риска, —
То, что было когда-то так близко,
Стало вдруг далеко-далеко…
29 июня 1990 г. Средиземное море
«Так тихо на сердце и на душе так тихо…»
Так тихо на сердце и на душе так тихо,
Как будто в мире мир, не знающий вражды,
Добро перемогло, добро попрало лихо,
Широколиственные здравствуют сады.
Плодами радуют зари рассветной щебет,
Щебечут воробьи, льют неуёмный дождь…
Давно всё ведают не на земле — на небе
Благоухающая прозревает ночь.
Купает не себя, своё купает чадо,
Рассветную зарю крестит в святой воде,
Прохладою широколиственного сада
Новорождённый упивается младень.
Он встанет на ноги, он свой возвысит голос,
Он в возраст свой войдёт, он мудрость обретёт.
Тогда униженный возрадуется колос,
Воспрянет ото сна обманутый народ.
Безмолвствующие обретут языки,
Давно утраченные возвратят права,
Поляжет под ноги взывающей ослихе
С небесных луговин сошедшая трава.
Животворящею увлажена росою,
Трава на алчущих безмолвствует губах,
А кто-то попирает, мнёт ногой босою
Былого ужаса рассыпавшийся прах.
Жарой умаянные веселит дороги,
От давнего освобождает забытья, —
Исчезнут лжеучители и лжепророки,
Новорождённое возвысится дитя.
Возвышенное возговорит слово
Над всей-то, всей землёй, над всем материком,
Чтоб златорогая расщедрилась корова,
Сереброструйным раздождилась молоком.
3 июля 1990 г. Поезд Одесса-Москва
«Был я на Босфоре, плыл я по Босфору…»
Был я на Босфоре, плыл я по Босфору,
Видел я воочью сказочный Царьград.
Восходил тихонько на святую гору,
Поднимался к блеску каменных палат.
Я к Святой Софии свой приблизил посох,
Боже мой, неужто я и вправду зрил
Звёзд неугасимых золотое просо,
Яблоки высоко поднятых светил?!
Оглядал объятый дивным светом купол,
Видел я сполохи сумрачной грозы,
Сонными глазами долго-долго щупал
Капельки сошедшей на землю росы.
А роса — как утра воробьиный щебет,
Щебетало утро сладкою росой,
Прозревало утро на царьградском небе,
Улыбалось кроткой, тихой бирюзой.
Радугой — легко так — стыло над Босфором,
Радуга — так зримо — подняла себя.
Верую — ни коршун, верую — ни ворон
Щупленького не обидит воробья.
Не затмит прозревшей молодой лазури,
Да восторжествует мир между людьми,
Если даже море дружно голосует,
Ратует за горечь попранной любви!
Движется в объятья ласковых купальщиц,
Катит прямо в ноги прыткую волну,
Омывает утра розовые пальцы,
Нежит в белой пене тонкую луну.
9 июля 1990 г. Н. Новгород
АНАТОЛИЙ ШАВКУТА. ВОСПОМИНАНИЯ О ЛЮБВИ
«Мы в жизнь пришли с весёлыми глазами…»
Мы в жизнь пришли с весёлыми глазами,
С надеждой честь и верность сохранить,
С восторгом и счастливыми слезами,
С вопросом вечным — быть или не быть.
Казался мир огромным и прозрачным,
Роса смеялась в травах на заре,
И каждому из нас был предназначен,
Был приготовлен праздник на земле.
Сады цвели. Созвездия сияли.
Снега сверкали на вершинах гор.
Нас не страшили вёрсты расстояний,
В глаза небес смотрели мы в упор.
Сады цвели. Шумели в поле травы,
Мы к цели шли, себя в пружину сжав.
Строители неистовой державы —
Прекрасной самой изо всех держав.
Ах, как светло, как трепетно и нежно
Любили нас подруги наших дней
В садах любви, в долинах белоснежных,
В мечтах великой родины моей.
Я к тебе в малиновом берете
Приходил на розовой заре.
Не припомню, хоть меня убейте,
То ли в марте, то ли в октябре.
Серебрились звёзды над домами,
Полыхал оранжевый восток,
Лёд ли был, трава ль под сапогами —
Не припомню. Помню свой восторг.
От зари волшебной, от сиянья,
Тронувшего нежный небосвод,
От любви, от страстного желанья
В срок пустить химический завод.
Ты на стук распахивала двери.
Я входил, стремителен, высок.
И смолкали люди, птицы, звери,
Замирал неистовый восток.
— Прощай! Навеки твой!
— Прощай! Твоя навеки!
От горя чуть живой.
Опухли твои веки.
— Прощай! Сумей забыть!
— Прощай! Я буду помнить!
Как трудно разлюбить,
Другим себя заполнить.
Как трудно отрубить
Всё, что надежду полнит.
— Прощай! Сумей забыть!
— Прощай! Я буду помнить!
«Как радостно ты уходила…»
Как радостно ты уходила.
Так ношу снимают с плеча.
Горячее лето чадило,
Потрескивая, как свеча.
Как празднично ты уезжала,
А я оставался один.
Недвижные своды вокзала
Обрушились: — Не уходи!
Под матерный крик гармониста
Прощались, почти не любя.
Не мог я, как надо бы, — чисто
Порадоваться за тебя.
Гармонь гармониста визжала,
Сиял светофор впереди,
Прокисшие залы вокзала
Ворочались: — Не уходи!
Звезда над составом всходила.
Душа моя билась, скорбя.
Не мог я — ведь ты уходила! —
Порадоваться за тебя.
«Слишком много давал обещаний…»
Слишком много давал обещаний,
Слишком многим я верил всерьёз
В этой чудной стране, обнищалой,
Доводящей до крика и слёз.
Понимаю, что в гуле событий
Я надежду свою упустил.
Не судите меня, не судите —
Я себе ничего не простил.
