ВЫСОЦКОМУ
Кассету закрутил магнитофон
И хриплый голос вырвался наружу.
Давай, Семёныч, вместе запоём –
Мне разговор с тобой, как воздух, нужен.
Семёныч, песней поддержи меня –
Я у тебя черпаю себе силы.
И ненавижу, и кляну себя,
Что долго не был у твоей могилы.
Давай, Семёныч, душу потревожь
И я от песен и тоски заплачу,
Когда ты прохрипишь мне "Правду-ложь",
Ну а потом конечно "Речку Вачу".
Послушаю "Балладу о борьбе"
И дрожь по коже пробежит волною.
Плесну в стакан и предложу тебе,
И выпью свой, как будто бы с тобою.
Любимой песней сердце успокой –
Я больше не молюсь моей России.
Дай веру мне и о России спой,
Хлестни коней, пусть вынесут лихие!
Кассету крутит мой магнитофон
И хриплый голос бьёт ключом наружу.
Давай, Семёныч, вместе запоём –
Мне разговор с тобой как воздух нужен.
Сердце бьётся в груди как приклад автомата…
Что судьба написала тебе на роду?
Ах, Россия моя, в чём же ты виновата?
Эти строчки и я повторяю в бреду.
Сколько песенной грусти моя Русь нарожала,
Сколько горя народу своему принесла.
Ах, Россия моя, сколько жизней сломала,
Сколько в душах скопила безверья и зла.
Прожила в нищете и босою осталась,
В кандалах, наконец, и сюда добрела.
Ах, Россия моя, что нам нынче досталось?
Только тело твоё, а душа умерла.
Растащили страну по кускам и по крохам –
На Руси испокон заправляло жульё!
Ах, Россия моя, крик о помощи горестным вздохом
С кровоточащих ран не вспугнул вороньё.
Я не верю, что ты возродишься когда-то…
Почему же всегда возвращаюсь назад?
Ах, Россия моя, в чём же ты виновата?
Ах, Россия моя, в чём же я виноват?
Пересохшим губам нет воды ни глоточка,
Смерть давно караулит – попробуй вот только уснуть!
Никогда не ходите, ребята, в маршрут в одиночку –
Должен кто-то всегда руку помощи вам протянуть.
И когда со скалы ты сорвёшься в бездонную трещину,
Жизнь в мозгу промелькнёт, как в волшебном кино:
Детство, юность, друзья и любимая женщина,
Куча дел на Земле… А потом – ничего!
Захрипишь, раздроблённый в больные кусочки,
Воздух в грудь не вдохнуть, не вздохнуть.
Никогда не пытайтесь, ребята, ходить в одиночку –
Должен в связке с тобой обязательно быть кто-нибудь.
И по жизни идя, не спеши на друзьях ставить точку,
Одного на пути все несчастья и подлости ждут.
Никогда не ходите по жизни, друзья, в одиночку –
Это самый больной, самый горький и трудный маршрут.
О ПАМЯТНИКЕ ВЫСОЦКОМУ НА МОГИЛЕ
Он простынью липкой навеки скован
И кони хрипят над головой.
Бунтарский дух наконец-то сломан!
Кто памятник сделал ему такой?
Зачем страдальцем его изваяли?
Он в жизни вовсе не был таким,
Но мастерски ноги его заковали
И бронзой залили в науку другим.
Кто памятник сделал ему бездушный?
Теперь у могилы стою с тоской…
Раньше плита смотрелась лучше,
И даже казалось, что он живой.
Вот он из простыни даже не рвётся,
Не оставляя надежды нам.
Кто над Поэтом так подло смеётся?
Снимите простынь ко всем чертям!
Я у могилы стою с тоской,
Обида мне сердце гложет и душит.
Кто памятник сделал ему такой?
Раньше плита смотрелась лучше!
Я вспоминаю вас, учителя,
Как многому меня вы научили:
Боготворить всех тех, кто у руля,
Да вы и сами их боготворили.
Ну, а теперь мне по сердцу ножом
Открывшаяся правда больно режет,
И сковывает холодом и льдом,
И душу растерявшуюся снежит.
Я вспоминаю вас и мне вас жаль,
Так веривших в безумную идею,
Вбивавших в нас невежества мораль
И рабский дух прошедших поколений.
Вы изучали "гениев" труды,
Гордились тем, что довелось изведать…
Теперь и нам, как видно, лебеды
Пришла пора, как вам тогда, отведать.
Я помню культпоход в кино о Нём,
И двойку за конспект по "Возрожденью",
И "Целины" зубрёжку день за днём,
И автором слепое восхищенье.
