25 ноября 1918
* * *
Ты многого, слишком ты многого хочешь!
Тоскливо и жадно любя,
напрасно ты грезам победу пророчишь,
когда он глядит на тебя.
Поверь мне: он женщину любит не боле,
чем любят поэты весну…
Он молит, он манит, а сердце — на воле
и ценит лишь волю одну!
И зори, и звезды, и радуги мая —
соперницы будут твои,
и в ночь упоенья, тебя обнимая,
он вспомнит о первой любви.
Пусть эта любовь мимолетно-случайно
коснулась и канула… Пусть!
В глазах у него замечтается тайна,
тебе непонятная грусть…
Тогда ты почувствуешь холод разлуки.
Что ж делать! Целуй и молчи,
сияй безмятежно, и в райские звуки
твои превратит он лучи!
Но ты… ты ведь любишь властительно-душно,
потребуешь жертв от него,
а он лишь вздохнет, отойдет равнодушно —
и больше не даст — ничего…
26 ноября 1918
* * *
Феина дочь утонула в росинке,
ночью, играя с влюбленным жучком.
Поздно спасли… На сквозной паутинке
тихо лежит. Голубым лепестком
божьи коровки ей ноги покрыли,
пять светляков засияли кругом,
ладаном синим ей звезды кадили,
плакала мать, заслонившись крылом.
А на заре пробудилась поляна:
бабочка скорбную весть разнесла…
Что ей — до смерти? Бела и румяна,
пляшет в луче и совсем весела.
Все оживляются… "Верьте не верьте, —
шепчут друзьям два нескромных цветка, —
феина дочь на мгновенье до смерти
здесь, при луне, целовала жучка!"
Мимо идет муравей деловитый.
Мошки не поняли, думают — бал.
Глупый кузнечик, под лютиком скрытый,
звонко твердит: так и знал, так и знал…
Каждый спешит, кто — беспечно, кто мрачно.
Два паука, всех пугая, бегут.
Феина дочь холодна и прозрачна,
и на челе чуть горит изумруд.
Как хороша! Этот тоненький локон,
плечики эти — кто б мог описать?
Чуткий червяк, уж закутанный в кокон,
просто не вытерпел, вылез опять.
Смотрят, толкаются… Бледная фея
плачет, склонившись на венчик цветка.
День разгорается, ясно алея…
Вдруг спохватились: "Не видно жучка!"
Феина дочь утонула в росинке,
и на заре, незаметен и тих,
красному блику на мокрой былинке
молится маленький черный жених…
1 декабря 1918
* * *
Ты на небе облачко нежное,
ты пена прозрачная на море,
ты тень от мимозы на мраморе,
ты эхо души неизбежное…
И песня звенит безначальная.
Зову ли тебя — откликаешься,
ищу ли — молчишь и скрываешься,
найду ли? Не знаю, о Дальняя.
Ты сон навеваешь таинственный.
Взволнован я ночью туманною,
живу я мечтой несказанною,
дышу я любовью единственной.
И счастье мне грезится дальнее,
и снится мне встреча блаженная,
и песня звенит вдохновенная,
свиваясь в кольцо обручальное.
10 ноября 1918, Крым
На качелях
В листву узорчатую зыбко
плеснула тонкая доска,
лазури брызнула улыбка,
и заблистали небеса.
И на мгновенье, над ветвями,
я замер в пламени весны,
держась простертыми руками
за две звенящие струны.
Но ослепительно метнулась
ликующая синева,
доска стремительно качнулась,
и снизу хлынула листва.
И лиловеющая зелень
вновь заслонила небосвод,
и очарованно-бесцелен
дугообразный стал полет.
Так реял я, то опускаясь,
мелькая тенью по листам,
то на мгновенье приближаясь
к недостижимым облакам.
15 декабря 1918
Новый год
"Скорей, — мы говорим, — скорей!"
И звонко в тишине холодной
захлопнулись поочередно
двенадцать маленьких дверей…
И удалившихся не жаль нам:
да позабудутся они!
Прошли те медленные дни
в однообразии печальном.
