Ознакомительная версия.
Маленький народец
Перевод Л. Пеньковского
В ночном горшке, как жених расфранченный,
Он вниз по Рейну держал свой путь.
И в Роттердаме красотке смущенной
Сказал он: «Моею женою будь!
Войду с тобой, моей подружкой,
В свой замок, в брачный наш альков.
Там убраны стены свежей стружкой
И мелкой сечкой выложен кров.
На бонбоньерку жилище похоже,
Царицей ты заживешь у меня!
Скорлупка ореха — наше ложе,
А паутина — простыня.
Муравьиные яйца в масле коровьем
С червячковым гарниром мы будем есть;
А потом моя матушка — дай бог ей здоровья —
Мне пышек оставит штучек шесть.
Есть сальце, шкварок пара горсток,
Головка репы в огороде моем,
Есть и вина непочатый наперсток…
Мы будем счастливы вдвоем!»
Вот вышло сватанье на диво!
Невеста ахала: «Не быть бы греху!»
Смертельно было ей тоскливо…
И все же — прыг в горшок к жениху.
* * *
Крещеные это люди, мыши ль
Мои герои? — сказать не берусь.
Я в Беверланде об этом услышал
Лет тридцать назад, коль не ошибусь.
Золотой телец
Перевод Л. Пеньковского
Скрипки, цистры, бубнов лязги!
Дщери Иаковлевы в пляске
Вкруг златого истукана,
Вкруг тельца ликуют. Срам!
Трам-трам-трам!..
Клики, хохот, звон тимпана.
И хитоны, как блудницы,
Подоткнув до поясницы,
С быстротою урагана
Пляшут девы — нет конца —
Вкруг тельца…
Клики, хохот, звон тимпана.
Аарон, сам жрец верховный,
Пляской увлечен греховной:
Несмотря на важность сана,
В ризах даже, — в пляс пошел,
Как козел…
Клики, хохот, звон тимпана.
Царь Давид
Перевод М. Лозинского
Угасает мирно царь,
Ибо знает: впредь, как встарь,
Самовластье на престоле
Будет чернь держать в неволе.
Раб, как лошадь или бык,
К вечной упряжи привык,
И сломает шею мигом
Не смирившийся под игом.
Соломону царь Давид,
Умирая, говорит:
«Кстати, вспомни, для начала,
Иоава, генерала.
Этот храбрый генерал
Много лет мне докучал,
Но ни разу злого гада
Не пощупал я, как надо.
Ты, мой милый сын, умен,
Веришь в бога и силен,
И твое святое право
Уничтожить Иоава».
Король Ричард
Перевод Л. Пеньковского
{80}
Сквозь глушь лесную во весь опор
Неистовый всадник несется.
Он трубит в рог, сверкает взор,
Поет он и смеется.
Он в медную броню одет,
Но дух его крепче меди.
То Ричард Львиное Сердце — цвет
Христова рыцарства — едет!
Зелеными языками ему
Деревья кричат: «Поздравляем!
В австрийскую ты заточен был тюрьму,
Но вырвался. Счастья желаем!»
Король свежим воздухом упоен,
Несется сквозь долы и горы,
Но вспомнит австрийскую крепость он —
И в лошадь вонзает шпоры.
{81}
Каждый день в саду гуляла
Дочь прекрасная султана,
В час вечерний, в той аллее,
Где фонтан, белея, плещет.
Каждый день невольник юный
Ждал принцессу в той аллее,
Где фонтан, белея, плещет, —
Ждал и с каждым днем бледнел он.
Подойдя к нему однажды,
Госпожа спросила быстро:
«Отвечай мне, как зовешься,
Кто ты и откуда родом?»
И ответил раб: «Зовусь я
Мохаммед. Моя отчизна —
Йемен. Я из рода Азров —
Тех, кто гибнет, если любит».
Христовы невесты
Перевод Л. Пеньковского
Монастырских окон ряд —
Что ни полночь — освещенье
Заливает: с крестным ходом
Выступают привиденья.
В мрачном шествии бредут
Тени юных урсулинок,
Нахлобучив капюшоны
Иноческих пелеринок.
Свечи в их руках дрожат,
И зловеще их мерцанье.
Эхо жутко повторяет
Всхлипыванья и стенанья.
В церковь крестный ход вошел,
Тени поднялись на хоры,
Со скамей дубовых к небу
Устремили скорбно взоры.
