Ознакомительная версия.
А то, что я вздыхала
В объятиях нахала —
Так то любовь. И больше ничего.
ТЫ ПОЛЮБИЛ ДРУГУЮ ЖЕНЩИНУ
Ты полюбил другую женщину —
Такие горькие дела.
Что в нашей жизни будет трещина,
Я совершенно не ждала.
И мне не верится, не плачется,
Я даже злиться не могу.
За что относится захватчица
Ко мне, как будто бы к врагу?
Ведь я звоню совсем не часто вам
И не затем, чтобы отбить.
Я даже рада, что вы счастливы.
Мне просто трудно разлюбить.
Как в нашей жизни все намешано!
И справедливо не всегда.
Ты полюбил другую женщину,
А мне от этого беда.
Помогут годы или месяцы.
А может, я надеюсь зря.
«Да он вернется, перебесится», —
Мне все подруги говорят.
Прости мне, небо, душу грешную,
Видала я в коротком сне,
Что, разлюбив другую женщину,
Ты возвращаешься ко мне.
Обидели муху, обидели.
В ней просто букашку увидели.
Подумаешь, муха!
Накрыли ладонью —
Ни слуха, ни духа.
Расстроена муха, расстроена,
Жужжит она с силой утроенной.
Заметили муху.
Отметили муху.
Летит она ввысь,
Ни пера ей, ни пуха.
Везучая муха, везучая,
В слона превратилась могучего.
Подумаешь, муха!
Обычная муха!
В слона превратилась не только по слухам.
Обидчики муху обидели,
Что станет слоном – не предвидели.
Подумаешь, муха!
Обычная муха!
Накрыла их лапой – ни слуха, ни духа!!!
Там, в кипарисовой аллее,
Закат украсил летний зной.
Вы, о любви слова жалея,
Молчите пристально со мной.
Во взгляде вашем знак вопроса,
Шаги по гравию шуршат.
И прилетают альбатросы
Молчанье наше нарушать.
Сидеть в тени за чашкой кофе
Хоть вечность с вами я хочу.
У вас такой прекрасный профиль,
А про анфас я промолчу.
Страницы наших биографий
Зальет недолгий солнца свет.
Пейзаж курортных фотографий
С годами так теряет цвет...
И, может, я пишу напрасно
На оборотной стороне —
Я – третий справа в майке красной.
Не забывайте обо мне!
Я им твержу – терпите, девочки.
Какие есть – а все ж мужья.
И в платье новеньком, с отделочкой,
Одна домой отправлюсь я.
И у метро куплю у тетеньки
Три ветки в бусинках мимоз.
Уткнусь лицом в букетик желтенький
Так, чтоб никто не видел слез.
Мне говорят – с твоей-то внешностью
Ну что такого в тридцать лет?
И кружат в сердце вихри нежности,
Как майских яблонь белый цвет.
Пацан из гипса, к небу горн,
И муравьи ползут из трещин.
Садится солнце за бугор,
На ужин нам пирог обещан.
Мы нижем бусы из рябин
И шепчем страшные секреты.
Волшебник добрый, Аладдин,
Прощался с нами в это лето.
Мы знаем все уже про джаз,
Зовем друг дружку стариками,
И вырастает что-то в нас,
Топорща майки бугорками.
Уже к мальчишкам интерес,
Кудрявых просто не хватало.
Осуществляющим ликбез
Был Мопассан под одеялом.
Французский фильм «Фанфан-Тюльпан»
Привез механик по ошибке
И загораживал экран,
Когда там целовались шибко.
На фотографии смешной
На фоне знамени с призывом
Та, что была когда-то мной,
В том, пятьдесят восьмом, счастливом...
Горит открытый честный взгляд,
И сердце жаркое Тимура.
Все было столько лет назад,
Чего вдруг вспомнила, как дура?
При чем здесь гипсовый пацан?
Ведь все меняется с годами...
А просто фильм «Фанфан-Тюльпан»
Вчера был по второй программе.
КАК ЮНЫХ ДНЕЙ НЕДОЛОГ СРОК...
Закрой глаза и уплыви
На старом плотике любви
В тень той черемухи шальной,
Где ты была нежна со мной.
Где ночь упала черной масти,
Где я тебе шептал о счастьи.
Как ты мне верила тогда!
Куда же делось все, куда?
Как юных дней недолог срок!
Летящий почерк, пара строк,
В твоих запутанных словах
Любовь забытая жива.
Страницы лет переверни и верни былые дни,
И мы останемся одни и свет погасим.
Вокруг черемуховый цвет,
И нам с тобой по двадцать лет,
Я, как тогда, опять тебе
Шепчу о счастьи.
Не думай, что там впереди,
К гадалкам тоже не ходи.
Пускай трамвайчик нас речной
Прокатит по Москве ночной.
Опять мне что-нибудь наври
И виновато посмотри,
Как в те счастливые года.
Куда же делось все, куда?!
Моя душа настроена на осень
Старуха, ты написала классную песню...
(Ответы на записки из зала)
– Когда меня спрашивают: «Песни – твоя профессия или твое хобби?» – я всегда отвечаю, что хобби, но выступаю я за команду профессионалов. Я могла бы уйти в шоу-бизнес, и у меня есть все составляющие, чтобы там преуспеть. Материально это было бы, конечно, выгоднее. Но мой образ жизни мне дороже, и я не хочу его менять. Для меня важнее – ощущение независимости: я не завишу от работы, потому что у меня есть песни, и не завишу от успеха, потому что у меня есть работа. У меня есть добрые товарищи среди крутых шоу-бизнесменов, но я не состою ни в каких кланах, не играю в их игры – я вне этого. И постоянных исполнителей нет, я не заключаю контрактов, ни для кого не пишу в ущерб другим. Шоу-бизнес существует помимо меня – это не мое, как, скажем, пойти в коммерцию или заниматься торговлей.
– Но ваши стихи стоят денег, и немалых.
– Да, я продаю свои песни, приходится, но делать это я начала только в последнее время. Раньше все, что я писала, представьте, я писала и раздавала бесплатно. Со мной давно мои коллеги вели борьбу: «Бери деньги, а то получается, что ты хорошая, а мы рвачи!» Я сначала стеснялась, но потом просто жизнь заставила. И все равно я отстаю на сотни тысяч.
– То есть вы отстаете с этим делом?
– Да я вообще не такой человек. Вот у меня рабочие сейчас строят дачу. Они не торгуются. Но я же вижу, чего стоит их труд, и сама плачу, может, даже больше. Мне бы хотелось, чтобы и исполнители не спрашивали меня: «Почем сегодня песня?» – а сказали бы: «Старуха, ты написала классную песню. У меня с ней большой успех. Вот тебе деньги».
– Навыки переводчика, похоже, сильно помогают вам в вашей второй профессии.
– Это как механизм, который работает у меня в голове. Скажем, я еду в поезде, разговариваю, как это бывает, с попутчиками, и соседка по купе говорит мне: «Вот уезжаю я от него, и как будто меня и не было». А у меня в голове это тут же преломляется в строчки: «В жизни твоей побывала проездом и поезд унес...» – получается песня. Или приходит ко мне подруга, просит оставить ей ключи от квартиры. А я про себя слышу: «Я беру ключи от квартир подруг, чтоб побыть с тобой...» И тут я тоже работаю как переводчик, только на этот раз перевожу какие-то жизненные ситуации в стихи.
– Ваша поэзия – «женская»?
– У меня много песен веселых, которые я пишу для «На-на», для Буйнова – про них не скажешь, что они «женские» или «мужские». Но лирика, то, что идет от души, – это, конечно, женское. И оно, наверное, самое главное, потому что в сердце скорее западает горечь. Всегда так: созвучное радости отскакивает, созвучное грусти остается.
– Лариса, а у вас есть свой секрет: что нужно, чтобы стать популярной в этой стране?
– Я думаю, единственный секрет в том, чтобы не подражать Западу, как делают сегодня 80% наших певцов. Во-первых, когда сравниваешь эти песни с оригиналом, подделка, ясно, всегда проигрывает. А во-вторых, я убеждена, что у нас песни могут иметь успех только тогда, когда они наши. Не надо бояться «совка». Я всегда была «совком» и им останусь, и думаю, что этому тоже обязана своей популярностью. Это моя суть. У меня даже стихотворение есть такое «Отель «Шератон», написанное, кстати, в Мюнхене, в этом самом отеле: «По белому свету летаю за иены, за марки, за кроны, но лучшей едою считаю котлеты, а к ним макароны».
– А кто или что повлияло на вас, что вы начали вдруг писать песни в...
– В 39 лет. До тех пор я сочиняла что-то на вечеринках, друзьям – как все. Потом познакомилась со своим будущим мужем, стала придумывать ему всякие песенки на известные мотивы – так, на предмет закадрить. А как-то, когда мы уже поженились, к нему – он зубной врач – пришел лечить зубы Мигуля, и вот пока тот сидел в кресле с открытым ртом, Давид, пользуясь его беспомощным положением, говорит: «Ты бы взглянул, что моя жена пишет». Я отдала ему, а через некоторое время он позвонил и сообщил, что песня готова, исполняется Толкуновой, и первый раз я услышала ее по телевизору.
А влияния, конечно, были и остаются до сих пор – например, Евтушенко, Визбор, которых я любила всю жизнь, Галина Волчек, с которой я дружу и у которой учусь уже не поэзии, а чему-то человеческому – ее замечательному умению смотреть на всех снизу вверх...
Ознакомительная версия.