А те, другие, что вошли
в полуоткрывшиеся двери,
те не печали, не потери,
а только радость принесли.
Но светлые дары до срока
они, туманные, таят,
столпились и во мгле стоят,
нам улыбаясь издалёка…
1 января 1919
Ю. Р.
Как ты, я с отроческих дней
влюблен в веселую опасность…
Друг милый, родственную ясность
я узнаю в душе твоей.
Мы беззаботно сердцем юны…
(Пусть муза хмурится моя!)
На хрупкой арфе бытия
перебираем те же струны
и в соловьином забытьи
поем, беспечно принимая
от неба жизненного мая
грозу и радугу любви.
Нам до грядущего нет дела,
и прошлое не мучит нас.
Дверь черную в последний час
мы распахнем легко и смело.
Я верю сказкам вековым
и откровеньям простодушным:
мы встретимся в краю воздушном
и шуткой звезды рассмешим.
Январь 1919
Утро
Как светлозарно день взошел!
Ну, не улыбка ли Господня?
Вот лапки согнутые поднял
нежно-зеленый богомол.
Ведь небеса и для него…
Гляжу я, кроткий и счастливый…
Над нами — солнечное диво,
одно и то же Божество!
1 февраля 1919
* * *
На ярком облаке покоясь,
ты проплываешь надо мной.
Под липами, в траве сырой
я отыскал твой узкий пояс.
Он ослепляет серебром…
Я удаляюсь. В песне четкой
я расскажу дриаде кроткой
об одиночестве моем.
Под липами — ручей певучий,
темнеют быстрые струи.
Подкидывают соловьи
цветные шарики созвучий…
Вот и янтарная луна.
В луче вечернем, чародейном,
ты дуновеньем легковейным
на небеса унесена…
Скиф
Ночь расплелась над Римом сытым,
и голубела глубь амфор,
и трепетал в окне раскрытом
меж олеандров звезд узор.
Как бы струя ночной лазури,
плыл отдаленной лиры звон.
Я задремал на львиной шкуре
средь обнаженных, сонных жен.
И сон мучительный, летучий
играл и реял надо мной.
Я плакал: чудились мне тучи
и степи Скифии родной!
* * *
Я был в стране Воспоминанья,
где величаво, средь сиянья
Небес и золота песков,
проходят призраки веков
по пирамидам смугло-голым,
где вечность, медленным глаголом
вникая в сумерки души,
волнует путника — в тиши
пред сфинксом мудрым и тяжелым.
Ключ неразгаданных чудес
им человечеству завещан…
О, глаз таинственный разрез!
На глыбе голубой, средь трещин,
застыл божественный Рамзес
в движенье тонко-угловатом…
Изиды близится закат;
и пальмы жестко шелестят,
и туч — над Нилом розоватым —
чернеют узкие струи…
Там — на песке сыром, прибрежном,
я отыскал следы твои…
Там, в полудымке, в блеске нежном,
пять тысяч лет тому назад,
прошла ты легкими шагами
и пела, глядя на закат
большими, влажными глазами…
17 февраля 1919
* * *
О, встречи дивное волненье!
Взгляд заревой… Крылатый крик…
Ты осязаемо, виденье!
К тебе я трепетно приник…
Я по морям туманным плавал,
томился в пасмурной стране,
и скучный бог и скучный дьявол
бесцельно спорили во мне.
И на полночных перепутьях
Страсть появлялась предо мной —
босая, в огненных лоскутьях,
с закинутою головой…
Но не просил я ласок ложных,
я тосковал в садах земных…
Среди сомнительных и сложных
искал я верных и простых.
О достиженье, крылья, зори!
Мечта оправдана вполне!
С алмазной песнею во взоре
ты наклоняешься ко мне…
Пчела
По ночам, во мгле лазурной,
вспоминаю жизнь мою;
поцелуев мед пурпурный
в сотах памяти таю.
На заре, в тени росистой,
о грядущем сны мои,
о цветах — в траве душистой
по краям путей любви.
А уж в полдень полновластный
в ту весеннюю страну
прилечу пчелою красной
и к твоим устам прильну!
2 марта 1919
