Первый. Вот видишь ли ты, я беру верёвку. Она крепка. Она уже намылена.
Второй. Что тут говорить. Я вынимаю пистолет. Он уже намылен.
Третий. А вот и река. Вот прорубь. Она уже намылена.
Первый. Все видят, я готовлюсь сделать то, что я уже задумал.
Второй. Прощайте мои дети, мои жёны, мои матери, мои отцы, мои моря, мой воздух.
Третий. Жестокая вода, что же шепнуть мне тебе на ухо. Думаю — только одно: мы с тобой скоро встретимся.
Они сидели на крыше в полном покое. Над ними летали воробьи.
Первый. Я подхожу к стене и выбираю место. Сюда, сюда вобьём мы крюк.
Второй.
Лишь дуло на меня взглянуло,
Как тут же смертью вдруг подуло.
Третий. Ты меня заждалась замороженная река. Ещё немного, и я приближусь.
Первый. Воздух дай мне на прощанье пожать твою руку.
Второй. Пройдёт ещё немного времени и я превращусь в холодильник.
Третий. Что до меня — я превращусь в подводную лодку.
Они сидели на крыше в полном покое. Над ними летали воробьи.
Первый. Я стою на табурете одиноко, как свечка.
Второй. Я сижу на стуле. Пистолет в сумасшедшей руке.
Третий. Деревья, те что в снегу и деревья, те что стоят окрылённые листьями, стоят в отдалении от этой синей проруби, я стою в шубе и в шапке, как стоял Пушкин, и я стоящий перед этой прорубью, перед этой водой, — я человек кончающий.
Первый. Мне всё известно. Я накидываю верёвку себе же на шею.
Второй. Да, ясно всё. Я вставляю дуло пистолета в рот. Я не стучу зубами.
Третий. Я отступаю на несколько шагов. Я делаю разбег. Я бегу.
Они сидели на крыше в полном покое. Над ними летали воробьи.
Первый. Я прыгаю с табурета. Верёвка на шее.
Второй. Я нажимаю курок. Пуля в стволе.
Третий. Я прыгнул в воду. Вода во мне.
Первый. Петля затягивается. Я задыхаюсь.
Второй. Пуля попала в меня. Я всё потерял.
Третий. Вода переполнила меня. Я захлёбываюсь.
Они сидели на крыше в полном покое. Над ними летали воробьи.
Первый. Умер.
Второй. Умер.
Третий. Умер.
Первый. Умер.
Второй. Умер.
Третий. Умер.
Они сидели на крыше в полном покое. Над ними летали воробьи.
Они сидели на крыше в полном покое. Над ними летали воробьи.
Они сидели па крыше в полном покое. Над ними летали воробьи.
7. Разговор о различных действиях*
Поясняющая мысль. Казалось бы, что тут продолжать, когда все умерли, что тут продолжать. Это каждому ясно. Но не забудь, тут не три человека действуют. Не они едут в карете, не они спорят, не они сидят на крыше. Быть может три льва, три тапира, три аиста, три буквы, три числа. Что нам их смерть, для чего им их смерть.
Но всё-таки они трое ехали на лодке, ежеминутно, ежесекундно обмениваясь вёслами, с такой быстротой, с такой широтой, что их дивных рук не было видно.
Первый.
Второй.
Третий.
Первый.
Второй.
Третий.
Первый.
Второй.
Третий.
Они начали драться и били молотками друг друга по голове.
Первый.
Второй.
Третий.
Первый.
Второй.
Третий.
Они пьют кислоту отдыхая на вёслах. Но действительно вокруг всё непрозрачно.
Первый.
Второй.
Третий.
Первый.
Второй.
Третий.
Первый.
Второй.
Третий.
Первый.
Второй.
Третий.
Первый.
Второй.
Третий.
Так ехали они на лодке, обмениваясь мыслями, и вёсла, как выстрелы, мелькали в их руках.
8. Разговор купцов с баньщиком*
Два купца блуждали по бассейну, в котором не было воды. Но баньщик сидел под потолком.
Два купца (опустив головы, словно быки). В бассейне нет воды. Я не в состоянии купаться.
Баньщик.
Однообразен мой обычай:
Сижу как сыч под потолком,
И дым предбанный,
Воздух бычий,
Стоит над каждым котелком.
Я дым туманный,
Тьмы добычей
Должно быть стану целиком.
Мерцают печи,
Вянут свечи,
Пылает беспощадный пар.
Средь мокрых нар
Желтеют плечи,
И новой и суровой сечи
Уже готовится навар.
Тут ищут веник,
<…> денег,
Здесь жадный сделался ловец.
Средь мрака рыщут
Воют свищут
Отец и всадник и пловец.
И дым колышется как нищий
В безбожном сумрачном жилище,
Где от лица всех подлецов
Слетает облак мертвецов.
Два купца (подняв головы, словно онемели). Пойдём в женское отделение. Я тут не в состоянии купаться.
Баньщик. (сидит под потолком, словно баньщица).
Богини
Входят в отделенье,
И небо стынет
В отдаленьи.
Как крылья сбрасывают шубки,
Как быстро обнажают юбки,
И превращаясь в голышей
На шеях держат малышей.
Тут мыло пляшет как Людмила,
Воркует губка как голубка,
И яркий снег её очей
И ручеек её речей
И очертание ночей
И то пылание печей
Страшней желания свечей.
Тут я сижу и ненавижу
Ту многочисленную жижу,
Что брызжет из открытых кранов,
Стекает по стремнинам тел,
Где животы имеют вид тиранов.
Я баньщик, но и я вспотел.
Мы баньшицы унылы нынче.
Нам свет не мил. И мир не свеж.
Смотрю удачно крюк привинчен.
Оружье есть. Петлю отрежь.
Пускай купаются красавицы,
Мне всё равно они не нравятся.
Два купца (смотрят в баню прямо как в волны). Он должно быть бесполый этот баньщик.
Входит Елизавета. Она раздевается с целью начать мыться. Два купца смотрят на неё как тени.
Два купца. Гляди. Гляди. Она крылата.
Два купца. Ну да, у неё тысячи крылышек.
Елизавета, не замечая купцов, вымылась, оделась и вновь ушла из бани. Входит Ольга. Она раздевается, верно хочет купаться. Два купца смотрят на неё как в зеркало.
Два купца. Гляди, гляди как я изменился.
Два купца. Да, да. Я совершенно неузнаваем.
Ольга замечает купцов и прикрывает свою наготу пальцами.
