и всё течёт необратимо.
* * *
Живу я не спеша, хожу пешком,
и вижу я – забавно мне и странно:
верблюды сквозь игольное ушко
повсюду пролезают невозбранно.
* * *
В руках кого сегодня палка,
кто где сегодня на коне?
Жизнь коротка, и тратить жалко
её на мысли о говне.
* * *
Забавно, что в духовные колодцы,
откуда брызги золотом сияли,
уже отраву льют не инородцы,
а гадят коренные россияне.
* * *
Хотел сегодня про любовь я
вновь написать чего-нибудь,
но мудрости богиня Софья
шепнула мне: «Уже забудь».
* * *
Украсил бы венок лавровый
черты лица мои суровые,
но, к сожаленью, вкус херовый
у присуждающих лавровые.
* * *
Не тратя свои нервы на действительность,
душевным наслаждаюсь я спокойствием;
моя вялотекущая мыслительность
нисколько не мешает удовольствиям.
* * *
Господь, сотворивший закат и рассвет,
являет большое художество:
в России евреев почти уже нет,
а видно – великое множество.
* * *
В жизни этой, чувствами обильной,
после целодневной суеты
ясно вижу холмик мой могильный
и в бутылке – жухлые цветы.
* * *
Недаром так тоскливо я пишу,
что старость – это сумерки кромешные:
теперь уже я с лёгкостью гашу
кипящие во мне порывы грешные.
* * *
Сталь закаляется в огне,
а мы живём, отлично зная,
что есть закалка и в говне,
но сталь тогда уже иная.
* * *
Сложился нынче день удачный:
сочилась чушь из-под пера,
и на душе лоскут наждачный
шершав поменьше, чем с утра.
* * *
Давно я срок тяну земной,
а время льётся.
Охрана памятников мной
вот-вот займётся.
* * *
Въезжая на российские просторы,
я сразу же держусь настороже,
какие-то дежурные приборы
во мне теперь пожизненно уже.
* * *
Ох, непрерывность похорон
хотел бы я притормозить;
уж очень часто стал Харон
моих друзей перевозить.
* * *
Я много поездил по нашей планете,
и всюду меня красота волновала:
такие пейзажи бывают на свете,
что сколько ни выпьешь, а кажется мало.
* * *
Люблю я современников моих –
и доблестны, и мыслят увлечённо;
волна свободы плещется об них
и тут же утекает огорчённо.
* * *
В большом учёном диспуте едва ли
я б выглядел уместно и прилично:
забыл я всё, что мне преподавали,
а всё, что знаю, – не академично.
* * *
Живу бесцельно я и праздно,
а мир бурлит за стенкой рядом,
но жизнь занятнее гораздо,
если смотреть сторонним взглядом.
* * *
Кто был никем, но кем-то стал,
дорогу выбив рукопашно,
он быть собой не перестал –
вот это страшно.
* * *
Ехать хоть куда без рассуждения
я храню готовность удалую:
я коплю в дороге наблюдения,
чтобы после врать напропалую.
* * *
В гуще властной челяди
под любым правлением
пробляди и нелюди
делятся делением.
* * *
Никаких у меня уже дел,
ни трудов, ни долгов, ни забот,
нынче в зеркало я поглядел –
лучезарный седой идиот.
* * *
Ведут по жизни нас
надежды и стремления,
а если жар угас,
то – прелести дряхления.
* * *
Земли блаженный обитатель
и обыватель по натуре,
я с детства яростный читатель
и знаю толк в макулатуре.
* * *
То подвиги творя, то преступления,
какие даже в диком сне не снились,
отцов и дедов наших поколения
с историей российской породнились.
* * *
С утра едва проснусь,
компьютер я включаю
и всю земную гнусь
за чаем изучаю.
* * *
Живя на свете этом без охраны,
исполнена сочувственных забот,
сама себе душа наносит раны,
боясь того, болея за, страдая от.
* * *
Мы чувствуем в года, когда умнеем,
насколько зыбко всё и краткосрочно;
и только отношение к евреям
во все века незыблемо и прочно.
* * *
Забавно мне, что прорицатели
(а дней текущих – очевидцы)
уже не светлые мечтатели,
а очень чёрные провидцы.
* * *
Завидую высокой простоте,
с которой тексты древние писались,
а мы уже совсем, ничуть не те,
и струн подобных разве что касались.
* * *
Иегова, Христос и Аллах,
да и Будда, по-моему, тоже
помогают порою в делах,
говорить о которых негоже.
