Аглаида Шиманская - Капля в море

Скажи, что не порвана нить
И звезды в снегу,
Что снова сумею забыть,
Поверить смогу.

Завяли цвета на окне
От знойного дня.
Быть может, сегодня во сне
Ты вспомнишь меня.

Забытые столетние могилы,
Поросшие высокою травой.
Когда-то и кому-то были милы
Черты, давно затертые землей.

И только тень, упрямая, густая,
Лежит на плитах траурным ковром.
Ничья нога здесь больше не ступает,
Погибла даже жалость о былом.

Здесь мертвый дом и смерть везде, во всем.

Не воскресить и не вернуть волненья,
Где страшная печать уничтоженья.
Бродяга это место обойдет,
Издалека почуяв тяжкий гнет.

Закат лучи свои бросает мимо,
И с небом здесь любовь непримирима.
Давно нет имени, и нет лица,
И в камень обратили их сердца.

А если пробил час для новой муки
И в холоде соединились руки
Не любящих друг друга и врагов,
Без жалоб, без укора и без слов?

Высоко где-то звезды просияли
Над миром призрачным земной печали,
Все ближе образ скорбного Лица —
 «Или, или»… и слезы без конца.

Почему на свете столько зла,
И во всех сердцах печаль такая?
Маленькая черепаха умерла —
Жизнь и смерть покорно принимая.

Ласковый, причудливый зверек —
Еле-еле слышное дыханье —
Подстерег неумолимый рок
И такое Божие созданье.

Что ж, прощай — не ты одна,
От всего придется отказаться.
На земле любовь обречена,
Наш удел — любить и расставаться.

По волнам слушаю родную речь,
И сердце русское обиды полно.
Мне эту грусть до смерти не пресечь,
Пусть снова будет все безмолвно.

И сон, и мрак, беспамятство навек
О лучшем, дорогом, любимом,
Чем жив еще, чем дышит человек
И что уходит, улетая дымом.

Пишу в печали, в темноте
Души своей непримиренной,
И голос тихий, монотонный
Умрет, потонет в пустоте.

А я, друзья, для вас пишу
И к вам протягиваю нити
Волнений и своих наитий —
Пока жива, пока дышу.

Быть может, кто-то отзовется
Издалека в моей стране,
И теплый луч меня коснется,
Тебя увижу я в окне —

Твои леса, твои равнины,
И маки русские, как кровь.
Как небо мой платочек синий,
Как жизнь — любовь.

Была когда-то я цветком
И теплым воздухом дышала.
Его сорвали, и потом
Я в темной спальне умирала.

Откройте шторы, душно мне,
Верните мне луга родные!
Здесь розы — только на стене,
Березы — палочки слепые.

Чужая осень. Дождь шумит.
Я тоже палочка слепая.
Свеча и плачет, и горит,
Лучом любовь напоминая.

Мне все равно, что дождь, что непогода,
Что озеро швейцарское шумит.
Я выйду поглядеть на качку парохода.
В тумане птица белая кричит.

Я жду любви, она идет навстречу,
Спустилась с гор, ступает по воде, —
Над нею вечер зажигает свечи,
И золото рассыпано везде.

Сегодня снова умер кто-то —
Как будто бы совсем чужой,
Но в сердце задрожала нота
И ноет и грустит со мной.

Ушел из дома, жизнь покинул,
И это солнце, и цветы,
Закончил красками картину,
Запечатлел свои черты

Для друга, для жены, для брата,
Быть может, тоже для меня.
Гляжу на отблески заката
Ему невидимого дня.

Песок оранжевого цвета,
Расстелен ковриком лужок…
Я слышу, как уходит лето,
Как с дерева упал листок.

Черные птицы летают,
Звезды крылом задевают.

Падает тень на лица,
Чья-то душа томится.

Воздух мучительно душен,
Всюду огонь потушен,

Только стучат по дороге
Узкие, длинные дроги.

Душу, забытую в мире,
Мрак обнимает все шире,

Господи, где Твое небо,
Чудо вина и хлеба,

Радость Твоей благодати,
Сила Твоих объятий?

Сердцем глухим и нищим
Волю святую ищем.

Не тревожься памятью напрасной,
Слушай чуткий голос тишины —
И во сне бывает жизнь прекрасной,
Наяву бывают тоже сны.

Солнце мальчик видит с восхищеньем,
Знает голод, помнит — только мать,
А душа уже полна томленья,
Смутно начинает вспоминать:

Сколько раз на землю возвращалась
Бедной странницей, не помня зла,
В детской комнате опять с начала
Ждет благословенья и тепла.

Все принять и не найти разгадки,
Снится сон — его не превозмочь.
Ветерок. Несется запах сладкий.
Чуден Днепр. Божественная ночь.

Девочка под утро умерла,
Умерла головка золотая.
Кукла неподвижно у стола
Стеклышками смотрит, не мигая.

Голубой комодик под окном,
Кактус-ежик распустил колючки.
Дверь закрыта. Никого кругом
Тишина… и восковые ручки.

Ползет букашка, прячется в листок, —
От мира страшного, яркого, большого!
Ей нужен только маленький мирок,
Одна полоска света голубого.

И нежностью душа твоя полна
К такому беззащитному созданью.
А в необъятном, так же как она,
Боишься потерять свое сознанье.

Милая, как жили мы убого
В доме деревянном на ветру!
Печка черная монашкой строгой
Остывала, догорев, к утру.

К жизни возвращали мы монашку,
Углем напитав ее с трудом,
Душу открывали нараспашку,
Грелись и слезами и огнем.

Милая, за что такая участь,
Ссылка — как предательский капкан?
И годами жили, жили, мучаясь.
А долину покрывал туман…

Это все напомнил старый чайник —
Вынула его из сундука:
Прошлого свидетель он случайный,
Трогала его твоя рука

Маленькая, бедная, сухая
От монашки черной, от воды.
— Память, память, горькая, святая.
Не стереть глубокие следы.

На вокзале в черном ты сидела
И покорно ожидала встречи.
Серо-тусклый опускался вечер,
Только звездочка одна горела.

Поезд мчится, тень кидая косо,
В небе ласточек несется стая,
Паровоз, протяжный вопль бросая,
Распускает дымчатые косы.

Это — призрак. Я гонюсь за тенью.
Всюду тени тенью окружают.
Чья-то здесь накидка кружевная,
Где-то обманувшее волненье.