- Стой! - говорит он добродушно. - А то потом будет стыдно.
Нестратов что-то недовольно бормочет. Чижов наблюдает за ним почти с профессиональным интересом.
- Глупейшее мальчишество, - сердито сопит Нестратов, - можно и пошутить и подурачиться, я не против, но есть же мера...
- Тяжелый случай, - как бы про себя произносит Чижов, - запутанный. Я и не думал...
- Чушь какая! - Нестратов вынимает платок и отряхивается. - Так я ждал вас, думал: вот наконец встретимся, поедем вместе отдыхать, сколько лет собирались... Поговорим по душам, старину вспомним.
- Эх, хороша наша Яуза, - вздыхает Чижов, - только берега видать!
- И поедем, и вспомним, - кивает Лапин. - И очень я, друга мои, доволен, что не поедем мы ни в Гагры, ни в Сочи, ни в Кисловодск, а поедем мы по тихим нашим широким русским рекам, как мечталось когда-то, поглядим на неведомые берега, да и вообще есть на что посмотреть и на Чусовой, и на Каме, и на Белой...
- Подлечиться бы надо, - морщится Нестратов, - совсем я измотался, ежели хотите знать. Энфизема легких от выступлений всяких, от речей. Поверите ли, вот ездил за границу с делегацией, так за месяц - семьдесят выступлений. Не щадят. А ведь я еще нужен! Задыхаюсь при малейшем... По ночам повернусь па другой бок и задыхаюсь, устал... Тромбофлебит, и сердце стало пошаливать. Беречь, беречь себя надо! Для дела, для государства. Поверьте, не о себе беспокоюсь. Хотя на пароходе тоже хорошо. Воздух, вода... Если, конечно, достаточно комфортабельно.
- Нашел! - восклицает вдруг Чижов с торжеством.
- Что такое? - Нестратов подозрительно смотрит на него.
- Ты погоди, постой! - отмахивается Чижов. - Мы сейчас с Сашей пошепчемся немного. Вроде консультации. Тебе как больному нельзя слушать.
Он наклоняется к Лапину и что-то негромко и оживленно шепчет.
Нестратов следит за ними с плохо скрытым беспокойством.
- Опять ерунду какую-нибудь затеваете? - спрашивает он. - И откуда у вас силы берутся? Забот, видно, мало.
- Не беспокойтесь, - улыбается Лапин, - Чижик надумал прекрасную штуку.
- Какую?
- Узнаешь! - сурово отвечает Чижов. - Только для этого потребуется время. Сил надо не пожалеть и отдыхом своим пожертвовать... Так что для тебя это дело не годится...
- Как это понять? Мы не едем, значит?
- Обязательно едем! - говорит Лапин.
- Встреча на вокзале! - командует Чижов. - Форма одежды парадная летняя. И поскольку ты потратился на такси, билеты берем мы!
Вокзал.
На круглых вокзальных часах стрелки показывают шестнадцать часов двадцать минут. На перроне, у готового к отправке поезда, обычная предотъездная толчея.
Проходит с котомками и рюкзаками веселая компания студентов. Какая-то пожилая женщина, окруженная детьми, громко считает:
- Оля, Петя, Женя, Наташа... А где Вова?
И все ребята принимаются хором кричать:
- Вова! Вова! Вова!..
Пробегает с чемоданчиком уже знакомая нам девушка из Тугурбая. Останавливается, покупает у продавщицы палочку эскимо и, подхватив чемоданчик, устремляется дальше - разыскивать свой вагон.
У выхода на перрон стоят Чижов и Лапин.
Их трудно узнать. На Лапине брезентовая куртка, высокие охотничьи сапоги, за плечами вещевой мешок армейского образца и чехол с удочками. А Чижов и вовсе в самом затрапезном виде - в примятой, блином, кепке, в парусиновых брюках, в повидавшем лучшие времена пиджаке с короткими рукавами. И только гитара, висящая у него за спиной, украшена кокетливым розовым бантом.
- А ты не боишься, - спрашивает Лапин, - Что первый, так сказать, эффект может оказаться слишком уж сильным?
- Ерунда! - весело говорит Чижов. - В таких случаях нужны не пилюли, а хирургическое вмешательство.
Лапин хмыкает:
- Это все так. Но я почему-то слегка волнуюсь. Ты не думаешь, что...
- Смотри! - перебивает Чижов.
На перроне появляется Нестратов.
В светло-серой мохнатой шляпе, в белом пыльнике, он шагает медленно и важно, на голову возвышаясь над толпой. Рядом с ним семенит его жена маленькая, вертлявая, на тоненьких высоких каблучках, в широчайшем модном пальто и зеленой шляпе с торчащим красным перышком. Ее бережно, под локоток поддерживает референт.
За ними следуют человек шесть провожающих, которые выражают свое отношение к происходящему только жестами и мимикой. А сзади, тяжело отдуваясь, носильщик тащит огромный, апельсинового цвета фибровый чемодан.
- Василий Васильевич! Индюк!
