незадачливому соседу по верхнему ряду мысленное напутствие: «Пока, друг, сиди и не скучай. А лучше сиди и помни о том, что сторона обетованная, она только в сказках, и предавать свою жизнь былую ради лживой сказки – ой, как не надо. Ты сам-то, поди, тоже из этих – из былых «рабов» скудного должностного оклада».
На пути к своей полуподвальной каморке родилось у Трудолюбова несколько философских мыслей тоже. Одна мудрая мысль пришла к нему в холе первого этажа, другая на ступеньках небольшой вниз лестницы, третья, и последняя, на дверном охранного помещения пороге. В дальнейшем в мыслях Геннадия Ивановича присутствовала лишь исключительно бытовая конкретика. Приготовление еды, да и непосредственно процесс самого пищеварения – они, знаете ли, вольностей не любят. И случаев всяких, их немало: на кухне лишь на миг замечтался, и на тебе – либо чаем ошпарился, либо хлебом поперхнулся. Если организм свой на прочность испытывать, то не на кухне уж точно, и Трудолюбов следовал этой простой житейской истине неукоснительно.
После трапезы Геннадий Иванович прилёг на диванчик, но задремать ему всё никак не удавалось. И махнув на сон рукой, мужчина стал смотреть телевизор <благо, что антенну настроил он на свой любимый канал ещё с утра>.
Увы, на сей раз любимый канал никаких благостей в душу Геннадия Ивановича не привнёс. Сугубо наоборот, привнёс он в душу охранника лишь хмурь и раздражение. За рассказом о премудростях введения фермерского хозяйства, последовало интервью с успешным банкиром, а следом, как назло, случился предолгий репортаж о строительстве нового в пригороде коттеджного посёлка. А кому в наше время коттедж по карману? – всё правильно, хороший загородный дом трудами праведными ни в жизнь не поимеешь.
«Хоть охраняй здесь весь месяц безвылазно, – в сердцах чертыхнулся Трудолюбов. – А наработаешь лишь на несколько поддонов кирпичей, да и то ещё не факт. А уж чтоб того коттеджа фундамент заложить, то пахать мне придётся без еды и отдыха без малого целый год, пожалуй».
Настроение безнадёжно испортилось. И уж не в радость ни телевизор, ни пригретая лежанка, ни кружка крепкого под домашнее печенье чая. «Ладно, – поскрипел зубами Геннадий Иванович. – Раз такое дело, пойду, пройдусь до торгашеского шабаша».
Внешне в зале мало что изменилось: всё те же оды со сцены сетевому маркетингу, всё те же дружные в партере аплодисменты, всё тот же не на своём месте сумрачный мужик в последнем ряду. С приходом Трудолюбова добавилось немногое. Цепкий мужской взгляд, взирающий на сцену с искренним недоумением, а именно. Оно и понятно, чужой мир и чужая жизнь; воистину, далёкая галактика с совершенно иными координатами – Геннадию Ивановичу абсолютно чуждыми, ему абсолютно непонятными. Вроде бы, и взаправду всё вокруг, но и натуральный в то же время спектакль. Для всякой немеркантильной души, причём, спектакль совсем не увлекательный. И не то чтобы «артисты» играют плохо – дело, пожалуй, в ином. Каждому ведь своё, своя сторона обетованная и свой к ней путь. Одним, например, это расстояние от партера до сцены, у других же промежуток в направлении противоположном – до полуподвальной коморки охранники. И те, вторые, они ничем ни хуже первых. Они, как и первые, и не воры и не насильники, они просто не желают быть первыми, вот и всё. И это нежелание – быть первым, совсем не порок, а, скорее, наоборот – добродетель. Ведь нежелающий быть первым – он к лаврам не стремится, он козни на пути в свой край обетованный никому не строит. И не потому, что он, второй, вроде всепрощенца, а потому, что именно ему в дороге всякая суета не нужна и вовсе.
И всё бы ничего, кабы не худая о людях «не первых», а равно – второстепенных, молва. И, бог с ней, со славой «народной»: кто и какие поговорки, сидя у подъезда на лавочке, поминает … от этого таким, как Геннадия Иванович, не холодно <в общем-то> и не жарко – прошёл мимо, и всё. А вот когда тебе ещё и на работе с утра до вечера чужой успешностью мозги промывают …
«Почаще оглядывайтесь назад: сегодня я именно такой из-за выбора, сделанного вчера. Если у вас сегодня нет чего-то очень для вас желаемого, значит, что? … правильно, вчерашний день был прожит неправильно, – что по заказу, донёсся до Трудолюбова ещё один спич ещё одной средних лет блондинки. – Быть в нужном месте в нужное время – основа основ сетевого маркетинга. Но главное, чтобы убедить клиента надо и самому быть … убеждённым. В нашем бизнесе страх – фатальная ошибка. Когда не знаешь, как подступиться какому-то делу, то начинаешь этого дела бояться … не правда ли? А потому нужно всегда видеть перед собой цель, идти вперёд. Нет ничего страшнее в жизни, чем позднее раскаяние: я бы мог прожить богатую и счастливую жизнь, но заняться бизнесом, увы, так и не решился. Бизнес должен вызывать не страх, а страсть. Каждое утро надо просыпаться с мыслью: хочу – могу – сделаю, каждый вечер нужно засыпать с радостью: хотел – мог – сделал! И должен чаще быть у вас перед глазами список всех ваших самых заветных желаний. Над кроватью его повесьте, или на холодильник прикрепите – не неважно где, важно, чтобы это были конкретные желания с конкретными же сроками воплощения. В течение октября увеличить свой банковский вклад в два раза, например, или – купить загородный дом в апреле такого-то года …»
– А ничего у вас, «девушка», от натуги не лопнет, двойной-то в банке вклад и загородный дома зарабатывая? – злобно пробормотал Геннадий Иванович. – Нет, весь этот словесный онанизм слушать я уже не в силах!
Тем не менее, Трудолюбов, поёрзав в очередной раз в кресле, никуда не ушёл. Всё время что-то бормоча себе под нос, остался в зале. Чтобы излить без остатка, видно, всё накопившееся уже к полудню в его душе ожесточение к обычной, в общем-то, у прагматичных людей предприимчивости. И просидел он в кресле ещё какое-то время, до той самой минуты, когда был объявлен со сцены часовой перерыв.
Но ушёл Геннадий Иванович не сразу. Он обратил внимание на ту самую дамочку, что только что выступала. Немолодая блондинка сошла со сцены и неторопливым шагом прошествовала до последнего ряда, и присела рядом с тем самым мужиком, который вот уже какой час сидел в его <Трудолюбова> любимом кресле. Женщина о чём-то негромко, но очень страстно заговорила. Геннадий Иванович прислушивался, но уловил лишь некоторые разрозненные слова: «надеюсь», «дошло», «строить