* * *
Характер мой напрасно я ругал,
не страшен был ни взрослым я, ни детям,
я никого не бил и не ругал,
я просто был упрям. И спасся этим.
* * *
Похоже, так Создатель завещал:
со времени далёкой старины
везде исход еврейский предвещал
упадок покидаемой страны.
* * *
Уткнув лицо в кормушку власти,
вдыхая запах с восхищением,
реальность видишь лишь отчасти,
поскольку занят поглощением.
* * *
А всё-таки уму непостижимо,
останется надолго темой спорной,
откуда в нас готовность одержимо
участвовать в разгуле злобы чёрной.
* * *
Пока в Москве лежит сухая мумия
и врут с экранов нагло и потешно,
прививка слепоты и недоумия
творится изумительно успешно.
* * *
Не дай ни грусти, ни тоске
гнать волны мрака,
весь мир построен на песке –
стоит, однако.
* * *
Кажется, насколько понимаю,
свой чердак я доверху заполнил:
вроде бы я всё запоминаю,
но уже не помню, что запомнил.
* * *
Наш разум удивительно глубок,
тем более – настоянный на знании:
разглядывая собственный пупок,
мы можем размышлять о мироздании.
* * *
В театре жизни мы вахтёры,
подсобный цех и осветители,
в какой-то мере и актёры,
хотя по большей части – зрители.
* * *
Не верю я в божественное чудо,
хотя других ничуть не агитирую,
но стих течёт неведомо откуда,
а я его всего лишь редактирую.
* * *
Аргументы возле нас недалеко:
эти быдло, вот убийцы, вон фашисты;
пессимистом быть удобно и легко,
потому что вечно правы пессимисты.
* * *
Когда возникают затеи у Бога,
то жалко людей обалдевших:
евреев уехало больше намного,
чем было уехать хотевших.
* * *
Когда в душе случится вмятина
или бугорчик необычный,
уродство это обязательно
себя проявит в жизни личной.
* * *
Я сегодня задумчив и тих,
душу грешную точит забота:
в тихом омуте мыслей моих
с очевидностью водится кто-то.
* * *
Когда я окончательно устану,
стихи сменю занятием простым:
писать воспоминания я стану
про то, как я дружил со Львом Толстым.
* * *
Душевно укрепляющая доза
продукта перегонки и брожения
полезна от печалей и мороза,
а также для взаимоуважения.
* * *
Весьма загадочно умение
российской власти омерзительной
нагнуть живое население
до позы крайне унизительной.
* * *
Когда бы то, что бродит мысленно,
порывы те, что утекли,
я изложить посмел бы письменно –
меня б лечиться упекли.
* * *
Имеет нашей памяти дурдом
лихое качество:
про всё, что вспоминал бы со стыдом, –
забыто начисто.
* * *
Когда идут осенние дожди,
мне разное в их шелесте сочится:
то «больше ничего уже не жди»,
то «может ещё многое случиться».
* * *
В годах далёких и печальных
лежит основа многих гадостей:
уже и в самых изначальных
затеях Бога были слабости.
* * *
Душа вкушает ублажение –
в окно гляжу,
для жизни главное – движение,
а я лежу.
* * *
Светла житейская дорога,
с удачей в тесном я соседстве:
покуда жив, и пью немного,
стихи текут, как сопли в детстве.
* * *
Жить со всеми ловчит наравне,
проклиная разрыв и отличия,
мой великий народ, не вполне
понимающий цену величия.
* * *
Свирепо властвует над нами
благословенный и клеймёный
то серафим с шестью крылами,
то змей зелёный.
* * *
Что автор песен одинок –
печаль, текущая веками,
поскольку песни – лишь дымок
над шашлыками.
* * *
В былое тянутся ступени
уплывших лет,
а на ступенях – тени, тени
тех, кого нет.
* * *
Давно бы я устал и сник,
пустив себя в распад,
но кто-то, явно мой двойник,
мне тычет шило в зад.
* * *
Когда в раздумьях я скисаю,
то мне Творец не шлёт совета,
а если жребий я бросаю,
то на ребро встаёт монета.
* * *
Я выпил, и немного полегчало,
оглядываться незачем назад,
а завтра я затею всё сначала,
и жизнь моя распустится, как сад.
* * *
Люблю народные речения,
мне по душе они и впрок,
в них не тоска нравоучения,
а долгих сумерек урок.
* * *
А если сильно загрущу,
