Вослед ей Лесть проходит хлопотливо, Юна, проворна, хороша собой, Раскрашена, разубрана на диво, Обильней, чем цветами луг весной; Она вертит всем скромно и учтиво, Твердит лишь то, чего б хотел другой; И смехом и слезой она лукавит, Глазами любит, пальцами удавит.
Она не только мать злодейств придворных, Она их нянчит, кормит молоком, Хранит, растит в руках своих проворных... . . . . . . . . . . . . . . .
55
1
Для Красоты, что здесь погребена Безвременно, одно есть утешенье: Жизнь принесла ей смертное забвенье, А Смертью ныне жизнь возвращена.
3
Зачем не к ликам, старостью измятым, Пришла ты, Смерть, а сорвала мой цвет? - Затем что в небесах приюта нет Запятнанному тленьем и развратом.
4
Смерть нанести не пожелала рану Оружьем лет и преизбытком дней Красе, что здесь почила, - дабы ей Вернуться ввысь, не потерпев изъяну.
5
Почившая здесь Красота пришла Других существ на свет настолько краше, Что Смерть, с кем естество враждует наше Для дружбы с ним, ей жизнь оборвала.
7
Я здесь почил, чуть появясь на свет; Я - тот, к кому так быстро поспешила Смерть, что душа, чью плоть взяла могила, Едва заметила, что плоти нет.
8
Смерть не дала мне, погребя во мгле Ту Красоту, что здесь была моею, Вернуть ее всем тем, кто скуден ею, Чтоб прежним мне воскреснуть на земле.
- Друг Ваш мертвый рассуждает и говорит так: ежели небо отняло красоту у всех других людей в мире, дабы меня одного создать таким прекрасным, каким создало, и ежели по божественным законам я должен ко дню Страшного суда явиться таким же, каким был когда-то, то отсюда следует, что красоту, данную мне, я не могу вернуть тем, у кого отнял ее, но что я должен быть прекраснее их в вечности, а они уродливее меня. Это - противоположность той мысли, какую я выразил вчера, но то - притча, а это - истина.
Ваш Макельоньоло Буонарроти
12
Я словно б мертв, но миру в утешенье Я тысячами душ живу в сердцах Всех любящих, и, значит, я не прах, И смертное меня не тронет тленье.
- Ежели достаточно, не посылайте мне больше ничего.
16
Здесь рок послал безвременный мне сон, Но я не мертв, хоть и опущен в землю: Я жив в тебе, чьим сетованьям внемлю, За то, что в друге друг отображен.
- Не хотел посылать вам это, потому что скверно вышло, но форели и трюфели одолели бы и само небо. Вверяю себя вам.
17
Когда ста лет в двучасье ты лишился. То вечности тебя бы люстр лишил; - О нет, затем что за день век прожил, Кто за день жизнь познал и в склеп спустился!
- Некто видит Чеккино мертвым и обращается к нему, а Чеккино отвечает.
18
К благой судьбе я смертью приведен: Бог не желал меня увидеть старым, И так как рок не властен большим даром, Все" кроме смерти, было б мне в урон.
- Теперь, когда обещание пятнадцати надписей выполнено, я больше уже не повинен вам ими, разве что придут они из рая, где он пребывает.
19
Вот этот прах, остатки бытия, Где лика нет, где очи уж истлели, Урок тому, кого пленять умели, В какой тюрьме жила душа моя.
- Вбейте в себя две последние строчки, ибо они - нравоучительные; посылаю же я вам это в погашение пятнадцати надписей.
21
Кто этот гроб слезами орошает, Тот понапрасну верит, что вернет Его слеза сухому древу плод: Ведь по весне мертвец не воскресает.
- Эта глупость, тысячекратно сказанная, - ни к чему!
28
Мне красоту пожаловал Господь, Родитель же мне передал лишь тело; Но если Богом данное истлело, Что ж смертная от смерти примет плоть?
- Посылаю вам с запиской дыни, рисунка же пока нет, но я изготовлю его непременно со всем искусством, на какое способен. Поручите меня вниманию Баччо и скажите ему, что будь у меня здесь рагу, каким он угощал меня там, я стал бы теперь вторым Грациано, и поблагодарите его за меня.
33
При жизни я кому-то жизнью был, И с той поры, как сделался я прахом, Ревнивый друг ждет смерти, мучим страхом, Чтоб кто-нибудь его не упредил.
- Нескладица! Ручей иссяк; надо подождать дождя, а вы так торопите!
45
Чеккино - в жизни, ныне - я у Бога, Мирской на миг, небесный навсегда; Счастливая вела меня звезда: Где стольким в смерть, мне в жизнь была дорога.
- Так как поэзия этой ночью молчала, посылаю вам четыре надписи, за три пряника скряги и вверяю себя вам.
56
Ночь! сладкая, хоть мрачная пора, От всех забот ведущая к покою! Как зорок тот, кто чтит тебя хвалою, Как та хвала правдива и мудра!
Ты тяжесть дум снимаешь до утра, Целишь их жар прохладою ночною, И часто я, влеком своей мечтою, Во сне взлетаю на небо с одра.