- Что?! - Супруга Нестратова оглядывается с испугом и негодованием.
Нестратов медленно поворачивает голову, удивленно смотрит на друзей:
- Вы?
- Мы!
- Нда! - усмехается Нестратов. - Воистину форма одежды парадная летняя. Уж не на маскарад ли мы едем?
- Все может быть, Вася! - загадочно отвечает Лапин и любезно раскланивается с женой Нестратова. - Здравствуйте, Елена Вячеславовна! И вы нас не узнали?
- Здравствуйте, Елена свет Вячеславовна! - подхватывает Чижов. Охотники за приключениями приветствуют вас!
- Здравствуйте, здравствуйте! - щебечет супруга. - Как мило - вы совсем охотники, я даже видела где-то такую картину... - И тут же, отвернувшись, шепчет референту: - Странные фантазии у Василия! Я всегда, всегда была против... Какие-то воспоминания, какое-то детство... Они приличные люди, я не спорю, но это же все-таки не наш круг... А Василий забывает, что в его положении...
- Я поражаюсь, Елена Вячеславовна! - сочувственно отвечает референт. Другого слова нет: я по-ража-юсь!
- Гражданин! - тоненьким от натуги голосом говорит носильщик. - Куда чемодан-то нести? Вагон какой?
- У кого билеты, товарищи?
Лапин спокойно достает из кармана куртки конверт с железнодорожными билетами. Нестратов берет конверт не глядя, кивает головой:
- Ага, отлично. Пошли!
Все тем же размеренным шагом, негромко и нгутливо, разговаривая с провожающими, Нестратов направляется к международному вагону. Следом носильщик тащит апельсиновый чемодан, а сзади, с загадочными улыбками на лицах, идут Лапин и Чижов.
- Прошу! - говорит Нестратов и величественным жестом протягивает усатому проводнику международного вагона конверт с билетами.
Женский голос по радио объявляет:
- Граждане пассажиры, через три минуты от первой платформы отправляется скорый поезд номер двадцать четыре "Москва - Уфа". Просьба к отъезжающим занять места. Повторяю...
- Виноват, гражданин начальник! - неожиданно говорит усатый проводник, с удивлением смотрит на Нестратова и возвращает ему билеты. - У вас жесткий будет вагончик.
Лапин и Чижов замирают.
На лицах людей, провожающих Нестратова, ужас и изумление.
- Как - жесткий?! Что за вздор?! Кто брал билеты? - растерянно оборачивается Нестратов к друзьям.
- Я брал, - умильно говорит Лапин. - А что тебе не нравится, Василий? Отличные, по-моему, билеты, хочешь - нижнее место возьмешь, хочешь верхнее. А в международном - духота, скука, купе двухместное, а нас трое.
Супруга Нестратова, потерявшая на время дар речи, взвизгивает:
- Только через мой труп! Сию же минуту домой. Я все время предчувствовала это! Больного человека... - Но ее никто не слушает.
- Я не поеду в жестком! - дрожащим голосом произносит Нестратов.
- Поедешь!
- Нет, не поеду! - в отчаянии восклицает Нестратов и в знак протеста садится на свой апельсиновый чемодан.
- Поедешь, милый, поедешь. Теперь уже глупо возвращаться домой.
Громко и протяжно гудит паровоз.
Высунувшись из окон, пассажиры жесткого вагона - пожилой колхозник с седыми усами, степенная женщина с малышом, две девчушки в цветастых платках, - с интересом наблюдая за разыгравшейся на перроне сценой, подают советы:
- Эй, с бородой, ты давай вещички его запихивай - он тогда влезет!
- Дяденьки, дяденьки! Опоздаете, дяденьки!
Соединенными усилиями Лапину с Чижовым удается втолкнуть Нестратова на площадку вагона.
Свисток - и поезд трогается.
Проплывают мимо вагоны с надписью: "Москва - Уфа". На опустевшем перроне молодая женщина в железнодорожной форме спрашивает у дежурного по станции:
- Что тут за шум был?
- В девятый вагон ненормального сажали, - спокойно отвечает дежурный. Видать, привезли лечить и не долечили!
Ужас, почти отчаяние на лице супруги Нестратова.
Гудит паровоз.
Ровно, неторопливо постукивают колеса.
Остались позади пригородные строения, заводские заборы, подмосковные дачные места, и вот уже пошли мелькать перед окнами леса и перелески, быстрые безымянные речки, зеленеющие поля.
Начинается веселая и хлопотливая жизнь жесткого вагона поезда дальнего следования. В тамбуре проводник уже гремит стаканами в больших металлических подстаканниках. Распаковываются чемоданы и сумки с нехитрым дорожным довольствием - крутыми яйцами, холодными котлетами и жареной курицей. Проходит по вагону добродушный военный в расстегнутом кителе, предлагая желающим "заложить добрую пулечку". Уже любитель громкого пения, выкрутив до отказа усилитель репродуктора, слушает с блаженной улыбкой радостные излияния тенора:
