старому потеря,
Всё блестит и сияет,
Современности интерьер пылает.
Поднимаюсь по лестнице, ни скрипа.
«Вот, наверное, мы влипли…»,
Думал про себя уж на втором этаже;
Дверь приоткрыта и вообще:
Благовония наполнила картину,
Что дала ныне прийти сюда силу.
Дверь открываю, а там кабинет:
Свеча горит, засохший букет,
За столом напротив сидит месье,
Смотрит сквозь меня, стало не по себе.
– Проходи-проходи, милый друг!
Наслышан о тебе я тут. -
Курил трубку антикварную, бренную,
С чертами лица художников, демона.
Толи ему тридцать, толи все шестьдесят,
Глаза живые о чём говорят.
Ухмылка, полон, но не толстый,
Пол бутылки раз пять накинул он тоста;
Толи злобно смотрит, толи так улыбается,
Понять не могу, мысли теряются.
Вокруг картины занавески,
Книги раскиданы, интересно…
– И близ Серафимович, – говорит человек, -
– Присаживайтесь, в ногах правды нет. -
Стою такой в непонятках:
– Адам Вячеславович, очень приятно!
– Скажу сразу, все вопросы прочь,
Слишком коротка ваша ночь;
Мы в курсе о твоём походе
И как ты стремишься в невзгоде:
Оказаться вновь, скрыть витрины,
Посетить те великие долины.
– Что день склоняясь как тень,
И день ни день, что делать теперь?!
Не вижу жизни я после,
Вот я околачиваюсь возле.
Свет не ярок, как сама пустота
Постигнув это, не вижу себя.
Вы не знали, что так пошутили,
Будто меня там подлечили:
Став рабом мечтаний
От жизни пустой, расставаний,
Уж идёт так пол месяца,
Во мне столько надежд не вместится.
– Шанс дать тебе рад бы,
Но сам понимаешь, не бесплатно!
– Да хоть душу бесу…
– Погоди нести эту мессу!
Твоя душа ещё пригодится,
Рано тебе на плечах таскать колесницу.
Вопрос ты мой сможешь найти,
Ты сам у себя об этом спроси;
А если откажешься от предложения,
Не видать никогда чудо свершения.
Ни взять тебе уж в прок,
Чтоб не было в этих местах ног.
– О что же за божественный тот мир,
Вы руководитель того места, где я был?
– Все вопросы лишь себе,
Ответы дай наедине.
Наша цель здесь – не дискуссия,
Кто, чего, зачем… Жду сия;
Не для рассказов, ответа удовлетворения,
Преимущественно твоего стремления.
– Ох простите, вы чудака.
– Видал я их хлеще черта,
Кем мир был продан
В тех местах, где я был родом.
– Ваши слова звучат по нраву,
Да вы будто сам дьявол! -
Тот аж прожёг взглядом,
Сделав паузу и продолжил как бы:
– Вы обычные жители в суете, в бытовухе
Ни так видят глаза, ни так слышат ухи.
И средь бела дня чёрного не видно,
Совести искали где не стыдно.
В комфорте своём утонули,
При жизни мёртвым сном уснули.
Так и прожили, не зная того,
Что и не жили совсем и то,
И про дело не знали, что и не жили,
А оказывается другими были.
«О чём он мне тут сетует?
Явно чушь несусветную,
Явно по делу, а я так робок…»,
Внимательно слушал, чесал подбородок.
– Говорить можно с утра до вечера,
Столько наговорить, что слушать нечего.
А если согласен выполнить дело,
Дам тебе Флайер, и ваше тело
Снова отправятся в приключения
И по времени своего истечения.
– Готов пойти, готов пойти!
– Дам для выполнения дня три.
Вот тебе револьвер и адрес,
Выстрели в человека и адьёс,
Вот его фотография, с собой возьми.
Оставишь ли детей без отца и жену вдовой ты? -
Схватив револьвер шёл быстро,
Огни мелькали будто искры;
Прожилки шевелились, угнетён,
Встречи этой был потрясён.
Это были последние слова,
Затем кудрявый ввалился тогда:
Мол не задерживай месье,
Мол пора, милый, тебе.
11
Уже себе я представлял,
Как все три дня до последнего ждал:
В первый день вино и девицы,
Уснуть в объятьях лисицы.
Второй пол дня в мучениях
И под вечер брагою, крови излучения,
А на третий день в дрожи:
Ноги трясутся, корчатся рожи,
Держит пулю господин Виталий,
Но решил переписать сценарий.
