МЫС ДОНДРА
Вот оно — дыханье океана,
Вот он сам над берегом навис,
Бьет волна, взлетая пеной рваной,
Самый дальний, самый южный мыс!
И по черным валунам стекает
Струйками прозрачного огня,
Снежный блеск горит и не сгорает
В гривах волн, бегущих на меня.
Кроны пальм в неистовом наклоне,
Шаг еще — и в небо полетят,
Тьму веков волна шипит и стонет,
На песке горячем шелестя.
Предо мной, как в сновиденье странном
Волнами изгложены, черны,
На песке лежат катамараны,
Старые рыбацкие челны.
Неизвестной северу породы,
Но родной тропическим волнам,
На таких ходили мореходы,
Когда молод был еще Адам.
Я смотрю на паруса и сети,
Даль уходит в голубой туман,
А вокруг коричневые дети
В свой родной играют океан.
Скатов волокут и осьминогов,
И медуз, и маленьких акул,
В этом детстве, первобытно строгом,
Вместо песен — океана гул.
За рыбачьим за поселком малым,
Вместо сказок — джунгли залегли,
Г де слоны, как аспидные скалы,
Где цветы, как дикий сон земли.
Древних царств там призраки маячат,
Там вихары, храмы, города,
Зеленью замытые… Там скачут
Обезьян крикливые стада.
И сегодня на заре суровой
Весь Цейлон — чудес земных гора,
Как давно потерянный и снова
Людям уж не возвращенный рай.
Уж не лечь под пальмою беспечно,
Погрузившись в сладостный покой,
Жизнь сурова в джунглях человечьих,
Так же, как и в джунглях за рекой
Я пришел в горячий полдень душный
На истертый, каменный карниз,
На мысу стою я самом южном,
Дондра называют этот мыс.
Я стою на грани необычной,
Шум земли — он отошел, погас,
Слышу голос дали безграничной,
Океана вольного рассказ.
Тот рассказ в свою пустыню манит.
Где ни птицы нет, ни корабля,
Если плыть на юг, какая встанет
Первая навстречу мне земля?
— Будешь плыть сквозь бури и в тумане,
Месяцами будешь плыть, пока
Не зажжет полярное сиянье
Черных бездн у льдов материка.
А потом в шуршании зловещем
Гор плавучих встанет в сизой мгле
Берег Правды. Красный флаг заплещет
Над поселком Мирным на скале.
Вечный холод, вечное безмолвье,
Как пустыни белой белый гнев,—
Снег, что в пыль тончайшую размолот,—
Взмыт пургой и мчит, осатанев.
Точно дух земли обледенелой
В диком горе воет не со зла,
Той земли оплакивает тело,
Что зеленой некогда была.
Мчится он все яростней, все круче,
Много дней в крутящей тьме пройдет,
Прежде чем, неистовством измучен.
Он в бессилье навзничь упадет.
В тишине безжизненной, бесплодной,
Вновь лежит бескровная страна.
Вся тоской голодной и холодной,
Точно судорогой, сведена.
И над ней магнитной бури шквалы
В молниях невидимых, огне
Убивают радиосигналы
В ледяной небесной глубине.
Странные увидеть можно вещи
Надо льдов прибрежной полосой:
Айсберги, поднявшись в небо, блещут
Призрака причудливой красой.
По ночам полярные сиянья
В черном небе водят хоровод,
Краски, как живые изваянья,
Словно небо красками поет.
Люди же в полярных одеяньях
Здесь проходят, лыжами скользя,
Темные глубины мирозданья
По-хозяйски в книги занося.
Дуя на озябнувшие руки,
Входят в теплый, скромный свой чертог
Смелые водители науки,
Ледяных водители дорог.
Летчики немыслимейшей трассы,
И радисты сказочных широт,
И для них, с полночным этим часом,
Как и дома, отдых настает.
С края света шлют до края света,
С антарктидских ледовитых плит,
К Северному полюсу приветы,
Где на льдине станция стоит.
Строгие на станции порядки,
Те порядки Арктикой зовут,
Там прочтут зимовщики в палатке,
Как на Южном полюсе живут.
И летит дорогою условной
Их ответ в далекий южный дом:
«Шлем привет. Сегодня мы в Верховный
Выборы на льдине проведем!»
…Марта день шестнадцатый сегодня,
Океан сияет, как стекло,
И глаза я к горизонту поднял —
Дальней птицы вспыхнуло крыло.
Ну конечно, нынче воскресенье…
Я невольно вспомнил в этот час:
В Антарктиде новый день весенний,
День пришел и в Арктику сейчас.
Пальмы веерами надо мною,
И брамин, он худ, высок и прям,
Над травой поросшею стеною
Плачется, жалея мертвый храм.
Кто ж его разрушил? Португальцы,
Лет уже четыреста назад…
И жреца слабеющие пальцы,
Как веками, четками шуршат.
Паруса над зыбью вод маячат,
Полон день заботы и трудов,
На мысу бьют палками рыбачки
Волокно кокосовых плодов.
Сеть плетут — она прочней нейлона,
Но по тропам в пальмовом саду,
Я иду уже не по Цейлону —
Я Страной Советскою иду.
Мартовской землею сине-черной,
По снегам, где лыжню провожу,
С горцем я иду тропою горной,
С лесорубом лесом прохожу.
Я иду песками и торцами,
Прохожу великою Москвой,
Над Невой — заводами, дворцами,
Антарктидой, Арктикой живой.