О сумрак смерти, знаменье предела Всех вражеских душе и сердцу бед, Конец печалей, верное лекарство,
Ты можешь врачевать недуги тела, Унять нам слезы, скинуть бремя лет И гнать от беззаботности коварство.
57
1
Невелика цена тому... . . . . . . . . . . . . . . . Ты б увидал свой лик в моем, Во всей его красе и благостыне, Когда б не слеп в избытке света ныне.
2
Никто желанной воли не найдет До той поры, пока не подойдет К пределам жизни и искусства.
3
В такой злосчастной доле мне ваш лик Несет, как солнце, то рассвет, то сумрак.
4
Хоть счастлив я твоим благоволеньем, Страшусь его, как гнева твоего, Затем что крайностью его Любовь опять смертельным бьет раненьем.
5 Другой стреле удастся ли вперед - не знаю, . . . . . . . . . . . . . . . Но рок сильней, чем мой исконный навык.
6
Что должен? Что могу? Иль чем. Любовь, Еще доймешь, пока есть в жилах кровь? . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Скажи ему, что вновь и вновь Ты злой звездой теснишь его заботы... . . . . . . . . . . . . . . .
58
Я заточен, бобыль и нищий, тут, Как будто мозг, укрытый в костной корке, Иль словно дух, запрятанный в сосуд;
И тесно мне в моей могильной норке, Где лишь Арахна то вкушает сон, То тянет нить кругом по переборке;
У входа кал горой нагроможден, Как если бы обжоре-исполину От колик здесь был нужник отведен;
Я стал легко распознавать урину И место выхода ее, когда Взгляд поутру сквозь щель наружу кину;
Кошачья падаль, снедь, дерьмо, бурда В посудном ломе - все встает пределом И мне движенья вяжет без стыда;
Душе одна есть выгода пред телом: Что вони ей не слышно; будь не так Сыр стал бы хлебу угрожать разладом;
С озноба, с кашля я совсем размяк; Когда душе не выйти нижним ходом, То ртом ее мне не сдержать никак;
Калекой, горбуном, хромцом, уродом Я стал, трудясь, и, видно, обрету Лишь в смерти дом и пищу по доходам;
Я именую радостью беду, Как к отдыху, тянусь я к передрягам Ведь ищущим Бог щедр на маету!
Взглянуть бы на меня, когда трем Магам Поют акафисты, - иль на мой дом, Лежащий меж больших дворцов оврагом!
Любовь угасла на сердце моем, А большая беда теснит меньшую: Крыла души подрезаны ножом;
Возьму ль бокал - найду осу, другую; В мешке из кожи - кости да кишки; А в чашечке цветка зловонье чую;
Глаза уж на лоб лезут из башки, Не держатся во рту зубов остатки, Чуть скажешь слово, крошатся куски;
Лицо, как веер, собрано все в складки Точь-в-точь тряпье, которым ветер с гряд Ворон в бездождье гонит без оглядки;
Влез в ухо паучишка-сетопряд, В другом всю ночь сверчок поет по нотам; Одышка душит, хоть и спать бы рад;
К любви, и музам, и цветочным гротам Мои каракули, - теперь, о страх, Кульки, трещотки, крышки нечистотам!
Зачем я над своим искусством чах, Когда таков конец мой, - словно море Кто переплыл и утонул в соплях.
Прославленный мой дар, каким, на горе Себе, я горд был, - вот его итог: Я нищ, я дряхл, я в рабстве и позоре.
Скорей бы смерть, пока не изнемог!
59
Резь, лихорадка, боль зубов и глаз...
60
И высочайший гений не прибавит Единой мысли к тем, что мрамор сам Таит в избытке, - и лишь это нам Рука, послушная рассудку, явит.
Жду ль радости, тревога ль сердце давит, Мудрейшая, благая донна, - вам Обязан всем я, и тяжел мне срам, Что вас мой дар не так, как должно, славит.
Не власть Любви, не ваша красота, Иль холодность, иль гнев, иль гнет презрений В злосчастии моем несут вину,
Затем, что смерть с пощадою слита У вас на сердце, - но мой жалкий гений Извлечь, любя, способен смерть одну.
61
Как из скалы живое изваянье Мы извлекаем, донна, Которое тем боле завершение, Чем больше камень делаем мы прахом, Так добрые деянья Души, казнимой страхом, Скрывает наша собственная плоть Своим чрезмерным, грубым изобильем; Лишь ты своим размахом Ее во мне способна побороть, Я ж одержим безводьем и бессильем.
62
Здоровый вкус разборчиво берет В первейшем из искусств произведенья, Где тел людских обличье и движенья Нам глина, мрамор, воск передает.
Пусть времени глумливый, грубый ход Доводит их до порчи, разрушенья, Былая красота их от забвенья Спасается и прелесть бережет.
63
Надежная опора вдохновенью Была дана мне с детства в красоте, Для двух искусств мой светоч и зерцало. Кто мнит не так, - отдался заблужденью: Лишь ею влекся взор мой к высоте, Она резцом и кистью управляла.
Безудержный и низкопробный люд Низводит красоту до вожделенья, Но ввысь летит за нею светлый ум. Из тлена к божеству не досягнут Незрячие; и чаять вознесенья Неизбранным - пустейшая из дум!