Вы заставляли хлопать дуракам,
И умилялись мыслям идиотов,
Вы ловко разрушали души нам,
Творя из нас забитых патриотов.
Мы вышли в жизнь запуганной толпой,
Боясь сказать нечаянное слово,
С запудренной пустою головой,
Пополнили ряды пустоголовых.
Боялись сделать без указки шаг,
Клеймили всех, кто сомневался в вере,
И не было сомнения в умах,
А если есть – врывались ночью в двери.
Мы прожили до нынешних времён
И мысли свои прятали по щелям,
И анекдоты слушали тайком,
Друг друга опасаясь и не веря.
Страна держала крепко под уздцы,
Пропитанная ложью и позором.
И нами заправляли подлецы,
В Москве укрывшись каменным забором.
Я вспоминаю вас, учителя,
Как многому меня вы научили –
Молиться тем, за стенами Кремля,
Да вы и сами их боготворили.
Ну, а теперь мне по сердцу ножом
Открывшаяся правда больно режет,
И сковывает холодом и льдом,
И душу растерявшуюся снежит.
Опять я на полгода исчезаю,
Иконой станет снова календарь.
Когда вернусь? И сам уже не знаю…
Когда вернусь? Я сам уже не знаю.
И вдруг заплакал по-весеннему январь.
И все мои обиды вдруг мельчают,
И кажутся смешными мне теперь,
А в сердце место только для печали,
А в сердце место только для печали…
Мне очень плохо без тебя, поверь.
Пиши почаще письма, телеграммы,
Хоть две строки, почаще, но пиши…
Я буду их прикладывать на раны,
Я буду их прикладывать на раны,
Измученной разлуками души.
Опять я на полгода исчезаю,
Иконой станет снова календарь.
Когда вернусь? И сам уже не знаю…
Когда вернусь? Я сам уже не знаю.
И вдруг заплакал по-весеннему январь.
Я до боли в глазах на родные смотрю берега,
Где мой город пытается встретиться с красочным летом.
Зеленеет земля, загоняя на сопки снега,
Загоняя снега в моё сердце, тоскою раздетым.
Ухожу в дальний путь, будто падаю в бездну колодца,
Будто брошен в темницу с огромным на двери замком.
И мой сдавленный крик над заливом на миг пронесётся
Пароходным, сорвавшим свой голос, осипшим гудком.
Моя жизнь, как пирог, по кускам и по долям распилена
От ухода из дома и вновь возвращенья домой.
И теперь мне разлука верёвкою скользкой намыленной
Захлестнулась на шее тугою смертельной петлёй.
Остаётся всё дальше за бОртом мой берег желанный,
И заноза больная всё больше мешает душе.
Впереди будто годы до нескольких строк телеграммы,
Что домой отстучу: " Возвращаюсь, родные, уже…"
Впереди будто годы, лишённые жизни и смысла,
И меня растворяют они ядовитой слюной.
И лишь памяти эхо в моих лабиринтах повисло,
Наполняя собой мои сны как прекрасной мечтой.
Всё то, во что меня одела Эра,
Сползает в эти дни змеиной кожей:
Мои идеи, преданность и вера,
Любовь к России покидает тоже.
С безмерной грустью вижу на картине,
Висевшею иконой надо мной:
Как распахнул свои ворота Зимний
Перед безумцев страшною толпой.
Забудется, забудется, печаль моя раскрутится,
И превратится, знаю я, в веселье за столом.
Вернётся жизнь, вернётся сон, всё сбудется, всё сбудется
И будем мы с тобой вдвоём, как прежде мы вдвоём.
Тоскуется, тоскуется, бессонница беснуется,
Мешает мне с тобой, родная, встретиться во сне.
Как только ночь на пароход опустится, опустится –
Я долгою дорогою пытаюсь плыть к тебе.
Не пишется, не пишется, нескладно строчки лягут,
Письмо моё недлинное неделями пишу.
Души моей страдания не передать бумаге,
И то, что я в себе ношу, словами не скажу.
Волнуется, волнуется, тоска внутри балуется,
И сердце непонятно бьёт, как в стёкла мотылёк,
И жизнь моя пустынная, как тихой ночью улица,
И срок до нашей встречи немыслимо далёк.
Забудется, забудется, печаль моя раскрутится,
И превратится, знаю я, в веселье за столом.
Вернётся жизнь, вернётся сон, всё сбудется, всё сбудется
И будем мы с тобой вдвоём, как прежде мы вдвоём.