Ночь не спал и на следующее утро,
Как в бреду глаза, мутно,
Не отдавая отчёт действиям -
Стал презрительным и мерзким.
Я буду вспоминать и ту ночку,
И на следующий день его дочку,
Которая весёлая открыла двери:
«Вам кого?» -
Беззубая, слышу песни пели.
И вот господин, револьвер к сердцу
В аду бренчал по земле берцем,
И выстрел, глаза закрылись,
Очнулся, тот упал, а мы смылись.
Убегая даже не от преступления,
Убегая от себя и своего решения.
Ради чего и на что способен?
Слишком велика моя свобода.
Стал я Богом? Или его братом дьяволом?
Капля доброты в океане зла плавала.
Я буду помнить крик детский
И резко остановленная музыка, если
Эта пауза после выстрела вечна,
Ещё долго придёт во сне беспечном.
Шёл, ночь тащил за собой,
Нельзя стоять и вот над мостовой
Револьвер бросил, плюхнулся вниз,
Сегодня у меня новый каприз.
За ним в воду прыгнул и я,
Встречай моя новая весна.
Глубина голубых детских глаз,
Я вспомню неоднократно тот час,
Когда они смотрели досадно,
Что я сделал с их папой?!
Ни церемонясь, ни волнуясь, так резко
Занавес пал, закрыты занавески;
Так я тонул с открытыми глазами -
Я не хотел суицид, чтоб вы знали.
Просто побит и подавлен
Самим же собою раздавлен.
Наступил ногой и растереть,
Я не хотел умереть.
Состояние души и тело, и его соответствие,
Как прах упасть в воду приветствует,
Когда понял, что тяжела одежда,
Снял всё с себя и неизбежно.
Поплыл к верху к тому,
То от чего я мру -
Отблеск зовущего эха зову.
12
Ну вот и вновь та самая улица:
Тень от повозки сутулится,
В лицо дул ветер однажды,
В лицо дул снег неважно
И вот он юный парнишка,
Примерял модное пальтишко.
А тот ехидный, не умеет быть осторожным,
Смотрел на него будто он не должен:
– Ну что дядь, а дядь,
Не зря горе и страдания видать?!
– Что видать, веди! -
Не верил я в чудо, не верил в мечты.
Что она осуществится,
Увижу то, от чего сердце начинает биться.
Бессонными ночами я вспоминал
Ту мадам, о ком так мечтал;
Не выходил образ ангелочка,
Ни проходило ни одного денёчка,
Как я не думал о той,
За которой ты пойдёшь в бой.
Оставил всё для неё и её улыбки,
Хоть вей теперь все нитки.
Неважен поцелуй и ласки,
Лишь видеть в живую все сказки,
Лишь бы глаза её поедать,
Лишь бы быть, не существовать.
Сырость дней и скучности будней,
Сыскав однажды золото и руды,
Мне дверь открывал парнишка,
Ожидала чуда моя книжка.
И вот та картина предо мной, не верю,
Сколько шло, неделя за неделей…
И вот мечта, и вот оно,
И я смотрю на мир через стекло;
Картина предо мной оживает
И мужичок кудрявый силой в неё толкает.
13
Прелестно, запахи, а настроение
Всё как-то по-другому, а вдохновение
Нисколько не хуже, даже лучше
Цвета радуги плескали ещё круче.
Зефирные тропинки, цветы карамели,
Зверики с крыльями звонко пели;
Я научился летать и до неба прыгать,
Я теперь умею звёзды двигать.
И день, и ночь тут одновременно,
И солнце из вафли, и небо из пены,
Луна печенье – золотая корочка,
Никогда не видел лес розовых ёлочек.
Живые бегали игрушки,
А рвали мягкие подушки;
Плющевые и фарфоровые танцевали,
Сами по себе играли из мармелада рояли,
А радости за грань, похоже на истерику,
В нашем миру это психоделика.
Но здесь ничего безумного нет,
Здесь вечна мелодия, вечен куплет;
Закатом и рассветом любовался,
Сам себе сомневался.
Слышу смех, знакомый тон.
Даже забыл зачем сюда пришёл,
За зефирным полом в шоколаде,
Стояла она, она при наряде.
Из фантиков конфет обёртка,
Собирала цветы живые и не молкнет:
– Ну что мой принц, а?
Пришёл значит сюда?
А я тебя заждалась.
– Ты бы знала какая у меня страсть. -
А сам не иду к ней, плыву
По воздуху к ней, лечу.
– Ты царица моих дней,
Укравшая покой души моей.
Без тебя мадам я искусствен,
Я не верил никогда в чувства.
– Ха-ха, а мы уже на
