Часовой:
Тут погибнешь в самом деле!
Барбара:
Часовой:
Тут недолго околеть.
Эка стужа навернула!
Так и дует и садит!
Из-за каждой снежной горки
зимних бурь встают подпорки,
ходят с треском облака,
птица в тоненьком кафтане
гибнет, крылышки сложив…
Если я покуда жив,
то шинель меня спасала
да кусок свинного сала.
Барбара:
Отмерзают руки-ноги,
снежный ком вползает в грудь.
Помогите, люди-боги,
помогите как нибудь!
Часовой:
Ну чего тебе, злодейка?
Эка баба закорюка!
Ну и время! Вот скамейка.
Посижу — да покурю-ка.
<август> 1933
«О том никто не скажет фразы…»
О том никто не скажет фразы
что не имеет, как Венера, фазы
К тому никто не стукнет в дверь
кто с посетителем как зверь
1 сентября 1933
Я понял, будучи в лесу:
вода подобна колесу.
Так вот послушайте. Однажды
я погибал совсем от жажды,
живот водой мечтал надуться.
Я встал,
и ноги больше не плетутся.
Я сел,
и в окна льется свет.
Я лег,
и мысли больше нет.
2 сентября 1933
Подбегает он ко мне
говорит: «останься тут»
подъезжает на коне
он под мышкой держит кнут.
Говорит: «останься здесь»
он подходит зол и пешь
с головы до пяток весь
улыбнувшись молвил: «ешь».
<2 сентября 1933>
«Захлопнув сочиненья том…»
Захлопнув сочиненья том
я целый день сидел с открытым ртом.
прочтя всего пятнадцать строк
я стал внезапно к жизни строг.
<Сентябрь 1933>
Для быстрого движенья
по шумным площадям
пришло распоряженье
от Бога к лошадям:
скачи всегда в позиции
военного коня,
но если из милиции
при помощи огня
на тросе вверх подвешенном
в коробке жестяной
мелькнет в движеньи бешеном
фонарик над стеной,
пугая красной вспышкой
идущую толпу,
беги мгновенно мышкой
к фонарному столбу,
покорно и с терпением
зеленый жди сигнал,
борясь в груди с биением,
где кровь бежит в канал
от сердца расходящийся
не в виде тех кусков
в музее находящихся,
а виде волосков,
и сердца трепетание
удачно поборов,
пустись опять в скитание
покуда ты здоров.
3 сентября 1933
Вошла Елизавета
в большой, прекрасный дом
центрального Совета.
Вошла с открытым ртом.
<сентябрь 1933>
Нуль плавал по воде.
Мы говорили: это круг,
должно быть, кто-то
бросил в воду камень.
Здесь Петька Прохоров гулял —
вот след его сапог с подковками.
Он создал этот круг.
Давайте нам скорей картон и краски,
мы зарисуем Петькино творенье.
И будет Прохоров звучать, как Пушкин.
И много лет спустя
подумают потомки:
«Вот Прохоров когда-то,
должно быть, славный был художник».
И будут детям назидать:
«Бросайте, дети, в воду камни.
Рождает камень круг,
а круг рождает мысль.
А мысль, вызванная кругом,
зовет из мрака к свету нуль».
«На коня вскочил и в стремя…»
На коня вскочил и в стремя
ногу твёрдую вонзил
Пётр Келлер. В это время
сверху дождик моросил.
С глазом шорою прикрытым
в нетерпенье конь плясал
и подкованным копытом
дом и площадь потрясал.
На крыльце Мария с внуком
тихо плакали в платок,
и сердца их громким стуком
отражались в потолок.
25 сентября 1933
На твоем лице, подруга,
два точильщика-жука
начертили сто два круга
цифру семь и букву К.
Над тобой проходят годы,
хладный рот позеленел,
лопнул глаз от злой погоды,
в ноздрях ветер зазвенел.
Что в душе твоей творится,
я не знаю. Только вдруг
может с треском раствориться
дум твоих большой сундук.
И тогда понятен сразу
будет всем твой сладкий сон.
И твой дух, подобно газу,
из груди умчится вон.
Что ты ждешь? Планет смятенья
иль движенье звездных толп?
или ждешь судеб смятенья,
опершись рукой на столб?
Или ждешь, пока желанье
из небес к тебе слетит
и груди твоей дыханье
мысль в слово превратит?
Мы живем не полным ходом,
не считаем наших дней,
но минуты с каждым годом
все становятся длинней.
С каждым часом гнев и скупость
ловят нас в свой мрачный круг,
и к земле былая глупость
опускает взоры вдруг.
И тогда, настроив лиру
и услышав лиры звон,
будем петь. И будет миру
наша песня точно сон.
И быстрей помчатся реки,
И с высоких берегов
будешь ты, поднявши веки
бесконечный ряд веков
Наблюдать холодным оком
нашу славу каждый день.
и на лбу твоем высоком
никогда не ляжет тень.
1933
Всю покорив Азию
На метле теперь несусь над Карпатами.
Деревяшка лесная к земле пригнулась
Хромая старуха бежит за цыплёнком
Длинной ногой через лужи скачет
А короткой семенит по травке
Всю покорив Азию
На метле теперь несусь над Карпатами
Треплет ветер колпак на моем затылке
Режет ветер ноздри мне
Под рубашку залетает
Раздувает рукава
Вон гора на моем пути
Палкой гору моментально сокрушаю
Орла тюкнул по голове палкой
Он вниз полетел как бумажка
Хлоп! Воробей в моём кулаке
Ногами болтаю.
Горный воздух глотаю.
Летит моё тело.
Какое мне дело
<1933>
«Когда умно и беспристрастно…»
Когда умно и беспристрастно
в моём отшельническом доме
я сумасшедшими руками
хватаю муху за крыло
меня понять никто не в силах.
Прости природа мой поступок
прости невинное желанье
прости неведенье моё.
<14 октября 1933>
Постоянство веселья и грязи
Вода в реке журчит, прохладна,
И тень от гор ложится в поле,
и гаснет в небе свет. И птицы
уже летают в сновиденьях.
А дворник с черными усами
стоит всю ночь под воротами,
и чешет грязными руками
под грязной шапкой свой затылок.
И в окнах слышен крик веселый,
и топот ног, и звон бутылок.
Проходит день, потом неделя,
потом года проходят мимо,
и люди стройными рядами
в своих могилах исчезают.
А дворник с черными усами
стоит года под воротами,
и чешет грязными руками
под грязной шапкой свой затылок.
И в окнах слышен крик веселый,
и топот ног, и звон бутылок.
Луна и солнце побледнели,
созвездья форму изменили.
Движенье сделалось тягучим,
и время стало, как песок.
А дворник с черными усами
стоит опять под воротами
и чешет грязными руками
под грязной шапкой свой затылок.
И в окнах слышен крик веселый,
и топот ног, и звон бутылок.
14 октября 1933