Вижу облик родины красивой,
Сильной, доброй, радостной, большой
Имена я вижу справедливых,
Смелых, честных сердцем и душой.
Имена строителей, героев,
Партии большие имена,
И людей обычного покроя,
Чьи дела приветствует страна,
Выбирает их в Совет Верховный
Тот народ, какого нет мудрей,
И народного доверья волны
Выше волн построенных морей.
В Ленинграде в бюллетене встанет
Имя многим ясное без слов —
Бригадир монтажников «Светланы»,
Ленинградка с невских берегов.
В Арктике, на станции, на льдине,
В Антарктиде, в «Мирном» в этот день
Рады Емельянцевой Галине,
Что в полярный входит бюллетень.
На Неве, и в Арктике погожей,
Антарктиды белой на краю
С ней мое соседит имя тоже,
Я же у экватора стою…
Я стою на мысе Дондра старом.
И за мной вся жизнь стоит моя,
Этот мыс не случай, не подарок,
Должен был его увидеть я.
И к нему пришла моя дорога,
Как судьба он входит в этот стих,
Я изведал в жизни слишком много,
Слишком много — хватит на двоих.
Испытанья щедро отпуская,
Время щедро и на дней размах.
Жажда жизни как вода морская…
Соль ее доныне на губах.
И за право жить в эпохе славной
Жизнью я своей не дорожил,
И о том, что было в жизни главным,
Я, как мог, стихами говорил.
Видел я в пути своем такое.
Что не дай вам бог и увидать,
Я не знал, что значит жить в покое,
От дорог далеких отдыхать.
Некогда в Октябрьский вечер, в ветер
Начат революции поход.
Хорошо с ней странствовать на свете,
С ней дышать и с ней идти вперед!
И со мной на этот остров ныне
Все пришли, пославшие меня,
Люди поля, города, пустыни,
Дела мира близкая родня.
Дело мира нас соединило
И меня послало на Цейлон,
Над планетой атомная сила
Взрывами слепила небосклон.
Знали все, что дальше это значит!
Кто тогда, шагая по гробам,
Гибель человечества оплачет,
Как брамин, оплакивавший храм?
Саван смерти атомной не ляжет,
По земле из края в край скользя,
Все народы бодрствуют на страже,
Есть у мира сильные друзья!
Март стоял. Теплей светило солнце,
В Азии шафрановую даль
Вез я мира премию цейлонцу,
Золотую с Лениным медаль.
И у сына древнего Цейлона
Заблестели тихие глаза,
Когда он, поднявшись, словно с трона,
Ту медаль народу показал.
И лицо у каждого светилось,
Хлопали, смотрели не дыша,
Точно вдруг, сияя, приоткрылась
Азии неведомой душа!
…Мир огромный, в думы погруженный,
Красноземный, бледно-голубой,
Вечный гул он слышит волн взмятенных,
Вечный шорох джунглей над собой.
В темных чащах звери колобродят,
Птицы не поют — свистят, кричат,
Буйволы в воде зеленой бродят,
Розовые лотосы едят.
Бабочки в пятнистых тенях тают,
И стоит задумавшийся слон,
Утки из Сибири прилетают
Каждый год погреться на Цейлон.
Стоит крикнуть в этой знойной шири,
И услышу я издалека
Вместе с криком уток из Сибири,
Шумный вздох — то трактор ЧЗК.
Он пришел расчистить эти чащи,
Он идет, вздыхая и ворча.
Он идет — помощник настоящий
Тех, что рубят прошлое с плеча.
Знаю, что коричневые дети
Вырастут, и жизни океан,
Самый лучший океан на свете,
Будет им во всем величье дан.
И я знаю также, поздно ль, рано ль,
В дружбы честь, могу вообразить,
Что гигантские катамараны
Будут нашу Волгу бороздить…
…Нынче вечер поздний под Москвою,
Тень сосны как синева кулис.
Мыс возник за этой синевою —
Дондра называют этот мыс.
Солнце там заходит в океане,
В небе дождь струится золотой,
В теплом, легком, призрачном тумане
Ночь идет, вдыхая трав настой.
Уж гремят зеленые лягушки,
Гимном ночи потрясая лес,
Им цикады вторят на опушке,
Славят ночь, как чудо из чудес.
Где уснули хижины рыбачьи,
Спит в песке катамаранов ряд,
Ртутным блеском пену обозначив,
Волны потемневшие кипят.
Точно ветер раздувает пламя.
Искрами неснившейся красы —
Светляки несчетными рядами
Над алмазной россыпью росы.
И луна выходит из тумана,
В океане ртутный блеск дрожит,
Где-то там, у лунного вулкана,
Вымпел наш с гербом страны лежит.
В Антарктиде воет вихорь вьюжный,
В Арктике трещит тяжелый лед,
Спутник наш, вокруг Земли он кружит
Счет кругам невиданным ведет.
И планета, можно ей гордиться,
Человек советский сделал сам —
В глубине безумной мира мчится
К новым солнцам, к новым небесам.
Сосны — пальмы! Правда, вы похожи,
Ваши кроны с пальмами сродни,
И гудят, как раковины, тоже,
Засыпают тоже, как они.
Спите, сосны! В нашей роще стройной
Ночь стоит и смотрит сверху вниз,
Спи же, Дондра, засыпай спокойно,
Самый дальний, самый южный мыс!
1959, сентябрь-декабрь