но больше того
Журавлиной болезнью хронически болен.
Если в томной квартире почудится гул вертолёта,
Просочится в окно дымный запах далёких костров,
Ты, взглянув на рюкзак, понимаешь — пора на работу,
Где стеною дожди и намокший брезентовый кров.
Где с мошкой вперемежку заваренный чай на привале,
А в желаньях бессилен не только ты сам, но и бог,
Где лишайник ковром расстелился на старом завале,
И безумная нега от сброшенных наспех сапог.
А когда у костра котелок с кашей ходит по кругу,
И две банки тушёнки поделены на семерых,
Точно знаешь, что здесь невозможно не верить друг другу,
Потому что нельзя поделиться на первых — вторых.
… Если вдруг по весне отойдут все другие заботы,
И к окошку прильнув, видишь отблески дальних костров,
То, взглянув на рюкзак, понимаешь — пора на работу,
Где стеною дожди и намокший брезентовый кров.
Стынет осень над тундрой
холодных полярных широт,
И всё чаще сливаются
с ночью бескрайние дали.
Знать, в ближайшее время
вернуться удастся едва ли,
Извини, но такой
уж мы здесь беспокойный народ.
Незаметно затих
гомон стай улетающих птиц,
Уже скованы льдом
все тропинки от наших маршрутов.
И дыханье зимы
приближается с каждой минутой,
Ещё раз пролистнув
книгу жизни из наших страниц.
Мы в тяжёлую жизнь
без сомнений вошли навсегда,
И другая судьба
вряд ли может кому-то присниться.
Ну и что, если грусть
чуть заметно блеснёт на ресницах?
…Это просто вода,
замерзающей тундры вода.
Одна дорога
Памяти друга Вани Петрова…
Ещё тропа таёжная видна,
Ещё не ждём конечного причала.
Дорога в жизни выбрана одна,
И нам нельзя начать её сначала.
Ведь были часто шквальные ветра,
И солнце не всегда теплом встречало.
Но есть другая жизнь, что у костра,
Которую нельзя начать сначала.
Есть в памяти друзья, которых нет,
Они ушли от нас в маршрут последний.
Оставив свой неповторимый след,
И боль свою, стихи свои, и песни…
Давайте рюмки осушим до дна,
Пусть время нас неумолимо мчало.
Дорога в жизни выбрана одна,
И нам нельзя начать её сначала.
Тёмно-серая хмарь всё плывёт и плывёт,
И ветра в горных цирках трубят,
Уже много ночей как унёс вертолёт
Бородатых весёлых ребят.
На потухший костёр тихо падает снег,
Словно первый подарок зимы,
Обложив берега замерзающих рек
Ободками ледовой каймы.
Здесь не знают дорог и не знают мостов,
С каждым шагом — рукой до беды,
Лишь петляет лиса среди голых кустов,
На снегу оставляя следы.
А вон там, за хребтами, в объятье дымов
Своей жизнью живут города,
Шум трамваев врывается в окна домов,
Да куда-то бегут поезда.
Почему моё сердце, огнём полыхнув,
Всё не может себя исцелить?
Почему обе жизни связались в одну,
И нельзя их никак разделить?
Только знаю, что вновь на исходе зимы,
Будут сниться таёжные сны,
Если б запах палатки мне дали взаймы,
И немного совсем тишины!
Одинокая жизнь среди тысяч реклам….
По проспектам больших городов
Мы всё-время спешим по каким-то делам,
За собой не оставив следов.
Пусть ветра из-за гор принесут наконец-то удачу,
Потому что нельзя нам отсюда уйти без руды.
А река подо льдом на камнях переливами плачет,
И в замёрзшие тропы впечатались наши следы.
Это осень опять расстелила на сопках туманы,
Покрывая тайгу первой кистью холодных снегов,
Где-то там, вдалеке, затаил колчеданные страны
Целый мир тишины в бесконечном просторе веков.
Разве это беда, что нельзя отдохнуть ни минуты,
Что замёрзшие ветки у лапника очень остры?
Мы уходим с утра по проложенным нами маршрутам,
И снежинки кружат, опускаясь на наши костры.
… В этом целая жизнь уместилась на наших планшетах,
Где надежда живёт посреди череды неудач.
Утопает ноябрь на палитре холодных сюжетов,
А на склоне горы засыпает под снегом кедрач.
Где-то в горной тайге полыхает ночная гроза,
И по тропам дожди барабанят без устали долго.
Только эти места далеко от меня и от Волги,
Но я, будто в палатке, опять открываю глаза.
И, пожитки собрав, проклинаешь начало пути,
А намокший рюкзак с каждым шагом ещё тяжелее.
Снова волю в кулак, к перевалу, себя не жалея,
Потому что так надо, и, значит, нельзя не идти!
… Но в реальность попав, понимаешь — кричи не кричи,
Неужели всё в прошлом? Я верю себе и не верю.
Может, просто стучу о косяк заколоченной двери,
От которой давно потерялись когда-то ключи?
Очень хочется верить: всё выдержал, вынес и смог.
И прошёл свою жизнь по дороге тяжёлой и долгой.
Но осталась она далеко от меня и от Волги,
И не я на маршруте устал и до нитки промок.
Словно охрой опять запорошены дальние тропы.
Затихает надолго с опавшей листвою тайга.
Лишь пахнёт иногда теплотой ветерок из Европы,
Ну, а с Севера холод, морозы, пурга и снега.
А осеннее небо колышется в облачной мари,
Заунывную песню бормочет под нос проводник.
Одиночеством веет от старой листвяничной гари,
Тихий шёпот безмолвия в самое сердце проник.
Но как только вернусь, ты меня угостишь пирогами,
И нальёшь своих щей, и тарелку подашь с холодцом,
Не молись за меня — не дружу я, родная, с богами.
Есть лишь ангел с твоим драгоценным и милым лицом.
Снова осень листвой умирает на хоженых тропах,
И печально в предзимье куда-то плывут облака,
Возвращаясь домой, мы свернём свои карты до срока,
Ведь маршрут не закончен, а только отложен пока…
Всё давно позади, память снова живёт по минутам…
Как мы жили тогда, как дискуссии были остры!
Но идёт молодёжь по проложенным нами маршрутам
И на старых кострищах опять зажигает костры.
В голенища сапог осторожно заложены кроки,
И пусть плечи болят от натёртых назойливых ран.
Из-за сильных дождей непредвиденно сдвинуты сроки,
Но достигнет отряд этих нужных базальтовых стран.
Трудно было представить когда-то хотя б на минуту,
(И себе прошептать еле слышно: «Дружище, держись!»)
Что закончится всё, и закончатся наши маршруты,
С вертолётом последним закончится