Свят напев литийно-чинный,
Но в словах — безумство блуда:
Души бедные! Стучатся
В двери райские отсюда!
«Все — невесты мы Христа,
Но, к земной прильнув отраве,
Кесарю мы отдавали
То, чем бог владеть был вправе.
Обольстительны усы
Да мундиры на корнетах,
Но соблазну много больше
В кесаревых эполетах!
Мы наставили рога
На чело в венце из терна,
Мы обманывали бога
Так безбожно, так позорно!
И восплакал Иисус
О греховном человеке,
И сказал он, благ и кроток:
«Будьте прокляты навеки!..»
Ночь нас гонит из могил,
И, рыдая о потере,
Покаянье мы приносим…
Miserere! Miserere!
Хорошо в гробу, но гроб
Не сравним ни в коей мере
С милым царствием небесным…
Miserere! Miserere!
О сладчайший Иисус!
Смилуйся, открой нам двери
В теплое, святое небо!
Miserere! Miserere!»
Так монахини поют.
У органа — мертвый кистер;
Как помешанный, штурмует
За регистром он регистр.
Пфальцграфиня Ютта
Перевод М. Замаховской
Графиня Ютта в легком челне
Ночью по Рейну плывет при луне;
Служанка гребет, госпожа говорит:
«Ты видишь семь трупов? Страшен их вид!
Семь трупов за нами
Плывут над волнами…
Плывут мертвецы так печально!
То рыцари были в расцвете лет,
И каждый принес любовный обет,
Склонясь мне на грудь. Чтоб клятву скрепить,
Велела я всех семерых утопить.
И в Рейне суровом,
Под ночи покровом
Плывут мертвецы так печально!»
Графиня смеется, служанка гребет.
Злой хохот несется над лоном вод.
По пояс все трупы встают над водой,
Как будто клянутся ей клятвой святой
И смотрят с укором
Стеклянным взором…
Плывут мертвецы так печально!
Северное море. Восход луны
Картина К. Фридриха
1823 г.
Мавританский князь
Перевод В. Левика
{82}
От испанцев в Альпухару
Мавританский князь уходит.
Юный вождь, он, грустный, бледный,
Возглавляет отступленье.
С ним — на рослых иноходцах,
На носилках золоченых
Весь гарем его. На мулах —
Чернокожие рабыни;
В свите — сотня слуг надежных
На конях арабской крови.
Статны кони, но от горя
Хмуро всадники поникли.
Ни цимбал, ни барабанов,
Ни хвалебных песнопений,
Лишь бубенчики на мулах
В тишине надрывно плачут.
С вышины, откуда видно
Всю равнину вкруг Дуэро,
Где в последний раз мелькают
За горой зубцы Гренады,
Там, с коня на землю спрыгнув,
Князь глядит на дальний город,
Что в лучах зари вечерней
Блещет золотом багряным.
Но, Аллах, — о, стыд великий! —
Где священный полумесяц?
Над Альхамброй{83} оскверненной
Реют крест и флаг испанский.
Видит князь позор ислама
И вздыхает сокрушенно,
И потоком бурным слезы
По его щекам струятся.
Но княгиня-мать на сына
Мрачно смотрит с иноходца
И бранит его и в сердце
Больно жалит горьким словом.
«Полно, Боабдил эль-Чико,
Словно женщина ты плачешь
Оттого, что в бранном деле
Вел себя не как мужчина».
Был тот злой укор услышан
Первой из наложниц князя,
И она, с носилок спрыгнув,
Кинулась ему на шею.
«Полно, Боабдил эль-Чико,
Мой любимый повелитель!
Верь, юдоль твоих страданий
Расцветет зеленым лавром.
О, не только триумфатор,
Вождь, увенчанный победой,
Баловень слепой богини,
Но и кровный сын злосчастья,
Смелый воин, побежденный
Лишь судьбой несправедливой,
Будет в памяти потомков,
Как герой, вовеки славен».
И «Последним вздохом мавра»
Называется доныне
Та гора, с которой видел
Он в последний раз Гренаду.
А слова его подруги
Время вскоре подтвердило:
Юный князь прославлен в песне,
И не смолкнет песня славы
До тех пор, покуда струны
Не порвутся до последней
На последней из гитар,
Что звенят в Андалусии.
Жоффруа Рюдель и Мелисанда Триполи
Ознакомительная версия.
