Евгений Витковский - Век перевода. Выпуск первый (2005)

Встань, друг, уже вино в колодезь дремы
Завистников свело поодиночке,
Со мной лишь добродушные пируют
Там, где миндаль и винограда почки,
И мальчик, чаши полнящий, и мальчик
Черпающий с усердием из бочки,
И олененок, плектром по киннору
Как будто буквы пишущий и строчки,
И кажется земля нам девой страстной,
И пляшет мир, и звезд небесных точки —
Как у шатров военный стан, и всюду
Его костров сияют огонечки.

Осень песнь написала чернилами капель и ливней
И рукой облаков, и перо — грозовые огни в ней,
И багряного сада листва — этой песни слова.
И во сне не приснится нам песня прекрасней и дивней.
Ибо в час, когда к небу взлелеяла зависть земля,
Ткань из листьев сплела, что под стать ткани звезд переливной.

Ты, словно пальма, стройна,
Прелестью — солнце, луна.
Думал я — добрая ты,
Словно Навала жена,
Ты же — как Иезавель,
Жестокосердна, хладна.

Блеск твой мне душу пронзил,
Гибнет от страсти она.
Не откажи: коль умру —
Ты виновата одна.

Мой голос прерывается от боли,
И не веселье — стон в моем глаголе.
Увижу радость — о своей заплачу,
Подобной цвету сорванному, доле.
«Мой друг, ужель в шестнадцать лет пристало
Скорбеть о дне своей кончины, коли
Ты мог бы к юным радостям стремиться,
К ланитам, алым, как лилеи в поле?»
Измлада меня сердце осудило,
Моя душа его покорна воле.
Оно избрало знания и мудрость,
А душу стрелы гнева искололи.
«Что гневаться? Верь, от любой болезни
Есть снадобье. Терпи в своей юдоли.
И что рыдать о бедах? Неужели
Их от слезы твоей не будет боле?»
А сколько ждать? Вот день за днем проходит.
Мне уповать и мучиться доколе?
Пока придет бальзам Гильада — сгинет
Душа страдальца бедного в Шеоле.

В цветной наряд, узором трав расшитый весь, облекся сад,
Надев хитон зеленых крон, деревьев строй пленяет взгляд.
И из земли цвета взошли, и всяк, весну встречая, рад. —
Но всех затмил лилейный цвет, как царь, чей ввысь венец подъят.
Покинув плен, он вышел прочь, а вкруг него — листвы отряд.
И кто не пьет пред ним вино, тот грех вершит, тот виноват.

Как дева, что любовию больна,
Она всю ночь проплачет напролет.
Развеселит сидящих за столом,
А плоть ее, увы, огонь пожрет.
А станет умирать — ей отсекут
Главу, и вмиг вернется к ней живот.

(Ответ: свеча)

Потоп ли мир сгубил в волнах потока,
И суши нет, куда ни глянет око,
И люди, и животные, и птицы
Прешли, погибли, мучаясь жестоко?
Мне горная гряда была б отрадой,
Пустыня — благостыней без порока.
Но только небеса вокруг и воды,
И в них ковчег стремится одиноко,
И лишь левиафаны пучат бездну,
И на море — седые оболока.
И стены волн скрывают судно, словно
Похищено оно рукою рока.
Бушует море — я ликую, ибо
К святыне Бога я стремлюсь далеко.

Дух образов! Когда ты начертил
Дочь Гершома — позору несказанну
Весь мир подверг; собрав изъян к изъяну,
Ты в ней свой сон ужасный воплотил.

Уродство всё в нее одну вместил.
Сову ль хотел создать иль обезьяну?
Что видел ты во сне? Быть может, спьяну
Ты этот стыд и срам наворотил?

О херувим, быть может, в ночь зачатья
Стило твое похитил некий враг
И ты творил дочь Гершома лопатой?

А может, это было звезд проклятье,
И стали рядом Скорпион и Рак
В хвосте Змеи, в зенит тогда подъятой?

Как мне сдержаться? Горесть велика,
Отрады сердцу нет, одна отрава.
О, если б я была во тьме дубравы,
В стенанье б излилась моя тоска.

Ведь мой супруг — иссохшая река,
Я жажду — он не боевого нрава.
Ложусь я слева — он ложится справа
И обо мне не вспомнил он пока.

Будь проклят наш союз. А я — телица,
Что знает страсть и любит молотьбу,
И к сладости как парусник стремится.

Евфрату не залить мою алчбу.
Как вспомню, что я замужем, — зеницы
Сомкнуть не в силах и кляну судьбу.

Лань прокляла нанесшего укус
Щеке ее, зудевшей нестерпимо,
И я сказал: «О дщерь Ерусалима!
Кто причинил тебе такой конфуз?»

Лань, подскочив, ответила: «Клянусь
Всевышним, Коим твердь небес хранима,
Что муха нильская летела мимо,
И укусил меня проклятый гнус».

И я ей верил до тех пор, покуда
Следы зубов видны не стали мне.
И я сказал: «Так вот причина зуда!»

И от любви избавился вполне.
Ты неверна — и я неверным буду.
Мятежна ты — катись-ка к Сатане!

Подумав в глубине моей души,
Решил я: рая мне милей геенна,
Ведь там нектара сладость вожделенна,
Там женщины грешны и хороши.

На что дались мне рая шалаши?
Без милой загрущу я непременно
Средь черных, как горелое полено,
Старух, покрытых коркою парши.

Что мне Эдема сад? Ведь там собранье
Уродливых, убогих и калек,
И потому противно в нем и гадко;

То ль дело ад! Там красоты сиянье,
Там средоточье радостей и нег,
Всего того, что глазу видеть сладко.

Я замужем два года, а супруг
Всё жив, и наслажденья лишена я.
Пусть молния прибьет его шальная,
И первой стану я среди подруг.

Надеюсь каждый день, что сгинет вдруг
Мой муж, и что придет любовь иная,
И заживу я, горести не зная,
И все мне позавидуют вокруг.

Вот как соседка: за три только года
Уж трех мужей свела под гроба свод.
«Счастливая!» — судачат все соседки.

Она презрела власть и знатность рода,
Она, как львица, между львов живет,
И между львят ее взрастают детки.